Оставив за собой примятую траву на поляне, и облачко серой пыли из-под конских копыт, он вскоре исчез из виду. Марушка обхватила себя руками и согнулась, как от удара, когда издалека донеслось громкое, гонимое шквальным ветром:

— Да пропадите вы оба!..

Глава 19

Гроза, громыхавшая вдалеке, вскоре обрушилась редкими каплями на потухший костерок, заплясала в ручье отблесками молний и заволокла небо низкими тучами. Роланд страшно ругался в отдалении, шаря по зарослям терна и шиповника.

Марушка не сдвинулась с места. Холодные капли падали ей на лицо, скатывались по щекам и подбородку, оставляли светлые дорожки на припорошенной пылью коже. «Лис не вернется, — стучало у нее в висках. — Я больше никогда его не увижу. Мы расстались навсегда». «Навсегда, навсегда!» — отстукивал дождь, шелестел листьями яблони-дички, звенел в переливах ручья и шипел в догорающих углях костра.

Роланд — злой и оцарапанный, выбрался из разлапистого кустарника. Тихо, почти бесшумно подошел со спины, остановился в шаге.

— Поднимайся, поехали, — потребовал он, заботливо отряхивая меч от древесной трухи — ворюга постарался, запрятав его в глухом дупле раскидистой, покрученной, как узловатые пальцы вековой старухи, плакучей ивы.

Девочка вздрогнула от его тона, и Роланд пожалел, что был недостаточно мягок с ней. Но извиниться не успел, а ободрительных слов не нашлось — они застряли в горле, и он тихо прохрипел что-то невразумительное.

Марушка ничего не разобрала, но по наитию встала и, не поднимая глаз, подошла к Хесту. Безропотно позволила усадить себя в седло — не мешая, не возмущаясь, но и не предприняв ни единой попытки подсобить.

Так и повисла — маленькая, мокрая и несчастная, клещом впившись в полы куртки, стоило Роланду оказаться в седле. Он подстегнул коня. Девочка ткнулась носом ему в спину и отчаянно заревела. Роланду, впрочем, так показалось. В ушах гудел ветер, трепал волосы, и громыхали раскаты грома за спиной. И, хотя черные тучи растянулись до самой линии горизонта, а на небе не виднелось просвета, Роланд не планировал останавливаться и пережидать грозу.

* * *

Лис остановил клячу у кромки леса. К ведьминому болоту он выбрался насквозь промокший и злой. Всю дорогу дождь ледяными струями хлестал его по лицу, застил глаза и Лис даже не был уверен, в ту ли сторону он гонит лошаденку. Приходилось останавливаться и выжимать рубаху каждую версту пути. Лис выкручивал ее так усердно, что в двух местах ткань разошлась по шву.

Он собрался развести костерок, чтобы согреться немного и перекусить, но тряхнул головой, и, схватив лошадь за узду, шагнул в заросли. Болото, вдоволь напившись дождя, выползло за пределы леса, и теперь жадно чавкало у него под ногами, обещая засосать в трясину сначала худые сапоги, а потом и самого Лиса, по самую макушку. Лошадка фыркала, упиралась и пятилась, с укором глядя на нерадивого хозяина. Тот тихо ругался, дергал за узду, но потом вздохнул и привязал к ее низкому суку сосны.

— Жди тут, кляча, — неуверенно приказал Лис, оглядываясь.

А потом так же неуверенно ослабил узел, на случай, если старуха-ведьма взбрыкнет, и позволит болоту сожрать его. «И костей ведь не найдут… Да и искать никто не станет», — вздохнул он и растерянно почесал макушку, оглядываясь в поисках палки — проверять на устойчивость кочки.

Палка тонула, погружалась, как в растопленное масло, куда бы он ни ткнул. Кочки покачивались, стоило не то, что наступить, а просто коснуться их, и с хлюпаньем уходили под воду. Лис прошел больше трех верст по опушке — ни тропы, ни даже следа человеческого не нашлось. Птицы заливались у него над головой, блестели пуще драгоценных камней на листьях капли дождя, и мостом перекинулась над лесом веселка.

