И он положил ей руку на живот.

Лиза окаменела – ничего этого она, погруженная в собственные мысли, не слышала и, выходит, дала Степе ложные надежды, заставив его поверить в то, что она наконец-то поступит так, как, с его точки зрения, и должна была поступить.

То есть выйдет за него замуж, уволится с работы и будет воспитывать его детей.

– Это ведь так? – спросил Степа, точнее, не спросил, а подытожил.

Лиза не нашла в себе сил воспротивиться всему тому, что обрушилось на нее, и только кивнула.

– Вот и отлично, Лизок! Я же знал, что ты у меня умничка! А вот я балбес – все время думал о том, чтобы купить шампанское и отметить это по полной программе, да и забыл. Сейчас сбегаю, тут винная лавка рядом. Надо пока пользоваться моментом – скоро, в твоем положении, никакого шампанского! Ты поднимешься или со мной хочешь?

Лиза отрицательно мотнула головой, потому что более всего ей хотелось снова погрузиться в вольтеровское кресло и созерцать «Мону Лизу» – теперь, вне всякого сомнения, только ее «Мону Лизу».

А вместо этого Степа предлагал отпраздновать шампанским то, на что она не давала согласия.

Или все же дала?

Открыв ключом дверь подъезда, Лиза прошмыгнула вовнутрь. Не хотелось ни с кем встречаться, особенно с приставучим и приторным соседом месье Антуаном в красном шарфе и черном берете.

В подъезде никого не было, и Лиза, запыхавшись, поднялась на четвертый этаж.

И что ей теперь делать? Не могла же она оставлять Степу в неведении относительно того, что мнение свое не переменила, а просто не слушала, что он говорит, и поэтому не возражала.

Но если разговор начнется с этого, то легко представить, чем он завершится.

Да, наверное, идея поездки в Париж изначально была неправильной. «Мону Лизу» она так и не увидела – зато обрела свою собственную.

Ну, и заодно потеряла Степу, о чем тот, как раз покупающий дорогое шампанское (у него все должно быть дорогим), не подозревал.

Еще не подозревал.

И все же – что ей теперь делать и, главное, как сказать Степе?

И когда?

Оказавшись на четвертом этаже, Лиза подошла к двери съемной квартиры, уже вставила в замочную скважину ключ и вдруг поняла – что-то не в порядке.

Резко обернувшись, она уставилась на соседскую дверь, ту самую, за которой обитал месье Клод.

Дверь была приоткрыта – как и прошедшей ночью, на пару сантиметров.

Однако на этот раз никакого костлявого пальца, манящего ее, оттуда не высовывалось.

Лиза подошла к соседской двери, ожидая, что в любой момент та распахнется и на пороге возникнет эксцентричный всклокоченный сосед, опять рассказывая ей небылицы местного сумасшедшего.

Но дверь не распахнулась, и никто не выскочил.

– Месье Клод? – произнесла тихо Лиза. – Месье Клод, вы забыли закрыть дверь!

Хотя, если судить по рассказу того же соседа, месье Антуана, месье Клод никогда не забывал закрывать дверь квартиры, которую редко покидал.

Толкнув дверь, Лиза заглянула в длинный темный коридор и снова спросила:

– Месье Клод?

Ответа не последовало.

Несколько мгновений потоптавшись на пороге, Лиза приняла решение: проще всего было бы, конечно, уйти, прикрыв дверь, и, дождавшись возвращения Степы, или отметить шампанским то, что отмечать она совершенно не желала, или завести с ним крайне серьезный разговор.

Но и делать это она тоже не хотела.

А вот если выяснится, что у их соседа инфаркт или даже инсульт, то можно будет отсрочить празднование и разговор.

Да и вообще, не могла же она бросить на произвол судьбы старого, явно не совсем нормального пожилого человека, которому, не исключено, требовалась помощь.

Или это была ловушка?

Мысль о том, что месье Клод бросится на нее со спины, когда она зайдет в прихожую его квартиры, пришла Лизе слишком поздно.

