Полтавцев использовал данную комнату крайне редко, а после ремонта вообще обставил, как гостевую, и забыл, вспоминая лишь в моменты еженедельной приборки.

Картина, с горным кряжем на ней, отлично вписалась в общую бело-шоколадную цветовую гамму, тем более что голая стена вызывала у Полтавцева неосознанное раздражение. Он и в своей спальне старался заполнить стенное пространство полками и различными фресками, миниатюрами, которые остались от бабушки или подарили родители.

У Арсения не было собственного автомобиля, но за ним числился участок пространства подземной домовой парковки. Туда Димка и поставил свою темно-синюю «Нексию». Он быстро вычислил удобный маршрут до работы, определил график пробуждения и отхода ко сну у хозяина квартиры, лихо вписал в свой и выделил нужную сумму Полтавцеву на продукты.

Лучший друг не обладал выдающимися кулинарными способностями, но отнюдь неплохо умел готовить полуфабрикаты, варить макароны и даже варганил супы, если они были из консервированных заготовок. Димке этого оказалось более чем достаточно. На крайний случай, если остро соскучиться по хорошей домашней пище, можно и к родителям завалиться, мать всегда рада качественно подкормить блудного сына.

Две недели прошли спокойно, разве что Арсу пришлось вспомнить, какое шило в заднице у лучшего друга, который не довольствовался его променадом по обширной лоджии, и утаскивал на улицу по вечерам.

Полтавцев ворчал, что Димка мешает ему, отрывая от работы, но тот, неизменно вручая Арсению бутылку прохладительного, легонько подпинывал в сторону парка или даже двора, ругаясь:

— Ты скоро мхом порастешь за своими циферками и программками! Зачахнешь и помрешь. И только я могу спасти тебя от страшной участи… Двигайся давай, немочь бледная!

Арсений сдавался. Душный, пыльный май к вечеру окутывал город прохладой, ароматом цветущих растений и остывающего асфальта. Полтавцев улыбался, слушал бесконечные Димкины байки и заливисто хохотал, как в прежние времена.

***

В воскресенье Арсений почти с утра засел за частный проект, а Ерошихин свинтил к матери и отцу, чтобы помочь разобрать балкон, заваленный ненужными вещами. Он намеревался проторчать там до раннего вечера, и раньше шести Полтавцев его не ждал.

Но тот, к вящему удивлению Арса, приехал около пяти, чему-то глупо улыбаясь и кидая на друга странные взгляды.

Спина отваливалась. Вместе с отцом Ерошихин натаскался всякого хлама, порой выслушивая от матери:

«Ой, а это еще можно использовать! Подожди, дорогой, вот эту вещь я поставлю на кухню!».

Но скептический взгляд сына и хозяйское:

«Зин, харэ мусор копить!», — подействовали на женщину достаточно отрезвляюще, и полудохлый комод, с почти отваливающимися ящичками, оказался на помойке.

Дима устал так, что едва соображал. Натренированные годами мышцы орали на бестолочь-хозяина благим матом, за вынужденную перегрузку. Можно было бы приехать накануне и частично разобрать завал, продолжив сегодня, но Ерошихину не хотелось растягивать. Вот и поплатился.

После уборки, когда балкон освободился на три четверти, мама, охая и ахая, кормила мужчин свежеприготовленной едой. Поглядывая на сына, она намекала, что скучает по Леночке, но Димка упорно не велся и мысленно закатывал глаза, ворча под нос, что с Никитиной более знаться не желает.

Зная, что мать так просто не отстанет, Ерошихин приготовился к худшему и не ошибся. Любимая маменька пространно вещала, какой счастливой она станет, когда увидит внуков, а Димка, который пока не стремился искать новую пассию и, тем боле жениться, да еще детей плодить, потихоньку закипал. Сославшись на то, что его ждет крайне много дел, парень, дожевав последний кусочек домашнего блюда, сбежал.

На самом деле, пользуясь моментом, Ерошихин свинтил на небольшую баскетбольную площадку, где он и Арс когда-то бегали с мячом, а после отдыхали, развалившись на газоне неподалеку.