Замесив сапогами грязь, Лис кое-как забрел в перелесок. Место показалось ему знакомым и он, сам того не желая, заметался, заглядывая под каждый куст в поисках тропы. Остановился, наткнувшись на сломанный побег, и вздохнул с присвистом — нашлась черемуха, ветку которой он сорвал для Марушки, а потом стыдливо выбросил в потемках, так и не показав ей. «Вот и тропка», — губы сами собою расплылись в довольной улыбке. Затрещали ветки, осыпались одинокие сухие лепестки и поплыли вместе с липовой пыльцой сухими корабликами к краю глубокой лужи.

Не глядя под ноги, он шагнул вперед и махом провалился по колено. Там, где раньше смутно виднелась в высокой траве давно нехоженая тропа, теперь дрожала трясина.

— У-у, холера! — Лис взвыл и уцепился за побеги черемухи у самых корней — куда достала рука.

Болото отвечало на каждое движение, волновалось и плотоядно чавкало, поднимаясь выше, неумолимо подползая к бедрам. Лис сглотнул. Попытался нащупать дно — еще вчера здесь была земля, пусть даже влажная и рыхлая, но он точно помнил, как легко шагал по ней, и как пружинили подошвы сапог…

— Проклятая старуха, — зашипел он, каждой жилкой ощущая, как затягивает его топь. — Да чтоб у тебя последний зуб выпал!

Руки вспотели от напряжения. То и дело приходилось перехватывать ветки. «Коготок увяз — всей птичке пропасть», — некстати подумалось ему. Лис обиженно шмыгнул носом, и напрягся, попробовал подтянуться снова. Тщетно. Болото не отпускало, заползало мутной жижей в карманы, тянуло ко дну.

Неподалеку зашелестела трава. Сначала чуть слышно, и он прислушался, не веря своей удаче. Потом отчетливее — затрещали где-то ветки, будто кто-то спешил, продираясь через заросли. Лис навострил уши. Совсем близко послышалось тяжелое дыхание.

— Эй! — заорал Лис, — Сюда! Вытащи меня, и я щедро заплачу!

Шум прекратился. Лис задергался, уходя еще на вершок в болото. «Может, этот кто-то уже спер мою лошадь, — кольнула его неприятная догадка, — и мои яхонты… И вообще, это медведь. Да и хрен с ним, пусть хоть добьет», — сплюнул он зло, и заорал еще громче:

— Эй, ты! Сюда иди! Слышишь? Коня и камни можешь себе оставить, только вытащи меня.

Кто-то потоптался на месте и громко, с фырканьем выдохнул.

— Глухие там, что ли? Дуй на поляну, помощь нужна, — разозлился Лис.

Он напрягся в ожидании, прислушиваясь. Пегая лошадка с трудом протиснулась худыми боками сквозь заросли, вышла к бузине и остановилась, кося серым глазом на Лиса.

— Кляча моя! — обрадовался тот, и поманил ее одним пальцем, боясь до конца разжать ладонь. — Иди сюда, девочка…

Лошаденка несмело ступила к нему, наклонила голову.

— Иди, моя умница… — потянулся к ней Лис, но та коротко глянула на него, раздула ноздри и принялась ощипывать траву у самых корней. В двух вершках от него.

Лис покряхтел и почти ухватился за мохнатое ухо, когда лошадь взбрыкнула, фыркнула недовольно и отошла. Всего на полшага, обрезая ему последний путь к спасению. Лис выругался. Лошадь прижала уши, и отступила еще дальше. Тогда он переменил тактику — перемежая заискивающие интонации с проклятиями: то обещая ей несметные богатства взамен на спасение, то угрожая хорошенько отхлестать по бокам и костеря ее последними словами.

Сумерки заволокли лес, опустились туманом на траву, предвещая холодное утро. Из густой дымки выныривала то и дело, похожая в темноте на гребень морского чудища, лошадиная спина. Руки у Лиса устали, а напряженные пальцы сводила судорога. Ему показалось, что он закрыл глаза всего на несколько мгновений, а когда встрепенулся, обнаружил, что болотная жижа поднялась уже под пояс.

— Я только переспросить пришел… правильно ли понял, — хрипло протянул Лис, вглядываясь в темноту — там, в чаще, не то подмигнули ему гнилушки, не то сверкнула глазами ведьмина лисица. — Пусти меня, ну… — попросил он, обращаясь в пустоту.

Лес ответил ему близким уханьем совы и деловитым писком полевок в траве.

— Это, получается, я должен хана убить? — продолжил он, цепляясь взглядом на мерцающие огоньки. — Меня же на подходе к Чарограду подстрелят, как зайца!