Владимир ПОКРОВСКИЙ

ТЫСЯЧА ТЯЖКИХ

Началось все с того, что в секураторию города, как всегда без приглашения, явился Папа Зануда. Он вошел в кабинет шефа-секуратора вместе с Живоглотом и парой сопровождающих.

- Что тебе, Папа? - спросил испуганный шеф-секуратор, вставая из-за стола.

Папа Зануда сел в подставленное сопровождающими кресло и сказал:

- Садись, брат.

Такое обращение ничего хорошего не предвещало. Зануда выложил на стол небольшие волосатые кулаки, насупил брови и впился в лицо "брата" чрезвычайно обвиняющим взглядом.

Наступило очень нехорошее молчание.

- Что я слыхал, брат, - начал, выдержав паузу, Папа Зануда. Оказывается, в твоем заведении числится слишком много дел, а я и не знал. Это правда, брат?

Шефу-секуратору было неуютно под взглядом Папы, но поначалу он старался держать марку, солидный все-таки человек - и в возрасте, и в чинах. Он сказал:

- Есть кое-какие делишки, не жалуемся. Все больше, правда, по мелочам. А что?

Папа Зануда посмотрел на него совсем уже обвиняюще.

- Брат, ты меня считаешь за идиота. Я тебя не про мисдиминоры спрашиваю, не про мелочи - я про тяжкие с тобой говорю. Про убийства, насилия, всякое там вооруженное, вот про что.

- Ну-у, хамство! - не выдержав, завыл Живоглот (от наплыва чувств он помотал головой и застучал по столу кулаками). - Это же просто черт знает, до чего охамели!

- И тяжкие тоже имеются, - начал было с достоинством шеф, но тут же не выдержал и стал оправдываться: - Ну, так ведь город-то какой!

- И сколько?

- Что сколько? - глупо переспросил шеф-секуратор.

- Всссяккие пределы приличия, - взвизгнул Живоглот, - всякие... дураков из нас делает... пределы приличия!

- Экранчик-то, ты нам экранчик, брат, покажи, что уж тут, давно мы на него не глядели. - Папа до того переполнен был злобой, что даже перешел на вежливый тон. - Сколько у тебя таких.

- Ах, это? - понимающе кивнул шеф. - Сейчас, пожалуйста... Вот.

Он пошарил рукой под столом (сопровождающие вытянули шеи и стали похожи на вратарей во время пенальти). За его спиной вспыхнул небольшой экран, незаметный прежде в обоях красного дерева.

- Вот, пожалуйста.

С видом "я здесь ни при чем" он отвернулся в другую сторону. На экране светилась всего одна цифра - 984.

- Ты видел, Папа, нет, ты видел?! - в порыве благородного негодования Живоглот был готов разодрать собственный пупок. - Девятьсот восемьдесят четыре!

Папа Зануда молчал. Шеф-секуратор скромно потупился. Его подташнивало.

- Брат! - произнес наконец Папа. - Ты случайно не помнишь, какая для нашего города годовая норма на тяжкие?

Шеф неопределенно крутнул головой. Слова не шли.

- Тысяча для нашего города норма, ведь правда, брат?

Шеф-секуратор обреченно кивнул.

- Он еще кивает! - завизжал Живоглот. - Нет, ну каково хамство!

- А какое сегодня число? Ты, может быть, и это позабыл тоже?

- Второе сегодня, - безнадежно ответил шеф.

- Месяц какой?

- Декабря... второе.

Папа Зануда нервно дернул щекой.

- Вот видишь, брат? Второе декабря - и уже девятьсот восемьдесят четыре тяжких. Ты разве не понимаешь, что шестнадцать тяжких почти на месяц - это даже для одного дома не слишком много, не то что для города?

Шеф-секуратор опять промолчал. Он только умоляюще посмотрел на Папу.

- Понимает он, прекрасно он все понимает! - заходился от ярости Живоглот. - Ха-ха, я такой наглости просто даже себе и не представлял.

