– Не волнуйся, – сказала Анна. – Обещаю: тебе не придется за меня краснеть.

Такси остановилось у блестящей белой двери недалеко от Мэдисон-авеню. Швейцар в цилиндре приветствовал девушек так, будто только их ему и не хватало для полного счастья. Выйдя из машины, Анна поразилась: вокруг гул, грохот; такое же ощущение она испытывает, выходя из своего тишайшего цеха на простор шумной верфи.

– Надо же, куда лучше, чем я ожидала, – заметила Нелл, оглядывая Анну, когда они сдали в гардероб пальто и шляпки. – Совсем другое дело.

– Ну, прямо от сердца отлегло, – проронила Анна, однако Нелл уловила иронию и, склонив голову набок, улыбнулась: – А ты смешная.

– Ты тоже.

Нелл взяла ее за руку и потянула туда, где гремела музыка и слышался шум голосов. Для Нелл эта маленькая пикировка – все равно что признание в дружбе, подумала Анна, мало какой девушке довелось услышать такое от Нелл. Прямо как Анна и Лилиан Фини: в десять лет они объявили, что они родные сестры. Главная причина похвалы, конечно же, в том, что сама Нелл в кремовом атласном платье с воротником “хомут” была на редкость восхитительна, никому и в голову не могло прийти, что в ее присутствии Анна привлечет к себе хоть малую толику мужского внимания.

Анна спускалась по невысокой пологой лестнице в зал и не верила, что это не сон: казалось, она волшебным образом попала в кинофильм. Ей нужно бы подготовиться, освоиться не торопясь, но на это нет времени, ее целиком поглотила окружающая обстановка: оркестр, фонтан, похожий на шахматную доску клетчатый пол, тысяча маленьких красных столиков, и над каждым стоит гул, будто там вьется пчелиный рой. Кивая направо и налево, Нелл скользила между столиками, то и дело останавливаясь, чтобы громогласно обменяться с сидящими за столом приветствиями и комплиментами. Взволнованная Анна молча следовала за ней.

За столиком возле переполненного овального танцпола их поджидали трое мужчин. Они выглядели более или менее одинаково: из нагрудного кармана торчит шелковый платок, в галстуке – дорогая с виду булавка. Отличительных черт немного: один из троицы хорош собой, а один из некрасивых по виду старше всех. Они громогласно осыпали девушек комплиментами, но сквозь стоявший в зале шум долетали лишь отдельные слова:

– … праздновать…

– … япошки предприняли…

– … сидят там…

– … шампанское…

– … пожалуйста, дорогая…

Анна старательно вслушивалась, отчетливо понимая, что производит впечатление чопорной девицы. Не умеет она непринужденно пикироваться с соседями по столу, как не умела в детстве скакать через веревочку: чтобы выбрать момент и смело впрыгнуть, нужно уловить ритм, а у нее это получалось плохо. Кругом сидят офицеры в форме, но атмосфера в зале такая, будто нет никакой войны. Почему двух поклонников Нелл, тех, что помоложе, еще не призвали?

Подали моллюсков и шампанское. Официант дрожащими руками (тремор, к военной службе не годен, мысленно определила Анна) не без труда разлил шампанское по широким бокалам. Анна еще ни разу не пробовала шампанского; в студенческом клубе она не пила ничего, кроме пива, а дома из спиртного был только виски. Светло-золотистый напиток шипел и пенился в ее бокале. Она отпила глоток, и сладкая с горчинкой жидкость, чуть покалывая, потекла в горло – так покалывает невидимая игла, утонувшая в игольной подушечке.

– Слушайте, какая прелесть! – воскликнула Анна.

– Потрясающе! – с трудом переводя дух, поддержала Нелл. – Целый день бы пила.

У Анны язык чесался пошутить: мол, хорошо бы принести в термосе немножко шампанского на работу, лишь бы только морпехи не унюхали, – но вовремя сдержалась.

Ее бокал быстро опустел, но подоспевший официант подлил еще. И постепенно, будто кто-то крутил регулятор температуры и пламя в духовке вспыхивало с новой силой, все вокруг – музыка, блеск, смех – слилось в одно яркое пятно; это уже не реальный клуб, а некое, ухваченное искоса общее впечатление, как сказала бы Перл Грецки. Такое преображение снесло все сдерживавшие Анну препоны. Щеки у нее запылали, сердце бешено колотилось, неведомая сила швырнула ее в самую гущу веселья.

