Принесли термос с ещё тёплым супом. Мы устроили отшельника полусидя. Лунь поддерживал его голову, а я ложкой влил ему в рот супа. Глотательный рефлекс сработал, кушанье было проглочено. Дальше пошло веселее, хотя схимник всё ещё не пришёл в себя. Накормив, мы укрыли его и оставили в покое. Нам предстояло позаботиться о корме для яков и собранных материалах, что везли с собой.

Освободившись, я подошёл к служителю бога. Он лежал в той же позе, но уже с открытыми глазами. Став над ним, и молитвенно сложив руки, я поздоровался и пожелал всего лучшего ему, дому и родственникам. Взгляд монаха переместился в мою сторону, и он, едва заметно, кивнул мне. На его лице мелькнуло просветление. Сознание покинуло его.

Мы приготовили прекрасный обед, плотно покушали и сообща, принялись кормить старца. После первых ложек, он пришёл в себя, сам открывал рот, но был настолько слаб, что не мог держать даже голову. Без поддержки, она у него падала на бок. Процесс приема пищи нас взбодрил, настроение у всех улучшилось. На этот раз монах съел намного больше и уснул прямо во время процедуры обеда.

Глава 2

Отдохнув, мы принялись осматривать местность. Ландшафт был довольно унылый: на крохотной долине росло много кривых деревьев. Местами среди них проглядывали разных размеров каменные возвышения. Буйствовали травы: сплошной цветной ковёр. Подходил вечер, начали собираться тучи, небо стало темнеть. Мы вернулись в дом. Схимник спал. В комнате становилось темно. Мы стали искать в своих мешках свечи и не находя их, тихо переругивались меж собой. Вдруг монах издал звук. Я повернулся к нему – он едва заметным движением пальца указал на потолок. Я поднял голову и едва не вскрикнул от удивления: вверху висел электросветильник. Скользнув взглядом по стенам, я увидел выключатель. Но у дома не было ни ветряка, ни линии электропередачи. Кто-то, проследив мой взгляд, подошёл и включил выключатель. "Лампа" вспыхнула неожиданно и ярко. Это было чудо: высоко в горах и в такое время – электрический ток.

…Прошло несколько дней. Старец постепенно выздоравливал, силы медленно возвращались к нему. С нашей помощью, он стал выходить из дома, грелся на солнышке. Мы вовремя подоспели со своим приходом. Начав разговаривать, святой отец рассказал, что заболел, и у него кончились продукты. Ввиду своего преклонного возраста и болезни, он не мог никуда сходить и приготовился отправиться в вечность, жалея, что не простился с сыном. Я воспользовался этим и спросил:

– А где живёт ваш наследник и кем работает? Отец гордо улыбнулся и показал рукой на небо. Он был слаб, говорил с трудом. Сейчас было бы неудобно расспрашивать его об этом. Вопросы засели в голове: неужели правду гласит легенда? А может он лётчик: военный или гражданский?

В один из дней раздались голоса, и из-за скалы показался караван из нескольких вьючных яков. Пришедшие остановились у домика Лао и стали разгружать животных. Монах понемногу окреп насколько мог в своём преклонном возрасте и сам вышел навстречу прибывшим. Увидев его здоровым, погонщики яков радостно приветствовали святого, прикладывались к его рукам и одежде. Чувствовалось, что он обладал авторитетом у людей.

Обоз с продовольствием был предназначен для него, но несколько припоздал, что чуть было, не привело к трагическому исходу. Увидев нас, европейцев, караванщики примолкли, но схимник сказал им, что мы спасли ему жизнь и тогда все принялись благодарить нас за проявленное милосердие. Мы плохо понимали слова, так как почти не знали их язык, но и этого было достаточно, в таких ситуациях слова особо и не нужны. После этого они смотрели на нас, как на своих. Обозники прожили два дня. Всё это время они не отходили от святого, вместе с ним молились перед статуэткой Будды и с кроткими лицами беседовали на религиозные темы. На третий день, с утра, погонщики яков отправились в обратный путь. Мы немного проводили их, церемонно попрощались и вернулись.

