Перед нами была та самая развилка. Знака над правым ответвлением не было, видимо, тросик, державший его, перетерся или порвался под сильным ветром. Джош прибавил скорости и свернул направо.
Двигатель опять стал завывать, колеса пробуксовывали в глубоком снегу.
– Где-то здесь…– пробормотал Питер.
И тут нам повезло – снеговая пелена внезапно поредела, а затем неожиданно исчезла совсем, буран кончился. Облака разошлись и рядом с острым пиком горы Клинт засияла полная бледно-серебряная лунища, большие кратеры на ее лике мог бы разглядеть даже близорукий. Впечатление было таково, что вездеход сейчас врежется в ее алюминиево серебрящийся круг. Видимо, у Джоша возникло такое же ощущение, что и у меня, он внезапно и чрезмерно резко затормозил. Сбросив охватившее меня оцепенение, я огляделся. Вокруг нас на много миль простиралось холмистое плато. Справа от нас я увидел полузанесенный снегом, почти превратившийся в невзрачный холмик, лимонного цвета "Мерседес" 600-й модели. Со стороны багажника из снега поднималась струйка дыма – двигатель работал.
– О, а вот и моя машина! Сейчас подцепимся и в момент вытащим! – раздался в повисшей тишине бодрый тенорок мистера Дорси.
– Погодите, сэр. Мне кажется, задняя дверь приоткрыта. – охладил я его пыл – Сейчас узнаю, в чем дело.
Я выскочил на снег и подбежал к машине бедняги Питера.
Внутри было пусто…
Работала печка, приемник играл похоронный марш Шопена. И тут я почувствовал такой дикий, первобытный страх, что, не чуя под собой ног, бросился назад, к спасительному "Сноумобилу" и отдышался уже внутри, полулежа на мягком сидении. Почувствовав, что могу говорить, я прохрипел:
– Никого внутри… Уезжаем…
Джош без лишних слов нажал на акселератор, машина пробуксовала всеми шестью колесами, и стала набирать скорость. Но тут Питер рванул ручку двери, и ни слова не говоря, выскочил наружу. Я попытался его удержать, но у меня в руке остался лишь кусок рукава его пальто. Ничего себе прыть!
Джош нехотя затормозил. Я посмотрел назад, не убился ли Питер. Но нет, наш ночной гость был, похоже, в порядке. Разве что извалялся в снегу с ног до головы, да свою щегольскую шляпу – борсалино потерял. Дорси стоял в лунном свете и озирался. Потом как-то деревянно нагнулся, поднял свой головной убор и нахлобучил его.
Я открыл дверцу с ругательством, готовым слететь с языка, но слова застряли у меня в горле… Сперва я услышал шелест снега – кто-то легко, почти не касаясь наста, бежал. Как волк в зимнем лесу… Я оглядывался, вытянув шею, пока, наконец, не заметил в паре десятков метров от нас, но не со стороны машины Питера, силуэт бегущей женщины. Она была в легком пальто и меховом боа вокруг шеи, простоволосая. Ее длинные светлые волосы трепал ледяной ветер. Лицо женщины я не смог разглядеть, луна светила ей в спину. До нас долетел ее крик:
– Питер! Ну, наконец-то, ты пришел! Мы с Лиззи пошли уже искать тебя. Иди сюда, если б ты знал, как я замерзла!
Я никак не мог понять, что же не так с этой женщиной – мы с Джошем видели ее вполне отчетливо, она уже была от нас в каких-нибудь восьми метрах. Наконец, меня осенило, и я заорал:
– Мистер Дорси, если Вам дорога жизнь, не подходите к ней, у нее нет тени!!!
Бедняга, сделавший было шаг навстречу женщине, отпрянул назад, пытаясь бежать, но его нога в легком дорогом ботинке (только по асфальту ходить) поехала по насту, женщина в полете настигла нашего ночного визитера и приникла к его шее. Из прокушенной сонной артерии брызнула кровь, Питер и его жена мешком осели на снег в двух метрах от нас… Тень Питера, четкая и синяя, быстро выцвела и пропала.
