Специально для нее постоялый двор освободили от гостей. Тех, кто возражал, погнали силой. Геральта и Лютика сопровождал только Казмер. Перед самым прибытием Ловчей они успели коротко с ним поговорить.

– Расскажи об этом замке, – попросил ведьмак.

– А что там рассказывать? Ничего там нету. Голые стены, пустые кладовые, пепелище, все заросло. Токмо я давненько там был. И вообще мало кто там шляется.

– И почему же? Из-за репутации проклятого места?

– Да где там. Просто далековато да высоковато. Кому бы хотелось жопу по горкам да кустам волочить. Ежели уж унесли оттуда, что только можно, то пусть развалины и стоят себе да гниют. Да вот только теперича там огни горят.

Когда снаружи затопали сапоги, Геральт прошипел поэту:

– Пасть не открывай. Говорить буду я.

Лютик, хотя бы раз выказавши послушание, пасть не открыл – по крайней мере не сразу.

Ловчая вместе со свитой вошла в корчму. Запахло землей, хвоей, а потом и гарью. Вздохнувши и отстегнув меч, женщина уселась на лавку напротив тактично молчащих Геральта и Лютика.

– Вота они, госпожа Хеврот, – отозвался Казмер. – Лютик, мировой славы поэт, да Геральт из Ривии, ведьмак, прозванный Белым Волком.

Великая Ловчая оскалилась в чуть щербатой ухмылке растрескавшихся губ.

– Да-а-а… Именно так-то я себе и представляла прославленного Белого Волка.

«Без взаимности», – подумал Геральт.

– Прости, госпожа, мою наглость, – начал он, – но, полагаю, мы оба профессионалы. Потому перейду к конкретике, поскольку мы наверняка ее любим и ценим…

– Спросишь ведь, что вы здесь делаете, а?

– Да. И что делаешь тут ты, госпожа.

– Никакая я не госпожа, не с той поры, как овдовела благодаря собственной вооруженной ножом руки! Я Ловчая, как ты – ведьмак. Нас определяет наша профессия. А что до причин, из-за которых вы тут пребываете… Присутствующий тут Казмер – человек рассудительный. Не наказал вас за устроенный скандал, да к тому же заметил, что вы можете помочь в решении нашей… проблемы.

Говорила она быстро, говорила громко и небрежно, но из-за фасада простоты проступали знаки благородного происхождения: акцент, слова, поза того, кому по факту рождения принадлежат честь и слава.

– Мы не устраивали скандалов специально, – сказал Геральт. – Я попросил группку милсдарей, чтобы те успокоились и опамятовались. Они не послушались. Это была самооборона.

– Ведьмачья самооборона – это почти нападение, – заметила Ловчая. – Но не бойтесь! Этот жрец и мне был немил. Не слишком-то он приязнен к женам, от коих требовал покорности да скромности. Казмер как страж закона может говорить иначе, но жрецу головомойка и десяток-другой горячих прописаны были, как карлику ходули. Однако ж прежде, чем мы перейдем к делам, можешь ли ты, Казмер, организовать какой еды? Для нас и моих людей. Умираем от голода. День был длинным.

Распорядились насчет еды, слуги забегали вокруг стола, и между Ловчей и Геральтом с Лютиком мигом вырос редут мисок и строй кувшинов.

– Если речь не о наказании, – продолжил терпеливо Геральт, – остается лишь проблема замка и ночных огней.

– Казмер, ты им показал?

– Так точно. Они видели.

– Вы видели. А я, ведьмак, знаешь ли, только-только оттуда возвратилась. Из целый день тянувшейся попытки добраться на вершину, к замку. Жестокое фиаско. Бродить по кустам и обрывам, по грязи и зарослям, да еще та птичья зараза.

– Казмер не вспоминал о том, что уже дойти до замка – граничит с невозможностью.

– Потому что не граничило. Пока не появился в нем огонь. Прежде чем птицы во всей долине не начали впадать в амок.

Геральт заколебался. Он не любил неизвестности, особенно в делах, где он сам был экспертом. А как ни посмотри, он до сих пор не видел общего элемента для всех этих событий, их связующего звена.

– Ты – Ловчая, – сказал он. – Значит, ловишь. И говоришь с ведьмаком. А значит, хочешь за чем-то поохотиться. За чем-то, что напугало всех птиц в окрестности. За чем-то, что плюется огнем в небо, как усевшийся на хребте драконище.

