— За что я тут? Почему они лгут мне, Грейнджер? Почему они говорят, что у меня шизофрения? Почему говорят, что я тут давно? Почему считают, что Хогвартса нет? Где я? — неожиданно для самого себя посыпал вопросами Малфой, не пытаясь остановиться. Всё происходящее он воспринимал как сон, не как реальность. Всё происходило слишком быстро, слишком странно, неясно и расплывчато.

— Они не лгут тебе, — грустно усмехнулась Гермиона, присаживаясь рядом с ним на койку. — У тебя шизофрения. Я видела тебя в Больничном Крыле. Я всё отчётливо помню. Ты был как в агонии, и всё кричал на какие-то голоса, кричал, что это сон.

Девушка вздрогнула, по её телу прошёлся холодок. Ей явно было тяжело это рассказывать, учитывая то, что Драко в тот день едва не убил её. Во второй раз…

Парень нерешительно заглянул ей в глаза, ожидая увидеть там осуждение. Но нет. Они были полны сожаления и какой-то странной нежности. А ещё они блестели от наворачивающихся слёз. Но Малфой навсегда запомнит их теми испуганными, полными ужаса, мольбы и некоторой ненависти.

— Ты в специальном учреждении для душевнобольных, — продолжала Гермиона, сглотнув комок в горле. Ей было адски тяжело говорить ему об этом и вообще находиться рядом с ним. Но она специально на каникулах приехала не домой, а к своей тёте, в Лондон, потому что именно там располагалась больница, куда положили парня. Она набралась на это смелости. Она хотела увидеть его в последний раз, потому что больше никогда не найдёт в себе сил явиться сюда и заглянуть в его потерянные глаза, некогда бывшие полными сарказма и яда.

— Так я в маггловской больнице? — округлил глаза парень.

— Да. Целители из святого Мунго лечат почти любые волшебные болезни, кроме симптомов безумия. Оно неискоренимо магией, потому что оно всегда в голове человека. А оттуда ужасно сложно что-то извлечь.

Гермиона снова сглотнула и печально улыбнулась испуганному и потерянному взгляду Драко, посмотрела на его тонкие дрожащие губы, некогда презрительно кривившиеся в ухмылке, на его ссутуленную спину, которую он всегда, сколько она его помнила, держал идеально прямо. Взглянула на его трясущиеся руки, которыми он раньше раздевал девушек. В нём изменилось всё. Он был сломлен. Он был болен тем, что даже при излечении накладывает серьёзную печать на жизнь. Он больше никогда не сможет быть собой.

Но и девушка тоже изменилась. Она выглядела хоть и тоже сломленной, но не настолько, а её взгляд был полон прежней смелости и рассудительности. И пусть сейчас её глаза вновь блестели от слёз, она не позволяла себе разрыдаться. Хоть и ужасно хотелось.

— Я… Я хочу домой, — еле слышно прошептал Драко, тоже сглатывая ком в горле. Ему было ужасно страшно. От всего. Он чувствовал себя таким беззащитным, словно снова вернулся в пятилетний возраст, когда его любая тварь могла с грязью смешать.

А ещё он не воспринимал происходящее. Он верил, что это сон, и он вот-вот закончится. Он даже видел всё словно во сне, под какой-то полупрозрачной дымкой. И говоря, что хочет домой, он имел ввиду, что хочет проснуться.

— Я понимаю, Драко, — так же тихо ответила ему Гермиона, опуская глаза и всё ещё борясь с желанием сбежать от него прямо сейчас или разрыдаться.

Ей тоже было страшно. Было страшно глядеть на него. Он ведь был будто прежний, но абсолютно другой. А она по-прежнему любила его. Несмотря на физическую и ментальную боль, которую он ей причинил. Она ужасно его любила. Но любила того грубого и самоуверенного парня с наглой ухмылкой, а не этого напуганного, затравленного и больного мальчишку. Ей было стыдно за это, было невыносимо больно. Но это была правда.

— Зачем ты пришла? Я ведь противен тебе, — прошептал Малфой, даже не ощущая и не осознавая того, как по его скуле пробегает беспричинная слеза.

Грейнджер вновь грустно улыбнулась, нежно стирая с его щеки эту каплю слабости. Она понимала, что он теперь как ребёнок. Он ничего не может запомнить, ничего не понимает, не знает мира и всего боится. Он теперь пятилетний мальчишка в теле шестнадцатилетнего парня, и чертовски слаб и наивен перед миром, окружающим его за пределами палаты и больницы. И она знала, что, проснувшись завтра утром, он снова не вспомнит предыдущий день, он не вспомнит, что она приходила к нему, Анне снова придётся рассказывать ему, почему он тут оказался, и ему снова придётся переживать всё то, что он сделал в прошлом.

— Ты ошибаешься. Я люблю тебя, — почти беззвучно проговорила Гермиона, наклоняясь к парню и осторожно касаясь его губ своими.

Это был даже не поцелуй. Это было лишь мимолётное соприкосновение, на самом деле выражающее все душевные терзания и сожаления девушки куда лучше, чем любые слова.

Драко не посмел действительно её целовать, от чего девушка почувствовала сильное раздражение и отодвинулась от него. Она никогда не свыкнется с тем, что он уже не прежний Малфой. Он даже не помнит себя, свой характер. Прежний Малфой на любое соприкосновение губами ответил бы таким поцелуем, от которого губы потом бы опухали и кровоточили. Но это был не он. Это лишь то, что от него осталось. Теперь парень был уже не полноценным человеком, а лишь слабым и потерянным ребёнком.

Понимая, что вот-вот не сдержится и действительно разрыдается, девушка вскочила с его койки и быстрым шагом выбежала из палаты, проходя в слезах через пропускной пункт и шагая по коридорам до самого выхода.

Малфой грустно улыбнулся в захлопнувшуюся за ней дверь и едва слышно произнёс:

— Нет, Грейнджер. Это я тебя люблю. Надеюсь, ты меня простишь.

Он откинулся на кровать и уставился в потолок, снова вовсе не ощущая, как из глаз катятся беспричинные слёзы. Он ничего не чувствовал. Возникало ощущение, словно его нервную систему серьёзно перекосоротили. Единственное, что он чувствовал, это адский страх, странную боль и желание, чтобы этот нелепый сон наконец закончился.

Он не вспомнит на следующий день всего этого. Он не вспомнит визит Гермионы, не вспомнит её слов, не вспомнит своих слов. Не вспомнит, почему он тут. Он снова будет думать, что ему снится глупый сон. Он будет всю оставшуюся жизнь прозябать словно во сне.

Единственное, что ему покажется знакомым, это привкус кофе с корицей на своих губах…