Время шло, я была на полпути к ванной, когда опять зазвенел телефон. Да что это такое? Кому я опять понадобилась?

Побежала в спальню, схватила трубку:

– Кто? – заорала, даже не посмотрев на дисплей.

– Это Кира, – узнала голос нашей старосты. Он звучал слишком уж официально.

Насторожилась.

– Что случилось? – спросила уже спокойнее.

– Это у тебя что случилось, почему ты не пришла на занятия? – я замерла.

– Проспала. Решила не идти, – ответила чистую правду.

– Господин Датский, она заболела. Вот потому и не смогла прийти, – произнесла Кира явно не мне. – Говорит, что голова болит, в горле першит. Наверное, простудилась.

Бли-и-и-н, неужели это происки нового декана? Похоже на то. Но благодаря находчивой старосте я не выглядела злостной прогульщицей. Болезнь это уважительная причина, которую принимают во всех учреждениях в качестве отмазки.

– Передайте вашей подруге, что врать декану – нехорошо, – услышала на том конце. Как только появится на занятиях, пусть зайдет ко мне. Так и скажите.

– Да, господин Датский. Все передам как вы сказали, – ответила староста.

– Я и не врала! – гаркнула.

– Тихо ты! – шикнула на меня Кира. – Я тут тебя спасаю, а ты… все решила испортить, дуреха. Тут такой шмон. Декан проверяет явку на всем факультете. Я еле тебя прикрыла. А ты…

– А что я? Откуда я знала, что все так серьезно? – принялась оправдываться.

– Ладно. Забудь. Когда будешь?– поинтересовалась обычным голосом.

– Завтра. Мать тянет на шопинг,– пожаловалась.

– Мечта-а-а, – протянула Кира, прежде чем отключиться.

Хорошая девочка наша староста. Я ее очень любила, впрочем, как и многие другие студенты. Она ни раз нас выручала в сложных ситуациях.

Я только успела принять душ и высушить волосы, как в дверь позвонили.

– Вот засада! – по-прежнему держа в руке массажную щетку, отправилась открывать. – Мамочка, как я рада тебя видеть! – с порога кинулась на шею родительнице.

Не только мама могла манипулировать мною и приказывать, но и я. Зная наверняка как действует на мамочку телячьи нежности, я сразу же настроила ее на позитивный лад.

– Донюшка, моя деточка, я так по тебе скучала, – принялась обнимать, забыв все обличительные слова, которые собралась произнести в мой адрес, видя в несобранном виде.

Мама была пунктуальна до мозга костей и не любила людей, которые не поддерживали ее в подобном. А я иногда страдала некой рассеянностью, потому частенько и получала от родительницы на орехи.

– А как скучала я, ты не представляешь, – не имело значения то, что жили не так уж далеко друг от друга, какие-то сто километров, которые при наличии хорошей машины преодолевались всего за полтора часа.

– Доня, мы опаздываем, – строго произнесла мама, когда время обнимашек истекло.

– Мамулечка, я сейчас быстро. Мне осталось только одеться.

– И накраситься, – строго произнесла она.

Мама считала, что женщина должна быть всегда во всеоружии, это касалось не только одежды, аксессуаров, но и макияжа.

«Вкус прививают смолоду» – любила она повторять, тяжело вздыхая, когда речь заходила о «перекройке» под себя «папыЖоры».

Однако надо ей отдать должное, она добилась огромных успехов. Из мужчины в мятой форме и дырявых носках «папаЖора» превратился в настоящего полковника со стильной прической. А дырявые носки ушли в прошлое. Теперь, стоило дырочке обозначиться на носке, «папаЖора» шлепал к мусорному ведру и выбрасывал прохудившуюся вещь. За что получал одобрительный поцелуй от мамы. Видя все это, я тихо посмеивалась. Дрессура – уровень Бог.

– Да, мамуль. Какую мне помаду выбрать: розовую или телесного цвета? – спросила, зная наперед что она ответит.

– Я должна видеть в чем моя дочь собирается выходить из дома, – произнесла она строгим голосом.

– Туника, которую ты мне купила в прошлый раз и лосины в тон.

– Может все же наденешь платье? – мама считала, что платье гораздо более к лицу молодой девушке.

– Отлично. Тогда надену голубое. Помнишь, мы его купили в…, – мне не дали договорить.