– Не дракон, но близко. Меня начинает веселить твоя осторожность в суждениях, ведьмак. Вроде бы ты и знаком с постконъюнкционной фауной, но, похоже, не знаешь, что таится в старой крепости?

– Не знаю. Действительно не знаю.

Ловчая отсалютовала ему кружкой так резко, что пролила на стол.

– Рарог, – сказала она.

Лютик приподнял бровь, но продолжил сидеть тихо. Скорее из-за незнания, чем нежелания говорить.

– Рарог – это миф, – решительно сказал Геральт. Он утомился, весь этот ералаш ему надоел. – Как раз один из тех, у которых нет реального соответствия и которым нет объяснения. Потому что рарогов не существует.

– Золотые драконы, – фыркнула Ловчая, – тоже якобы не существуют. А я такого видела.

– Правда? – вмешался Лютик. – И где это?

– Да на зерриканских границах, в землях драконопоклонников, где расцветают их культы.

– Поверю, когда сам увижу, – отрезал Геральт. – Да боги с ними, с драконами, не о них речь. Рарогов, повторюсь, нет.

– И с чего бы ты настолько непоколебимо уверен, а, ведьмак?

– С того, что ни один ведьмак ни разу не встречал рарога.

– Так сильно доверяешь рапортам своих собратьев? Погоди-погоди. Поскольку с ведьмаками меня единит миссия убийства чудовищ, я вполне неплохо ориентируюсь в вашей непростой истории. И знаю, что некогда ведьмачьи школы не ладили друг с другом. Ты, например, волк, а значит – Каэр Морхен. Я угадала?

– Да.

– Видишь! Мы довольно много друг о друге узнали! Еще чуток – и станем сравнивать шрамы, а, поверь, у меня их найдется пара-другая, тут и там, эх! Возвращаясь к теме… Ведьмаки из Каэр Морхена могли никогда не встречать рарога. Но уж ведьмаки из Повисса, из школы Кота, имели побольше счастья.

– Есть какие-то задокументированные случаи?

– Есть слова очевидца.

– Я бы не доверял Котам. Многие из них закончили на тропе наемных убийц. А у многих помутилось в башке. Если бы я сам поговорил с тем свидетелем, с глазу на глаз, как один ведьмак с другим ведьмаком…

– Такого сделать не получится, – скривилась Ловчая. – Бедолага скопытился в какой-то дешевой корчемной поножовщине. Но его словам я доверяю. Рароги существуют. По крайней мере существовали. Некогда. И снова станут существовать. Скоро. Это вовсе не пустая мечта, что истает, как осколок льда в ладони. Один как раз проклевывается на вершине горы.

– Мифы, сказки, чудеса на палочке.

– Чудеса, чудеса, и жестокие чудеса. Но поверь, Геральт, чудеса случаются. Обычно как раз тогда, когда их не ждешь. Теперь у нас есть преимущество, используем же его. Придушим чудо в зародыше, прежде чем оно явится людям.

– Рарог! – не выдержал Лютик. – Помню, вспоминаю! А чтоб меня, вот это история! Чудеса, мать его, истинные чудеса! Ведь рарог – не что иное, как жар-птица!

– Жар-птица, верно, – подтвердила Ловчая. – Вот так энтузиазм! Вот так запал! Но по ведьмакам, холодным профессионалам, чудеса стекают, как вода с гуся…

– Гуся? – фыркнул Лютик. – Да они и сами как эти гуси. Только и гогочут одну и ту же песню: это чудовище такое, то – сякое, этого не трону, то вымирающее, это – неопасное, а вон то – и вовсе не существует. Не удивляйся Геральту, госпожа. Он всегда такой. Не поверит, пока не пощупает. Но если не хочет говорить, то я с удовольствием заполню лакуну! Итак, вообразите себе, что я знаю то, чего не знают ведьмаки! Я готов помочь в охоте…

– Лютик, – прошипел Геральт.

– …потому что я, как заслуженно гласит слава обо мне, являюсь специалистом по легендам и мифам.

– Лютик!

– Спокойно, Геральт, – прервал его с достоинством бард. – Выкажи же немного жертвенности.

– Я на это рассчитывала, – призналась Ловчая. – Калики перехожие, старые няньки и виршеплеты – это неисчерпаемая сокровищница легенд и быличек о любых чудесах. И в каждой из них может скрываться истина.

– Лютик, ты минуту назад и понятия не имел, о чем речь…