Зазвучала музыка: быстрый танец. Некрасивый кавалер, тот, что моложе, снова представился: Луи, и, добродушно отмахнувшись от возражений, повел Анну танцевать:

– Не ломайся, все девочки танцуют. Ну-ка, вставай.

И, ухватив ее за руку, потащил на клетчатый танцпол. Анна заметила, что партнер прихрамывает. Деваться было некуда. Она на миг испугалась, что танцы двадцатых годов, которым она научилась у матери: пибоди, “техасец Томми”, брей-кэвей, – вряд ли годятся для свинга в стиле Бенни Гудмана, а именно его и играл оркестр. Но танцевать с Луи было легко: он ловко и умело, ухитряясь никого не задевать, вел ее по площадке. Анна догадывалась, каких усилий это ему стоило; возможно, он хотел замаскировать свою хромоту, и это ему прекрасно удавалось.

– Тебе весело? – спросил он. – Правда?

По-видимому, Луи взял на себя роль хозяина, от которого зависит успех вечеринки.

– А Нелл? Она тоже веселится? По ней ведь никогда не поймешь.

– Конечно, – заверила его Анна. – Нам всем весело.

Они вернулись за столик, бокалы у всех были снова полны. Появилась Нелл со своим красавчиком; наверно, она в него влюблена. Но когда Анна и Нелл пробивались сквозь толпу в дамский туалет, Нелл шепнула:

– А мой парень, с которым я встречаюсь, не явился, скотина такая.

– Ох, – Анна смутилась. – Может, он…

– Он похож на Кларка Гейбла, это все говорят. Давай посмотрим, может, он у входа стоит.

У входа его не было, и Нелл рассердилась:

– Вот гнида, черт его побери!

– Он что, ненадежный?

– Да он… связан. Иногда ему трудно смыться из дома.

– “Связан” – значит…

Нелл кивнула.

– Но жена у него – мегера.

– А дети есть?

– Четверо. Только дома ему жизнь не в жизнь – он минуты считает до встречи со мной.

– Тебя послушать, так ты прямо героиня из радиосериала про любовь, – заметила Анна.

– Их лучше не слушать, – заявила Нелл. – Только мозги загадишь.

– Моя мать их слушает.

– Почему он не пришел? Я сижу с этими занудами, только чтобы убить время, пока он не пришел.

– Луи не зануда, – возразила Анна. – Он очень даже приятный мужчина.

– Все они одинаковы, – бросила Нелл.

Значит, ничто не связывет красавчика с Нелл, заключила Анна и направилась к столику с твердым намерением теперь потанцевать с ним. Но снова очутилась на танцполе с Луи; правда, он развлекал ее тем, что указывал на присутствовавших в зале видных людей: оказывается, среди прочей публики сидят бригадный генерал, сенатор законодательного собрания штата, известный чернокожий ученый. Тут же сидит Лэйрд Крегар – прошлой весной Анна видела его в фильме “Оружие для найма” – и Джоан Фонтейн, получившая приз Американской киноакадемии за роль в фильме “Подозрение”. Анна была в восторге от этой картины. Мрачные повести из городской жизни нравились ей больше всего: после сеанса идешь домой, внезапно слышишь за спиной шаги, и у тебя от ужаса сводит живот.

– Да вы, Луи, тут всех знаете! – поразилась она.

– Пожалуй, да, – согласился он. – Одно досадно: они знать не знают меня.

Анна внимательно посмотрела на него: невысокий худощавый, лицо узкое, отчего зубы кажутся несоразмерно крупными. Вдобавок он прихрамывает.

– Чем же вы занимаетесь?

– Я актуарий, – пробормотал он и сменил тему, так что Анна не успела спросить, что это слово значит. – А вы?

Анна уже несколько раз чуть не проговорилась, что работает на верфи, и теперь была готова к такому вопросу:

– Секретарша, – коротко бросила она.

– Мне кажется, заведения вроде этого существуют исключительно для того, чтобы мы могли хоть ненадолго забыть про работу, особенно такую, как у нас с вами, – заметил Луи. – А контрабандное спиртное придает удовольствию оттенок греховности.

– Какой такой оттенок греховности? – изумилась Анна. – Я его что-то не улавливаю.