– Надевай, и побыстрее, – мама явно спешила.

– Уже бегу, – я отставила родительницу в коридоре, а сама побежала в спальню. Не маленькая, найдет дорогу на кухню или в гостиную.

Не успела достать из открытого шкафа платье, как услышала недовольное:

– Что ты ешь на завтрак? – возмущение доносилось из кухни.

Так. Понятно. Мама прямиком направилась к холодильнику. Я глубоко вздохнула, надеясь не сорваться. Вот кто ее просил лезь в него? Оно ей надо? Чего совать свой нос туда, куда не стоит?

– Мама, это для гостей. А на завтрак я ем овсянку, – прокричала я, натягивая платье.

Бедная моя колбаса, сейчас она летит прямиком в мусорку. А ведь я только позавчера ее купила в соседнем супермаркете. Придется вновь идти в магазин после отъезда родительницы.

Я очень любила маму, но ее приверженность к здоровому питанию сильно напрягала.

– Для гостей, говоришь? – мама появилась на пороге спальни с батоном колбасы наперевес.

– Ой, ты меня напугала, – чуть не взвизгнула.

– Вот дуреха, родной матери испугалась. А кто к тебе в гости ходит? – елейным тоном поинтересовалась мамочка.

Лучше бы я держала язык за зубами. Она же теперь от меня не отвянет, пока не выяснит все до мельчайших подробностей. Я ее знаю. Лучше сразу признаться во всех грехах, а то потом беды не оберешься. Ведь, придется придумывать несуществующих гостей, запоминать их биографии, годы жизни и время посещений, чтобы не попасться. Еще не известно кто в нашей семье больше полицейский «папаЖора» или мама Аля.

Я опустила глаза долу, изобразила скорбное выражение лица. Все как мама любила.

– Мам, должна тебе признаться…

– В чем? – взгляд матушки стал хищным. Она почуяла добычу.

– Эту колбасу я купила себе. Иногда… очень редко… правда, очень-очень редко… я балую себя вредными вещами. Знаю, что это неправильно. Но ничего не могу с собой поделать…, – начала я каяться.

– Доня, ну, зачем ты врешь маме? – ласково спросила она. А затем полезла ко мне обниматься.

– Неужели ты думаешь, что я буду против того, чтобы ты встречалась с друзьями? Милая моя, да я только «за». Знаю, как тебе трудно найти общий язык со своими сверстниками. Они не понимают какая ты у меня тонкая и возвышенная натура. Шекспира читаешь, Диккенса. А они? Они по барам и кабакам сидят. Легкие прокуривают. Но даже и с такими надо общаться. Ведь заводить связи надо именно в вузе, а то потом будет поздно. Я так рада за тебя, моя девочка. Ты даже не представляешь. Я совершенно не против, если ты приведешь кого-нибудь из друзей в наш дом. Я буду только рада. И здесь встречайся. Дружи. Это очень важно. Девочка моя, как же я рада.

Маму совершенно не смущало, что в одной руке она держала колбасу, а другой обнимала меня. И запах копченостей не раздражал обоняние, как это обычно было.

Чудны твои дела, Господи.

Говоришь маме правду, она не верит, начинаешь врать, принимает все за чистую монету.

– Спасибо, мама, – только и смогла вымолвить.

– Так, пообнимались, а теперь в темпе вальса собираться. Мне дали водителя до шести часов вечера, – тон родительницы сразу же изменился, когда речь зашла о делах.

– Да, мамочка. Сию секунду, мамочка. Только глазки подкрашу, мамочка, – я засуетилась.

Многострадальная колбаса была возвращена на полку холодильника, чему я обрадовалась. Дальше маман проводила ревизию на кухне тихо и молча. Я подозревала, что она составляла список чего мне не хватает до полного счастья по ее мнению. Например, масла из виноградных косточек или свежего имбиря.

– Здрасьте, – поздоровалась сразу же, как только загрузила свою тушку на заднее сидение «ментовской» машины.

Почему-то к старым моделям автомобилей, используемых еще чуть ли не с советских времен, не пристало «полицейская» машина. Видимо, два понятия не были совместимы.

– Здравствуйте, – поздоровался молодой парень, сидящий за рулем. По возрасту он был моим ровесником, а может быть чуточку старше.