Как всегда, она увлеклась речью настолько, что потеряла собственную мысль: как необходимость новых песен связана с важностью ритм-секции? В этом вся Маруся: как зарядит речь, хоть стой, хоть падай. Но мысль понятна. И вот вообразите: сидим мы в нашем репетиционном зале, корпим над воплощением идей гениальной командирши, а к нам приходит…
…Директор собственной персоной. Директор чего? Директор нашей школы, разумеется. И Дворца, который являлся её обособленным подразделением. Начальник всего “образовательного комплекса” в едином лице, и сам чёрт ему не брат.
Так уж повелось, что Дворец относился к Школе с тех пор, когда Всесоюзная Пионерская организация охватывала и объединяла всех школьников, предоставляя им вне обычных уроков уйму возможностей для всестороннего развития. Дворцы тогда были при каждой школе, чтобы оперативно и качественно выявлять Пионеров для программы спецподготовки и адаптации “Буревестник” под прямым кураторством со стороны Госкомконтакта и ЦК КПСС.
К тому времени, как я пошёл в 10 класс, ситуация, разумеется, изменилась: КПСС давно не стало, многие программы закрыли, сама Организация утратила былое влияние и редуцировалась до сети отдельных ячеек, в которых толком ничему не учили. Дворец же остался только при нашей школе один на весь район. Чисто как площадка для кружков. Давно говорили, что его выделят в самостоятельное учреждение, да всё никак не доходили руки у кого следует. Хотя поговаривали, что подобным преобразованиям в Петербурге сопротивляется Росконтакт и лично его глава товарищ Цурюпа. Так и жили на три здания: Корпус с младшими классами, Новое здание школы для средних и старших и Дворец через дорогу в 10 минутах ходьбы. Называлось это “ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС” и подавалось как мощнейшая инновация, даром, что каких-то двадцать лет назад эта инновация была повсюду. Новое как хорошо забытое старое, где ключевое слово – “забытое”.
В общем-то вполне ожидаемо, что наше самоуправство дошло до руководства “КОМПЛЕКСА”. Группа учеников без куратора или худрука взяла и самостоятельно организовала в кружок – как же так вышло-то?
Странно, что раньше не заявились! В общем, пришло наше время. Момент истины! Сейчас нам покажут!
Снежана и Маруся что-то карябали на листочках, Игнат стучал сложный ритм, а я наставлял Милу. Ну как “наставлял”? Просто рассказывал ей что-то. У девушки всё прекрасно получалось безо всяких советов, так что обучение представлялось мне лишь фарсом для удовольствия её величества.
И вдруг. Никакого стука – дверь открылась, и мы увидели Евгения Петровича в компании с нашей классной, Марьей Ивановной, и тощей женщиной-завучем Еленой Валерьевной, которая как раз отвечала за культурно-массовую работу в школе и кружки во Дворце. И если к директору у меня до тех пор вопросов не было, то вот Елену я терпеть не мог. Она организовывала мероприятия максимально формально. Она вечно выдвигала какие-то дурацкие правила (вроде запрета танцев в обнимку на дискотеках – нормально вообще?), и крайне редко одобряла инициативы учеников в любой области. Поэтому едва её завидев, я подумал, что всё пропало.
Мы притихли и инстинктивно поднялись на ноги, встав практически по стойке «смирно».
– Та-ак, – сообщил директор.
– Вот видите, я же вам говорила, – это запищала ему на ухо «выдрозавуч». Что за идиотское лиловое платье она на себя натянула?
– Я разрешила ребятам, – позади всех неожиданно обнаружилась милейшая Римма Ароновна, пожилая учительница музыки, в прошлом – оперная певица. К сожалению, никто её не слушал, – за ребят поручилась Снежаночка. Вы же знаете Снежану Варяг…
«Да сейчас вам! Держу пари, в данную минуту они её даже в упор не видят!» – подумалось мне.
Марья Ивановна подошла к Марусе и принялась что-то с нею выяснять настолько тихо, что я не мог расслышать. Зато я слышал завуча. Она быстренько и в красках расписывала директору варианты правильного использования такого отличного помещения. Бред – они что, раньше не знали, что этот зал существует? Что за внезапность? То не нужен был зал, то теперь он превратился в ценнейший ресурс. Как будто не могло это подождать. Ну хоть пару лет!