Она даже обернулась, уверенная, что похожий на привидение старик, в ночной рубашке и с всклокоченными волосами, притаился где-то позади.

Но никакого месье Клода у нее за спиной не было, а только крышка от гроба.

Правда, как, поняла Лиза, придя в себя от легкого шока, даже не от гроба, а от саркофага, причем, судя по мотивам, древнеегипетского.

И, если уж на то пошло, крышка от подлинного древнеегипетского саркофага. Но кто мог себе позволить держать в квартире, пусть и парижской, крышку от настоящего саркофага времен фараонов, которому было несколько тысяч лет, который стоил миллионы и место которому было однозначно в египетском собрании Лувра?

Ну да, месье Клод. Тот самый, про которого его сосед месье Антуан не без зависти заявил, что тот ужасно богат.

Лиза, ощущая себя Али-бабой, попавшим в пещеру разбойников, двинулась вперед по коридору. И тут же ударилась обо что-то ногой. Это были картины, вповалку стоявшие вдоль стен. Лиза сняла закрывавшую их пыльную простыню и увидела что-то искаженное, кубическое.

Но если это Пикассо или кто-то в этом роде, то сколько же это стоит?

И, более того, сколько тут всего картин – только в одном коридоре десятки, если не сотни!

А помимо картин – мраморные бюсты надменных правителей древности, а в противоположном углу коридора – громадный контрабас, явно старинный.

Интересно, Страдивари контрабасы тоже делал?

Лиза толкнула высоченную дверь одной из комнат – и попала в огромный салон с полностью занавешенными окнами и горящими везде светильниками. И картинами повсюду: и на стенах, от самого пола до потолка, и на полу штабелями вдоль стен, подле покрытого запыленными простынями дивана, около и даже на рояле, стоявшем в центре.

Уставившись на одну из картин, Лиза поняла, что где-то видела подобный мотив. Кажется, в Третьяковке. Изящные, словно невесомые балерины Дега.

А вот это что такое под самым потолком – неужели, судя по неподражаемому стилю, кисти самого Ван Гога?

Обведя набитую сокровищами комнату взглядом, который задержался на гигантской хрустальной люстре, в которой отчего-то застрял детский мячик, правда давно сдувшийся (интересно, как долго он там покоится – и не загнал ли его туда малыш Клод лет эдак семьдесят тому назад), Лиза прошла в смежную комнату – и увидела снова картины, а также шкафы, забитые старинными книгами, помимо этого высоченные древнеегипетские статуи, стоявшие около саркофага, на крышку от которого она наткнулась в коридоре.

Лиза ничуть бы не удивилась, если бы обнаружила на дне саркофага месье Клода, спящего безмятежным детским сном.

Ну, или спеленутую египетскую мумию.

Однако там она наткнулась на шкатулки, явно старинные и очень тяжелые, покоившиеся друг на друге. Приподняв крышку одной из них, Лиза увидела, что она забита разномастными, явно древними, золотыми монетами.

До нее донесся легкий шорох.

– Месье Клод! – Лизе сделалось не по себе. Да, этот старый, больной человек, к тому же психически неуравновешенный, был несметно богат и хранил все свои сокровища в своей парижской квартире.

Почему бы, собственно говоря, и нет?

Только где вот он сам, хозяин этой пещеры сокровищ на рю Франсуа Мирон в четвертом округе Парижа?

Выйдя из комнаты, Лиза попала в кабинет, где увидела все то же самое: картины, статуи, на одной из стен висели небывалой экспрессии гобелены.

Но месье Клода там тоже не было.

Наконец она заметила дверь, из-за которой лился желтый призрачный свет. Похоже, это была дверь ванной комнаты.

Оттуда снова донесся шорох.

– Месье Клод, извините, что без спроса ворвалась в вашу квартиру, но дверь была открыта, а вам все же лучше ее закрывать…

Дверь ванной комнаты распахнулась, и на пороге кто-то возник.

Но это был не месье Клод.

Перед ней стояла высокая темноволосая грациозная особа с умопомрачительной фигурой и внешностью модели парижских подиумов в неприметном сером комбинезоне и такой же кепке.