Дверь была приоткрыта. Обычная дымовая завеса и гул голосов. Я прошел в большую столовую, увидел, что папа Элен обратил на меня внимание и двумя жестами определил мое ближайшее будущее. Первый жест относился к тортику и место, куда надо его поставить, второй жест раскрыл мне тайну, где находится Элен. Это был балкон. На балконе, удобно расположившись в кресле-качалке, Элен качалась в наушниках и держала на руках здоровенного кота – мейкуна по имени «Симба». У Элен были закрыты глаза, и мне показалось, что по её щеке сбегает слеза. Во мне сразу проснулся дикий варвар, который должен придушить любого, кто посмел обидеть любимую. Я сел рядом, но она, не открывая глаз, взяла меня за руку и произнесла немного певучим голосом, видимо подражая мотиву той песни, которая в данный момент играла у неё в плейере:
– Ты уплывешь за океан и сгинешь там… и сгинешь там…
– Элен, ты чего такое говоришь, что случилось? «Почему ты плачешь?» —спросил я.
Она, погладив кота, аккуратно поставила его на пол. Встала. Взяла меня под руку и шепотом попросила меня увести её. Я не сопротивлялся. Махнув папе рукой, который, казалось, ведя переговоры одновременно с тремя оппонентами, держал всё, что вокруг него происходило, под контролем. Мы вышли на улицу. Был вечер. Теплый. Наполненный шумом машин, который становился всё тише, потому как мы направлялись в парк, который располагался вдоль набережной. Мы молчали. Вдруг Элен остановилась и резко развернула меня к себе. Я увидел глаза полные слез, потекшую тушь с ресниц. Покусанные губы. Элен спросила:
– Это правда?
Я понял, что видимо мои родители сообщили немного раньше моего прихода новость, из которой становилось ясно, что мы переезжаем в Москву. Я не мог вымолвить ни слова, поэтому просто кивнул головой в ответ. Элен опять резко отвернулась от меня, отбросила от себя мои руки, державшие её, и побрела в сторону Сены12. Я постоял несколько мгновений, не зная, как себя вести в этом случае, и потихоньку, шаг за шагом, побрел позади Элен, как побитая собака. Заходящее солнце искрилось в зеркале реки, отражаясь в ней через немногочисленные тучки. Тени были максимально длинные, и я старался не наступать на тень своей любимой девочки и выкидывал почти акробатические номера, перепрыгивая, то через тень руки Элен, то через тень от её головы, поэтому со стороны должно было казаться, что за красивой и одинокой девушкой, гуляющей по парку, крадется маньяк-попрыгунчик у которого проблемы со зрением, и он никак не может отличить тень жертвы от её самой. На моё счастье поблизости не было полицейских и наблюдали за нами разве что несколько парочек, сидевших на скамейках в глубине парка, который уже начинал освещаться в одно мгновение везде вспыхнувшим искусственным освещением. Яркий свет диодных ламп, который был внутри тяжелых кованых столбов-фонарей, которые стояли в этом парке со времен Людовика Святого, был двояким, как сама история Европы.