– Значит, так, – сказал вдруг директор громко, – Для этого зала есть применение получше. Оборудование и ключи сдать завхозу. Для ваших репетиций такой большой зал не нужен, мы подберём вам другое помещение.
Я хотел поинтересоваться, что значит «получше», но не стал. Хотя, может, и стоило бы, ведь зал использовался учениками для творческой работы – нами! А Дворцы, между прочим, и существуют для внеклассных занятий учеников! К тому же по линии Пионерской организации и Ордена Директору наверняка должны были намекнуть!
Почему-то я был уверен, что Маруся не смолчит и испортит ситуацию безнадёжно, но её нейтрализовала Марья Ивановна, так что директор-узурпатор ушёл, а за ним последовали и завуч, и Римма Ароновна, всё ещё пытавшаяся взывать к здравому смыслу.
И коль скоро директор ушёл, в присутствии классной мы немного перевели дух.
– Марья Ивановна, чего это он? – спросил я.
Классная руководительница повернулась ко мне:
– А то не понимаешь? Раз вы создаёте группу, надо было обсудить, как положено – хотя бы со мной. А вы дубка слишком большого взяли – сами всё сделали, ни у кого не спросили. Вот, последствия.
– Я не могу молчать, когда такое происходит! – заявила Маруся. – Вот сейчас пойду, поговорю с ним.
– Не смей, – взмолилась Марья Ивановна, и я понял, что именно она всё это время обсуждала с нашим ураганным величеством. Классная руководительница удерживала сумасшедшую Марусю от необдуманных шагов и фраз. От всей души спасибо Вам, Марья Ивановна.
Но теперь-то что делать?
Я повернулся к Миле и Игнату, которые всё это время оставались у меня за спиной, и сразу чётко осознал: дело ещё хуже, нежели казалось мне. Почему?
Потому что за предшествующую неделю я ни разу не видел Игната без его фирменной улыбочки. А теперь он хмур и напряжён. А ещё Мила странно взялась за гриф своего баса.
Не зная, как реагировать на такое, я быстро оглянулся на Снежану. Та была на месте, за синтезатором, и выражение её лица оставалось обычным. Но вот правая рука показывала ладонь. Мне? Скорее, нет. Скорее, тем, кто стоял за моей спиной.
– Вы чего?
Нет ответа. Только сосредоточенные взгляды мимо меня на дверь!
А дверь снова открылась, и, скалясь злорадной улыбкой, вошла Елена Валерьевна.
– В общем, так, артисты, – начала она пренебрежительно, – Римме Ароновне удалось убедить Евгения Петровича не разгонять вас сразу. Через две недели в школе танцы, так вот вам список песен. Сыграете – останетесь репетировать.
И она подала список Марусе.
Наша командирша опустила глаза на бумажку. Секунды чтения ей было достаточно, чтобы с криком «ДА НИКОГДА В ЖИЗНИ!!!» вылететь из зала.
– Марина-а! – Марья Ивановна бросилась следом.
И как только дверь захлопнулась, Снежана опустила ладонь и тихо обронила:
– Разрешение получено.
Я даже не успел придумать уточняющий вопрос, как мимо меня промелькнула Мила. Не пробежала, нет – пронеслась ловкими скачками, одновременно срывая с себя бас и занося его над головой.
Это только кажется, что самое важное должно происходить, точно в замедленном кино. В жизни всё мгновенно: завуч молниеносно увернулась от удара басом и тут же напала на Милу, которая, впрочем, тоже показала класс: воспользовавшись инерцией от неудавшегося выпада, ловко уклонилась, заставив противницу повернуться спиной ко мне. И Игнату. Который тут же оказался на позиции, нанёс пару ударов кулаками и немедленно отпрыгнул прочь – подальше от когтей.
«КОГТЕЙ?»
Елена Валерьевна стала тоньше и длиннее: её безвкусное лиловое платье больше не доходило ей и до колен. Вся она ссутулилась, стала гибкой и … пружинистой, что ли. Кожа потемнела, глазища вспыхнули, пальцы удлинились. Что это вообще?!
Я стоял, как дурак, в башке только брань, а передо мной творились дурдом и мракобесие: вампир и эльфка сражались с чудищем с одобрения ангела. Уточните, пожалуйста, из какой это книги?