Михеев Михаил Петрович

Злой волшебник

Человек, тебе доверена Вселенная, обращайся с нею аккуратно...

(Из афоризмов будущего)

Вернулся в город я, вероятно, на автобусе... Более или менее ясно воспринимать окружающее я начал только у дверей своей квартиры. Состояние нервного тока сразу и начисто выключило сознание, я совершенно не помнил, как оказался у этих дверей. Очевидно, я сумел пройти от дачного поселка через лес до шоссе и сесть на городской автобус. Я доехал до города, вылез на нужной остановке, потом пересек несколько улиц, счастливо не попав под машину. Прохожие, конечно, принимали меня за пьяного. Но, видимо, я двигался достаточно уверенно и целеустремленно - меня никто не остановил. Так я добрался до дома и поднялся на четвертый этаж. И тут я пришел в себя. Вначале почувствовал, что у меня болит голова. Потом понял, что стою у дверей и с тупой настойчивостью пытаюсь всунуть ключ в замочную скважину. Я хорошо видел зубчатую щель в чашечке американского замка, но не мог почему-то попасть в нее ключом. Мне показалось, что у меня трясутся руки. Я вытянул пальцы перед собой... Нет, руки не тряслись. Я опять взялся за ключ и, наконец, разглядел, что это не ключ, а пятак. Тщетно я засовывал пальцы в углы карманов, разыскивая маленький плоский ключик. Под руки то и дело попадался какой-то неуклюжий пузатый ключ - от висячего замка - с лохматой веревочкой. Это был не мой ключ. Я не знал, каким образом он очутился в моем кармане... Я сообразил, что могу постучать. В этот момент замок щелкнул и дверь распахнулась. Я бы не удивился, если бы она открылась сама собой, только что я видел вещи куда более нереальные, чем сама собой открывшаяся дверь... Но сейчас все было просто: на пороге стояла моя соседка по квартире - пожилая женщина, она работала няней у меня в больнице. Соседка с испугом глядела на мое лицо. Я шагнул через порог, задев ее локтем. Она отшатнулась, что-то сказала вслед, я не понял. Сильно толкнул ногой дверь в свою комнату и, ввалившись в нее, прислонился к косяку. Мне тут же пришло в голову, что я вел себя с соседкой по-свински. Нужно было выйти и извиниться... Но стоило ли беспокоиться о какой-то там невежливости - она ничего не значила по сравнению с тем, что я только что совершил. Мои мысли опять спутались... сильно заболело в затылке. Нужно было лечь и отдохнуть. Я с трудом добрался до дивана, кое-как стянул один ботинок - на второй уже не хватило сил - и откинулся на диванную подушку. Но все случившееся сразу же возникло в сознании, возникло ярко и отчетливо, несмотря на всю свою чудовищную невероятность, Я вздрогнул испуганно, поднялся и сел. Привычная знакомая обстановка комнаты. Реальные вещи... Может быть, я заболел? Рука моя все еще не выпускала снятый ботинок. Я постукал каблуком по колену. Мне стало больно. Я встал, подошел к шкафу. В зеркале отразился бледный взлохмаченный человек в сером костюме, с ботинком в руке. Я швырнул ботинок к дивану. Отражение сделало то же самое. Я высунул язык. Отражение тоже высунуло язык. Язык выглядел нормально. Пульс тоже был в порядке. Тогда я постарался вспомнить, какое сегодня число. И вспомнил. Настольный календарь подтвердил, что все правильно. На столе лежало письмо из санатория, от Лизы. Я помнил его содержание. Мозг мой работал нормально. Так что же это было? Я опять вернулся на диван. Сидел и перебирал в памяти случившееся. И все меньше и меньше верил, что видел это своими глазами. И вдруг в сумраке сомнений мелькнула яркая и радостная мысль. Я даже зажмурился от облегчения. Не было ничего. Мне показалось.... Конечно, не было!.. Все объясняется так просто. Да, я ездил за город. Что-то там со мной случилось: солнечный удар, временное помрачение сознания. А остальное - болезненный бред! Фу, черт! Ну конечно же... Сейчас специально поеду за город, на то место, и воочию смогу убедиться, что там ничего не произошло. Я поспешно натянул ботинки и выскочил в коридор. Шофер пойманного мною такси вначале поморщился. - За город? - переспросил он. - Да, на тридцатый километр. - Я понял шофера и добавил: - Вернусь с вами обратно. Мы быстро выбрались из сутолоки уличного движения на просторное загородное шоссе. Под колесами "Волги" замелькали