Представленная книга – результат моих многолетних исследований в области экологической истории России конца XIX – первой трети XX века (до начала Великой Отечественной войны). Во многом она стала продолжением аналогичного изучения периода поздней империи1. Немаловажным фактом является то, что обе книги были изданы в рамках государственной грантовой поддержки, что свидетельствует о значимости исследований по экологической истории для «новой», постсоветской России. Становлению и развитию этой отрасли знаний посвящена следующая глава, поэтому сейчас я не буду подробно останавливаться на этом сюжете. В общих чертах отмечу лишь то, что экологическая история изучает взаимодействие природы и общества в различные периоды развития цивилизации. Это не является абсолютно новым явлением в науке: известно, что идеи ландшафтно-социальных детерминант существуют давно – как минимум со времен Геродота, Страбона и др. Рассуждения античных авторов о взаимозависимости общества, природы, климата развили арабские и персидские мыслители периода расцвета Арабского халифата (Аль-Масуди, Аль-Идриси и др.). Не остались в стороне от данной теории и российские ученые, значительно обогатившие ее новыми методологическими и концептуальными подходами: В. О. Ключевский, С. М. Соловьев, П. Н. Милюков, М. К. Любавский, С. М. Широкогоров, В. И. и Г. В. Вернадские, Л. Н. Гумилев, Л. В. Милов, В. И. Козлов, Н. Н. Крадин и многие другие. Однако принципиальное отличие экоистории состоит в том, что предметом ее внимания является не просто общество и просто природа, а их взаимовлияние (коэволюция), принятое за аксиому, комплексно изучаемое гуманитарными и естественными науками. Подобная теоретико-методологическая симфония создает целостное представление об экзогенно-эндогенных факторах социоприродного развития.

Оформление экоистории в виде самостоятельного научного направления во второй половине XX века было связано с видимым ухудшением состояния окружающей среды обитания, порой доходившим до деградации природных объектов (озеро Байкал в России, Великие равнины в США и др.) и техногенных катастроф (взрыв на Чернобыльской АЭС и пр.). Логично, что защитники природы и государственные профильные ведомства задумались над ретроспективным состоянием проблем и в связи с этим стали востребованы историко-экологические исследования. Стали популярны междисциплинарные исследования природных катаклизмов прошлого, которые отразились на развитии отдельных стран и всего мира. Так, ученые до сих пор постигают загадки извержения в 1815 г. вулкана Тамбора в Индонезии, вызвавшего такой феномен, как «вулканическая зима» – резкое сокращение температуры воздуха и, как следствие, неурожаи и эпидемия холеры в Европе и Северной Америке. В России последствия извержения, казалось бы, далекого вулкана выразились в эпидемии холеры в 1830–1831 гг., неурожае и голоде 1833–1834 гг. Учитывая это, очень важно, что у эко-истории появилась отдельная полоса для движения на широкой научной магистрали. Однако при этом важным является консолидация ученого сообщества вокруг единого поля исследования, что, несомненно, повысит статус научного направления и эффективность исследований, не только междисциплинарных (что и так очевидно), но и международных.

Природа и общество – это стратегический ресурс, залог безопасности страны, который позволяет адекватно реагировать на экстремальные условия ухудшения глобальной ситуации, в т.ч. социально-экономической и климатической. Для того чтобы так и происходило, необходимы фундаментальные исследования в рамках экоистории, которые инициируют активные междисциплинарные взаимодействия, вовлечение российских научных исследований в мировую науку. Глобальные вызовы в системе «Человек–Природа–Технологии–Социальные институты» требуют совместного исследования и решения в рамках диалогов «государство–общество», «Россия–мир».

Важно понимать и то, что проблема выживаемости социума в условиях экологической напряженности волнует сегодня не только ученых, но и широкую общественность. Во многих странах мира она поставлена на самый высокий государственный уровень2. В России эта проблема вызывает особую тревогу, поскольку страна находится в состоянии нестабильного экологического и демографического развития, актуализируются вопросы экологической и продовольственной безопасности, адекватного ответа на глобальные вызовы современности. Несмотря на высокий уровень совокупного экокапитала России (воспроизводимый природный капитал, включающий географическую территорию страны, площадь лесов, сельскохозяйственных угодий, объем запасов пресных вод и пр.), очевидно, что природные ресурсы исчерпаемы и их дальнейшая хозяйственная эксплуатация требует разумного подхода. Преобразующая природу деятельность человека имеет пределы. Изучение прошлых трендов, текущего состояния и перспективной динамики развития экокапитала для нас жизненно и стратегически необходимо.

Для решения проблемы требуются специалисты различных областей знания, т.к. она должна рассматриваться комплексно. В связи с этим большую важность приобретает изучение истории взаимодействия природы и человека, поскольку для решения социоприродных проблем необходимо знание их исторических корней3. В этом помогает экологическая история. Экоистория, изучая взаимодействие и взаимовлияние природы и человека, не только расширяет сферу знаний об этом процессе, но и выступает как аккумулятор и аналитик негативного и позитивного опыта, что имеет практическую востребованность. Экоистория связывает воедино социальную и экологическую историю, выявляет взаимосвязи между природой и социумом, определяет характер этих взаимодействий и их динамику в историческом развитии, помогает сделать достоверный научный прогноз4. Благодаря междисциплинарным связям гуманитарных и естественных наук экоистория создает многомерное, системное представление о взаимосвязи природы и общества.

В рамках объемного научного поля исследований экоистории малоисследованной и крайне актуальной является проблема государственно-общественного восприятия и осмысления социоприродных процессов, протекавших в позднем аграрном обществе Европейской России в конце XIX – первой трети XX века, когда разворачивались принципиально важные для последующего развития страны события как антропогенного, так и природного генеза. В переходный период от аграрного к индустриальному типу общества происходила кардинальная смена моделей природопользования и природовосприятия вообще. Весьма интересным представляется изучение механизма трансформации российского традиционного природопользования и замены его на природопокорительное. Уже в 1930-е гг. были заложены важнейшие предпосылки экокризиса в аграрной сфере, отголоски которого слышны и теперь: идеологические и организационно-хозяйственные, дополненные после индустриализации еще и безграничными техническими возможностями. Индустриальные принципы организации сельскохозяйственного производства, настойчиво внедряемые советской властью, окончательно сломали веками устоявшееся общинное экофильное природопользование5. Выявление этой смены парадигм, в особенности через призму государственного и общественного восприятия, стало также весьма важной научной задачей в рамках проведенного исследования.