– Свадьба, похоже…

– Интересно, чей сын женится?

– Наверно, какого-нибудь начальника.

– Возможно, едут из-за границы: из Аравии или Японии.

– Говорят же, день рождения.

– Но этого не может быть: кто сможет поднять такие расходы, – судачили работники ресторана.

– За свои шестьдесят четыре года я такого не видела, – сказала одна посудница.

Наконец, долгожданный день наступил. Площадь перед рестораном заполнилась машинами «жигули», БМВ, «вольво», «тойота», «мерседес», «хонда», «Опель Аскона», «ситроен». Вышедшие из машин хорошо одетые надменные мужчины, расфуфыренные шумливые молодые женщины исчезли в дверях «Акчарлака». В зале в загадочном сумраке их встретили звуки «Восточного танца» нашего известного композитора. По обе стороны зала расставлены столы, посередине оставлена площадка для танцев. Оркестр, расположенный на низкой эстраде, гремит беспрерывно. В конце зала под высокой, упирающейся в потолок пальмой стоит длинный стол. За столом, как раз посередине, сидит умопомрачительной красоты девушка в обтягивающем тело чёрном с блёстками платье и таком же тюрбане на голове. Круглые блёстки при падающем на них свете мерцают как кораллы, рассыпая тысячи искр вокруг. На лбу к тюрбану приколота бриллиантовая брошь, светящаяся как маленькое солнце. По обе стороны девушки расположились парни, такие же красивые, ловкие. Угадывают по движению глаз хозяйки, что ей нужно, и тут же передают в зал её распоряжения.

– Смотри… это же наша Шура!

– Тише, дурак!

– А идёт ей.

– Ну!

– Сидит, как царица Екатерина.

– Сказано, не распускай язык.

Из их разговора понятно, что они новенькие – мелкая сошка. Кто их позвал сюда, неизвестно. Возможно, кто-то пригласил, чтобы показать, приучить, а они ведут себя, как на улице. Недаром сказано, что сколько волка ни корми, всё равно в лес смотрит.

– Клянусь, они хотят выкинуть что-то, – молвил тот болтливый парень.

Собеседник резко отрезал:

– Ещё одно слово, падла, и выкину тебя отсюда!

– Всё, всё… сказал тот, взял в руку свою рюмку и замолчал.

За столиками, где сидела мелкая сошка, разговоры велись в таком ключе. За столиками, что посередине, вырывались слова типа «киря», «бабки», «лимон», «лимузин». Читатель, возможно, не знает, что на жаргоне эти слова означают «друг», «доллар», «миллион», «иномарка». Сидящие в первом ряду мужчины постарше, солидные, с животами, и хорошо одетая, со стройными фигурами молодёжь с сознанием своего достойного положения откинулись на спинки своих стульев, спокойно ожидая начала торжества.

Услышав шум и голоса со стороны «мелкой сошки», они одним взглядом устанавливают тишину. Вот девушка хлопнула в ладоши. Оркестр и зал умолкли. Сидящие выпрямили свои спины и устремили взгляды на девушку. Она встала и взглянула на свои с переливающимися бриллиантами часы.

– Вход можно закрыть, – сказала она, кивнув в сторону швейцара.

– Он заперт.

– Уважаемые друзья, – начала девушка, оглянув зал. – Мы впервые собираемся подобным образом. Хотелось бы, чтобы серьёзность, величие и крайнюю знаменательность этого события вы поняли своим сердцем. Это не простое торжество, это день рождения всенародно уважаемого нашего Аксакала!..

Зал стоя долго аплодировал. Послышались возгласы:

– Да здравствует Аксакал!

– Где сам? Просим самого!

– Будет, когда придёт время, – сказала девушка, продолжая свою речь. – Сейчас я предлагаю первый тост в честь нашего Аксакала, его здоровья. Пусть природа наградит его долгой жизнью! Крепким здоровьем! Пусть будет суждено через тридцать лет отметить его столетие!

– Присоединяемся!

– Аксакалу слава!

– Ура-а-а!..

Застолье продолжалось в таком приподнятом настроении, с тостами одни краше других. Однако виновник торжества, который должен был выступить с ответным словом, всё ещё не показывался.

Оркестр играл, артисты пели, гости, выйдя на середину зала, танцевали. Пили, ели, ещё танцевали. Некоторые успели хорошенько набраться. Это те, которые ближе к выходу, – их быстренько проводили. А так большинство не выходило из рамок – хорошо знали, на каких торжествах находятся.