бетонные плиты автострады. Шофер попытался было занять меня разговором. Но мне было но до него, и он замолчал. Оживление покинуло меня, а беспокойство нарастало с каждым километром... Двадцать восьмой... двадцать девятый... На тридцатом километре я еще издали увидел на сером бетоне дороги поблескивающие осколки стекла. Шофер притормозил и вопросительно посмотрел на меня. Вправо от шоссе уходила мало наезженная проселочная дорога, я молча показал на нее. Мое смятение, очевидно, отразилось на лице, шофер задержал на мне взгляд, потом спустился с автострады. Мы проехали негустой пригородный лесок... миновали уже знакомую мне полянку с ромашками... вот и одинокая дача на отшибе станционного поселка, за поселком серые башни элеватора и над ними густая туча сизого дыма. Можно было не выходить из машины. Но я вышел. Вышел и шофер и остановился рядом со мной. - Ого! - сказал он. - Элеватор-то горел, что ли? Три пожарные машины, похожие издали на красных жуков, копошились во дворе элеватора. Белые струйки воды били по обломкам рухнувшей башни. Фигурки людей сновали по двору, то исчезая за машинами, то появляясь вновь. Я достал из бумажника деньги, подал шоферу, попросил меня подождать. И обошел дачу кругом. Теперь была видна и железнодорожная линия, которая проходила мимо элеватора. Электровоз по-прежнему лежал поперек рельсов. Два вагона завалились набок, перекрыв рядом идущие пути. Железнодорожный кран, гудя мотором, пытался поднять их и оттащить в сторону. У насыпи стояла машина с красным крестиком на кузове. Человек в белом халате накрывал что-то, лежавшее на носилках, простыней. У меня опять сильно заболело в затылке. Все вокруг стало расплывчатым и неустойчивым. Я прислонился к забору дачи. Потом боль утихла. Я медленно приоткрыл налитку, как бы боясь увидеть за ней что-то страшное. Конечно, в ограде никого не было. Я знал, что там никого и не может быть. Но мало ли что я знал... От ворот к крыльцу маленького бревенчатого домика вела тропинка. Возле крыльца росла крапива. Голубенькие ставни были открыты. На дверях висел замок. Я сунул руку в карман пиджака и вытащил ключ. Ключ от висячего замка, на взлохмаченной веревочке... Это был ЕГО ключ... ОН открывал замок этим ключом... Мне тоже нужно было открыть дверь, чтобы убедиться. Но я не мог этого сделать. Я опустил ключ в карман и вытер руку полой пиджака. В сенях, в доме было тихо. Как в могиле. Да и не могло быть иначе... Я понимал это. Я же был врач... У стены высокой поленницей были сложены дрова. Березовые кругляки. Какое же из них тогда попало мне под руку?.. В траве возле поленницы что-то блеснуло. Я наклонился и поднял ключ. Маленький плоский ключик от американского замка. Это был мой ключ. Вероятно, он выпал из кармана, когда я висел вверх ногами. Нечего было здесь больше делать. Я вернулся к машине. Шофер продолжал разглядывать дымящийся элеватор. Поваленного набок электровоза шофер не видел, его закрывал забор дачи. - Потушили, - одобрительно заметил он. Я кивнул и сел в машину. - Поехали. - С чего бы это он загорелся? Я промолчал. Шофер искоса взглянул на меня, потоптался нерешительно и сел за руль. Может быть, он даже подумал, что я имею какое-то отношение к пожару на элеваторе. Хорошо, что он не видел еще и электровоз... Подминая кустики, он круто развернул машину, и мы поехали обратно к шоссе. Всю дорогу до города он косился на меня подозрительно и с любопытством. Что мог я ему сказать? Я попросил его остановиться возле городского сквера. Он полез в карман за сдачей. - Не нужно, - сказал я. - Попрошу вас заехать еще в одно место. Есть у вас бумага и карандаш? Шофер протянул измятый блокнот, от которого сильно пахло бензином. Я написал несколько слов, приложил к записке ключ от висячего замка и подал все это вместе с блокнотом шоферу. - Отвезите это, пожалуйста, в ближайшую милицию, дежурному. Шофер оторопело взял записку и ключ. Я вышел из машины. - Послушайте... - спохватился он, высовываясь в окно кабины, но я быстро пересек тротуар, и толпа прохожих загородила меня от шофера. Дома я достал из стола стопку чистой бумаги. Некоторое время думал: стоит ли как-то озаглавить свою исповедь. Потом решил предоставить это милиции.