В баскетбол уже играла местная шпана, а Димка, с удовольствием покуривая, сидел на местах болельщиков и наблюдал, как мелюзга носится за темно-коричневым мячом, задорно улюлюкая каждый раз, как удавалось попасть в корзину.

Заняться было ровно нечем, и Дима закопался в телефон. Он придирчиво проверил почту, куда приходили интересные заказы, а потом полез Вконтакт. Ему писали бывшие сокурсники, предлагая собраться выпускным составом, девушки оценивали немногочисленные фотки, делая комплименты, приходили оповещения с приложений. Особенно много обновлений оказалось из «Палаты №6».

Ерошихину нравилось читать анонимные сообщения участников сообщества. Чаще смешные, а порой нелепые, они поднимали настроение и пополняли копилку Димкиных шуточек.

Одно такое особенно привлекло внимание:

«Как-то, прекрасным вечером, мы общались с моим лучшим другом в ВК. И я, решив его потроллить, признался в шутку, что гей и люблю его. В ответ он сказал то же самое. Вот только это была не шутка».

Ерошихин искренне поржал над бедолагой, а потом задумался. Не то чтобы он плохо относился к радужным, он их просто не понимал.

Как может парню нравиться другой парень, когда у девушек такие красивые изгибы, нежные податливые тела, сладкие губы? Тем не менее, Димка относился к представителям нетрадиционной ориентации спокойно и с неприязнью к тем, кто гнобил непохожих на себя. Ну, не виноваты они, раз природа так распорядилась, так что теперь — убивать их?

Докурив очередную сигарету и закончив читать новостную ленту, Димка сел в машину, завел мотор и поехал к Арсению.

Сообщение анонима о признании в любви все никак не выходило из русоволосой головы Ерошихина. Парень прикидывал, над кем бы поиздеваться подобным же образом? Конечно, прикол достаточно распространенный и его многие знают, однако кто-то явно не оценит. А это чревато фингалом, а то и не одним. Перебирая своих знакомых, Димка пришел к выводу, что не может с уверенностью утверждать, как отнесутся люди к его «признанию», а посему оставался только Арс. Лучший друг на то и лучший, чтобы не бить в морду, зато Ерошихин заранее предвкушал, как вытянется у того лицо.

Добравшись до квартиры, Димка воспользовался тем дубликатом ключей, что друг ему дал. Полтавцев опять засиделся за компом, поэтому не слышал ни того, как Ерошихин вернулся, ни того, что тот успел принять душ, привести себя в порядок, зажевать бутерброд и, предупредительно постучавшись в дверь, заглянуть в комнату Арсения.

Ноль внимания.

— Арс, твою мать, отвлекись ты уже от компа! — рявкнул Дима, когда понял, что его попытка быть деликатным и смущенно-готовым к «серьезному» разговору, провалилась, не успев начаться.

Полтавцев аж подпрыгнул, промахнувшись мимо клавиш. Укоризненно поглядев на друга, он проворчал:

— Я работаю, Дим. И мне надо еще минут пятнадцать, иначе плакали мои денежки за этот заказ. Ты есть хочешь, что ли? Погоди чуток, я скоро… — он вновь углубился в свои расчеты.

Возмущенно приоткрыв рот, поражаясь, как собственный друг способен попирать вниманием драгоценную персону Дмитрия Ерошихина, предпочитая компьютерные программы человеческому общению, парень решительно переступил порог комнаты.

Подойдя к соседу и взявшись за спинку компьютерного кресла на колесиках, Дима оттранспортировал опешившего Арса на середину комнаты.

— Сорри, дружище, но мама уже накормила меня драниками, так что твои кулинарные шедевры я точно в себя не впихну, — заявил Ерошихин, наблюдая, как Арсений раздраженно выворачивает шею, чтобы посмотреть на наглого друга.

Дима мог бы легко отказаться от своей идеи-признания, но Арс совершил тотальную и капитальную ошибку — проигнорил его, а Ерошихин терпеть не мог подобное отношение. Поэтому в его неуёмной голове еще больше укоренилась мысль устроить спектакль горе-айтишнику, что согласился дать другу детства крышу над головой, не подозревая, какой звездец его ждет.