- Заткнись, - сказал Папа немножечко другим тоном.

Живоглот для вида похорохорился, проворчал под нос: "Не понимает он, как же, так ему и поверили", - и послушно заткнулся, выжидательно, впрочем, глядя на шефа светлыми базедовыми глазами.

- Так почему ж ты молчал?

Шеф-секуратор виновато откашлялся.

- Разве скажешь тебе такое? У тебя, Папа, характер очень крутой - сто раз подумаешь, пока соберешься чего-нибудь неприятное сообщить.

- Хам! - выдохнул Живоглот.

- У меня, брат, характер исключительно мягкий, - заметил Папа Зануда, - все время убытки терплю через свою доброту. Я прощать люблю, я слишком много прощаю, вот где моя беда, брат.

- Мягкий - не то слово, - подхватил живоглот. - Преступно мягкий! Вот так, прямо тебе скажу. Ты только посмотри, до чего дошло, он кивает еще! Прощаешь и прощаешь, и конца прощения нет!

- Анжело, - сказал Папа Зануда. - Я тебе уже советовал замолчать. На сковородку захотелось?

У него была такая привычка - жарить проштрафившихся подчиненных на сделанной по специальному заказу сковороде. Те называли ее между собой ласково - Человечница.

- Я очень добрый, - заключил Папа Зануда. - И только потому, брат, я тебя не наказываю, а разговариваю с тобой. Ты деньги от меня за что брал? За то, чтобы мне же в спину ножик всадить?

- Папа! - взмолился шеф-секуратор, изо всех сил превозмогая желание упасть на колени (хорошо еще, стол мешал). - Но ведь не я же все эти тяжкие совершил! Что же на меня-то? Разве я виноват в твоей августовской ссоре с бандой Эферема? Ведь оттуда большинство тяжких пошло! Сам вспомни, война какая была! Не город был - Австерлиц!

- Аустерлиц, - машинально поправил его Папа Зануда.

- Неучей держим в секуратории, - пробурчал Живоглот про себя как бы. Географии даже не знают.

- Истории. Ты скажи мне, брат, что нам теперь делать с тобой? У меня только на завтра и на сегодня двенадцать тяжких назначено.

- И еще не забудь на воскресенье десяток - по случаю праздника.

- Вот видишь, еще десяток. Куда мне их прикажешь девать? За город вывозить?

- А что? - оживился шеф-секуратор. - Хорошая идея. За город, точно!

- Слыхал, Анжело? Он мне их за город вывозить предлагает. ("Наглость просто космическая", - свирепо подхватил Живоглот.) Он делает вид, будто не знает, что на производство дело к нему же и попадет. Он про Маленького Поттера забыл и про Душку Студентика. Он забыл про Бекингема-Вонючку, которого мы вообще на другую планету увезли.

- Но это же шло как кинапинг! Вы же насильно их увозили!

- Так они сами-то, по доброй-то воле, и не хотели! - взвился наконец Папа Зануда, человек исключительно добрый и терпеливый, но всего-навсего человек. - Я тебе деньги плачу, гадина?! (Еще как платим, Папа, он у нас за двух министров получает.) Я тебе деньги за что плачу, брат? За то, чтобы ты вот так вилял, вот так увиливал от прямого ответа? (Это такой уж он человек, Папа. Не человек - грязь.) - Папа Зануда аж дрожал от благородного негодования. - Я тебе деньги плачу, чтобы у меня руки были развязаны, а ты кислород мне перекрываешь - за мои же деньги! Гибель мою планируешь, сволочь, не предупреждаешь заранее, да еще войной с Эферемом, этим сосудом слизи, мрази, злобы и гадости, попрекаешь! Да хоть десять войн! Ты мне свободу действий обеспечь за мои деньги! (Ха, чего захотел! Наивный человек, хоть и светлая голова. От такого-то подлеца - и свободу действий! Да он спит и видит...) Ты мне ее обеспечил?