– А кто же этот Аксакал? – поинтересовался недавно работающий на фирме.

– Сопли не высохли ещё, всё знать.

– Всё же надо бы увидеть.

– Если отходную тебе прочитают, может, и увидишь. Давай поднимем ещё по одной.

В зале снова установился полумрак. Заиграли разноцветные снопы огня. На середину низкой эстрады вышли семеро девушек, одетых в прозрачные платья. И сетчатые платья, и нижнее бельё в обтяжку отнюдь не были предназначены скрывать прелести девушек. Стройные фигуры, красивые движения вводили в соблазн присутствующих в зале. В заключение девушки исполнили «Восточный танец». Затем выступающих на эстраде сменила молодёжь, сидевшая за столом: мол, чем мы хуже? Танцы, начавшиеся с повисшими на шее парней девушками, через некоторое время кончились ползанием на четвереньках между ног, плясками с приподнятыми узкими юбками и задранными на голову длинными платьями. Шура сразу учуяла в этом дешёвку и низкопробность. Как и в первый раз, она хлопком в ладоши установила тишину.

– Может, вам кровати прикажете поставить? – зло крикнула она.

Гости, казалось, протрезвели. Шура медленно обошла столы, бросив на каждого испепеляющий взгляд: не забывайте, дескать, перед кем танцуете. Её так и поняли.

– Попробую уговорить самого, – сказала она, направляясь вправо в банкетный зал.

Оркестр тихо заиграл «Тафтиляу».

– Аксакал любит эту песню, это его гимн, – сказал Шамиль Бакаев, обращаясь к Тимержану Сафаргалиеву, только сегодня вернувшемуся из сибирской командировки, – обрадуется ещё, когда узнает о твоих успехах.

– Не будем говорить на эту тему. Он сейчас не лезет в наши дела.

– А следит.

– Это есть.

– Если ошибёшься, найдёт и наказание.

– Ну тебя, скажи «тьфу-тьфу».

– Давай, держи бальзам. Не скиснуть бы тебе после того, как проводишь Нурию…

Друзья не успели закончить разговор, как из банкетного зала показалась Шура. Она быстро направилась в середину зала, подав знак оркестру играть тише.

– Браво!

Послышались аплодисменты. Вон, оказывается, каков Аксакал! Ростом под два метра, в ширину как голландская печь, крупная голова с густыми седыми волосами, внешность напоминает величественную фигуру азербайджанского поэта Самеда Вургуна. Огромный орлиный нос на широкоскулом лице, кажется, добавляет привлекательности. А вот какие глаза, определить нельзя: несмотря на сумрак, глаза закрыты синеватыми очками. Во рту с толстыми, как у негра, губами дымит гаванская сигара. Живой паровоз! Дымом от сигары не затягивается. Что бы ни делал, всё к лицу ему.

Вот это человек! Вот это личность! Таких даже в президенты выбрать было бы не зазорно. Обратите внимание на внешность, походку, телодвижения: величественность, решительность, властность сквозит во всём. Ступает тихо, осторожно, будто опасаясь провалить пол. Держит себя свободно, независимо, чувствуя своё превосходство над другими. Порой кажется простым, но в то же время излучает какую-то странную мощь, зловещую таинственность. Как будто для того, чтобы это не вырвалось наружу, по бокам его охраняют такие же, как он сам, могучие молодцы. Место его, конечно, рядом с Шурой. А парни заняли места по обе их стороны. Время настало. Шура слегка растерялась, так как не была мастерицей произносить речи. Похоже, переживала, что не сможет найти красивых, подходящих слов для Аксакала.

– Если где-то скажут, что есть гигантская личность, то это будет наш уважаемый и почтенный Аксакал, – начала Шура, собравшись с мыслями. – Спасибо, тысячу раз спасибо за то, что, уважив нас, вышел в этот зал. Наш Аксакал больше пятидесяти лет своей жизни посвятил служению нашему народу. Только недавно я дала ему слово не выступать с речью, но, что делать, нарушаю обещание, так как в этот вечер не сказать слово в честь юбиляра – грех. Вы меня, конечно, понимаете, друзья, мы за всё, за всё в долгу перед Аксакалом, всех нас он вывел в люди. Пожелаем ему долгой жизни и крепкого как сталь здоровья! С юбилеем Вас, Аксакал! На радость нам живите ещё долгие годы, будьте здоровы!