Зажужжал телефон в моем кармане. Я посмотрел на экран. Это был мой друг Анри. Почти точная копия Д’Артаньяна, памятник которому я увидел впервые, когда мне было 10 лет. Он так же увлекался фехтованием и был родом из Беарна, поэтому никаких сомнений у моей семьи не было в том, что Анри прямой потомок бесстрашного дуэлянта, и по совокупности, маршала Франции, воспетого Александром Дюма. «Три мушкетера» я перечитывал неоднократно, и могу сказать, что по моим подсчетам, этот вспыльчивый предок Анри, убил и покалечил около девяноста пяти человек. Список впечатляющий. Я ответил на звонок и сообщил, что мы гуляем с Элен в парке возле её дома, Анри пообещал скоро примчаться и отключился. Тут до меня дошло, что вдвоём с Элен нам осталось побыть минут тридцать-сорок, а я еще ничего ей толком не рассказал. Элен остановилась возле мальчика-скрипача, который заканчивал располагаться и готовился к своей вечерней игре. Положила какую-то купюру в его открытый футляр от инструмента и присела на скамейку в трех шагах от него. Я последовал её примеру. Присел с ней рядом и сказал, что Анри через полчаса приедет к нам. Она никак не отреагировала. Только когда скрипач оживил свой инструмент, и пронзительные звуки начали разрывать наше зыбкое спокойствие, Элен опять заплакала. Я взял её руку в свою ладонь, и, поцеловав её пальчик, накрыл её ладошку другой рукой. Так мы и сидели в абсолютном молчании, слушая одну композицию за другой, этого талантливого, но пока безвестного скрипача. В моей памяти вплывали все моменты моей жизни, когда я держал за руку свою Элен. Все до одного…
Первый раз в первом классе, когда мы знакомились… и нас расставили по парам. Правда мне досталась долговязая девочка с двумя желтыми громадными бантами над головой, которые делали её еще выше. И я с ужасом наблюдал за ней, глядя на неё снизу-вверх, молясь, чтобы она меня не сожрала, если я буду плохо себя вести… Элен стояла в первой паре в голубом платьице и держала в руках букет красных роз. Но почему-то всё время оглядывалась назад, как будто искала что-то. И тут её взгляд остановился на мне. Она, воспользовавшись общей суматохой, взяла мальчика, с кем была в паре и пошла вместе с ним прямо ко мне. Подойдя, Элен оставила своего партнёра возле желтых бантов, а меня взяла за руку и вернулась на место, где должна была стоять первая пара идущих в первый класс впервые. Я шел с ней рядом, как завороженный. Чувствовал тепло её ладони, аромат её духов, запах роз, которые источали его с невероятной силой. И всё это сплелось в моей голове раз и навсегда под божественным именем Элен! Самая красивая девочка школы выбрала меня! Я улетел от счастья на седьмое небо, но внезапно всё вернулось на землю. Элен произнесла следующее:
– Из всего нашего класса ты один в белом костюме и белых туфлях, поэтому ты лучше всех подходишь к моему платью и розам! Как раз с тобой мы похожи на флаг Франции, сине-бело-красный!
Второй раз тогда, когда она упала и разбила себе коленку у меня на дне рождении. Мы тогда считали себя очень взрослыми, ведь нам было уже по десять лет. Я заботливо промывал её ссадину перекисью водорода, а Элен, задумчиво глядя на меня и держа меня за руку сквозь слезы боли, стоящие у неё в глазах, сказала своей подруге, что если она и выйдет когда-нибудь замуж, то только за меня…
Третий раз произошел следующим образом. Мы учились в восьмом классе, и ранней весной по программе скаутов поехали на две недели в лес. Лагерь расположился на берегу лесного озера, в горах. Наставником у нас был Великий Жюль, главный скаут Парижа! Он настолько любил свое дело, что мы учились всем премудростям скаутской жизни наперегонки!
Сначала я заработал благодарный взгляд Элен тем, что подменил её промокший коробок спичек (она забыла упаковать его в непромокаемый пакет при преодолении горной реки), на свой сухой. И когда месье Жюль проверял содержимое рюкзаков, то поставил Элен в пример всем нам, а меня наказал, отправив чистить картошку вне очереди! Потом у Элен заел карабин при спуске с дерева и я, как лучший лазальщик по деревьям, пришел ей на помощь, доставив запасной карабин на вершину дерева. Потом, правда, проверяя неисправный карабин, почему-то он оказался исправным… Но за тот взгляд, которым на меня смотрела Элен на вершине дерева, я бы полжизни отдал, а не то что запасной карабин…
И вот настал последний вечер, когда мы разожгли прощальный костёр и наша отрядная гитаристка Анна, после серии веселых и смешных песен начала играть что-то медленное и романтическое, и я решился и пригласил Элен на танец… Она согласилась. Я левой рукой взял её правую руку, а свою правую положил ей на талию. Она танцевала, держа в левой руке полевой цветок, и после минутного молчания Элен сказала мне, что должна признаться в обмане:
– Помнишь поломанный карабин? Так это мне подруга посоветовала проверить тебя, полезешь ли ты без страховки и, рискуя жизнью, выручать меня… мне так стыдно… но так здорово, что ты всё-таки полез и спас меня…
Я во все глаза смотрел на Элен и понимал, что никакой злости и обиды у меня внутри нет. Есть только одно. Желание. Чтобы Анна играла и не останавливалась, играла и танец наш длился вечно…