На следующий день после ухода каравана, с утра подул сильный ветер. Сразу стало очень холодно. Небо заволокло чёрными тучами. Налетела буря, затем пошёл сильный дождь. Раскаты грома, поначалу редкие, слились в единый гул. Порывы урагана рвали с деревьев листья, ломали ветки. Местность освещалась беспрерывными вспышками молний. С неба струями лилась вода. С нависшей над домиком скалы, она текла потоками, не попадая на крышу. Через несколько минут вокруг бурлили грязные ручьи, устремляясь в низменные места, таща с собой листву и мелкие сучья. На улице стало неуютно и холодно.

Мы вошли в дом. Святой, неподвижный, как изваяние, сидел перед статуэткой Будды. Прошло немало времени, прежде чем он закончил религиозное бдение. Настроение у него было хорошее, я подсел с вопросами, надеясь получить на них исчерпывающие ответы. Вкратце объяснив цели экспедиции, попросил его поведать о себе. Ниже привожу изложение рассказа, конечно же, с сокращениями. Говорил он на старинном английском языке, но речь была достаточно понятна всем.

– "С тех пор, как я родился, зима сменяла лето сто семьдесят два раза…, – при этих словах я чуть было не подпрыгнул. Монах усмехнулся и продолжал: – …Появился я далеко отсюда. Селение было небольшое и располагалось недалеко от Лхасы, в Тибете, рядом с большой дорогой. В семье было восемь детей, я третий. На свои нужды мы сеяли хлеб, держали скотину и кое-как обходились. В то время Тибет полностью зависел от Китая. В Лхасе правил его наместник. Налоги были непосильные и у нас отбирали почти всё. Царствовал голод. Люди замерзали, так как даже дрова, что мы готовили на зиму, необходимо было делить с господами. Семья с трудом сводила концы.

Время в те годы было тревожное, шли войны. Жизнь, таких как мы ничего не стоила. Мне было десять лет, когда в селении появилось четверо монахов. Говорили с людьми и убеждали отдавать им детей. Жаловались, что монастыри дряхлеют, старцы умирают, и всё меньше остаётся служителей Будды. Схимники рассказывали о жизни в монастырях, что там хорошо и пока не голодно. Они держат скотину, сеют хлеб, кое-что жертвуют люди. Кроме того изучают слово божье, философские книги, некоторые науки. При их обителях есть школы, где молодых учат чтению, письму и другим знаниям. Послушники затем станут монахами, будут служить Просветлённому. Дело это нужное и благородное, высокое.

Так я и двое старших братьев попали в святую обитель учениками. Мы учились, пасли немногочисленный скот, помогали во всех посильных делах старшим и вместе с ними молились Богу. Нет смысла описывать нашу жизнь. Для непосвящённых она кажется однообразной и унылой, хотя с каждым годом человек там продвигается к Истине, Абсолюту – к Богу.

Так и текла жизнь, пока не началась интервенция нашей страны. Приходили китайцы, американцы, англичане. Каждые тянули что-то, эксплуатируя тёмный и обездоленный народ. На беду наш монастырь был расположен недалеко от большой дороги, ведущей в Лхасу. Вскоре в обители расположился небольшой гарнизон английских войск. Они потребовали, чтобы мы кормили их. Стояли они у нас несколько лет. У них я научился говорить по-английски.

Их постой лёг на нас тяжким бременем. В политику служители культа не вмешивались, но видя, как страдает народ, тайно поддерживали его. К этому времени мы уже выросли и превратились в крепких воинов – монахов, в совершенстве владеющих искусством борьбы Кунг-Фу. И когда начались народные волнения, мы, как и большинство других монастырей, тайно участвовали в случавшихся стычках. Интервенты разобрались, откуда берутся искусные бойцы и начали громить обители – уничтожать затворников.

В один из дней я был послан в далёкий монастырь с донесением и отсутствовал несколько суток. А когда вернулся, мои короткие волосы встали дыбом: на месте нашей обители были руины, братьев расстреляли. Позже я узнал, что англичане окружили монастырь и разгромили его из пушек, добивая из винтовок пытавшихся спастись людей. Убитых увезли неизвестно куда. Горю моему не было предела. Я вернулся домой к родителям. Они были уже в почтенном возрасте. Оставшиеся с ними братья и сёстры влачили жалкую жизнь. Живя у них, я старался хоть в чём-то помочь, но это продолжалось недолго.