Мы с Джошем не могли вымолвить ни слова, руки и ноги у нас словно отнялись, как это бывает в дурном сне, когда лежишь на рельсах, не в силах пошевелиться, а на тебя несется локомотив. Мы не могли оторвать взглядов от двух тел, трепещущих на снегу, и от черных больших капель крови, еще секунды назад струившейся в жилах человеческого существа…
Вдруг женщина оторвалась от шеи своего супруга и подняла на нас тяжелый взор. Ее голос теперь был низкий и хриплый:
– Смотри, Питер, вот еще живые люди. Ты же голоден!
Она протянула ко мне руку и поднялась на четвереньки. Меня охватила паника, ноги сделались ватными. В ее глазах не было мысли, это были вообще не человеческие глаза… В темноте они тускло вспыхивали рубиновым. И тут сработал инстинкт, приобретенный мною в армии – руки сами сделали то, что требовалось. Передернув затвор дробомета, я направил дуло двенадцатого калибра в лицо женщины – нелюдя и плавно надавил спуск.
Дробовик оглушительно выстрелил, дернувшись в руках. Звук выстрела привел меня в чувство, но вместе с ним молнией пронеслась мысль:
"БОЖЕ Я УБИЛ Я УБИЛ ЕЕ Я УБИЛ ЧЕЛОВЕКА ГОСПОДИ!!!"
Я успел заметить, как тело женщины приподняло в воздух и отшвырнуло назад, как она, кувыркаясь, проехала немного по насту. Теперь у нее не было лица… Питер, зарычав, вскочил, с тем, чтобы броситься на меня, но мы с Джошем резво запрыгнули в салон "Сноумобила". Двигатель, тарахтевший на нейтральной передаче, взревел, выбросив из-под колес веер снежно-ледяного крошева, машина сорвалась с места. Джош показал чудеса водительского мастерства, умудрившись не вписаться в занос и не задеть застрявший "Мерседес". Я вздохнул с облегчением – кажется, нам удалось вырваться из ловушки. Но не тут-то было! Взглянув в зеркало заднего вида, я обмер, наткнувшись на взгляд единственного рубинового глаза посреди кровавых подтеков. Это была жена Питера Дорси. Она, верно, решила поиграть в безбилетного пассажира, вцепившись в запаску, висевшую на крышке багажника.
После пережитого ступора и последовавшего за ним адреналинового пика мною овладело олимпийское спокойствие. Я заговорил, стараясь не выдавать волнения:
– Джоши, спокойно, у нас на запаске висит жена Питера. Выезжай на шоссе и сворачивай в сторону от города, не хватало нам ее с собой привезти…
Меня прервал сильнейший удар, начисто выставивший заднее окошко. Нежить влезала внутрь, рыча и булькая. Ее когти распороли обивку салона. Я замахнулся, насколько позволяла теснота внутри "Сноумобила", и саданул рукояткой дробовика по лицу нежити. Это остановило ее, может быть, даже отбросило на пару сантиметров. Воодушевленный, я развернул дробовик в ее сторону и выпалил… Существо выпало на дорогу. Джош, хладнокровно наблюдавший за нашей схваткой в зеркало, сильно крутанул руль, машину занесло, повело юзом и развернуло. Джош направил вездеход на темную массу, лежащую посреди шоссе. Глухой удар по бамперу довершил начатое. Оглянувшись, я заметил, что женщина все еще пытается встать…
Городок встретил нас темнотой и гробовой тишиною. Я взглянул на часы – было начало второго.
Джош молча загнал вездеходик в подземный гараж, и мы опять поднялись в салун.
– Ну, Джошкин, что ты можешь сказать обо всем этом? – спросил я.
– Если россказни не врут – а мы сейчас убедились, что они не врут – то наши дела из рук вон плохи. Завтра же утром делаем отсюда ноги.
– Стало быть, уже сегодня. Погоди… Но здесь же люди остаются.
– Знаешь, называй меня трусом, но мне все равно. Утром посмотрим, есть ли кто живой, мне лично, по опыту сегодняшнего дня, кажется, что нет. Поорем, постучим в дома, и вперед! Надеюсь, смогу открыть дельце где-нибудь на побережье.
– Пожалуй, ты прав. Я, наверное, переберусь на озеро Палурд или в Полакенские горы. Там недотеп не меньше, чем здесь, а то и больше. А насчет завтрашнего – надеюсь, что нежить днем не ходит. Прости меня, Господи, за малодушие! – перекрестился я.
Охоту к разговорам у нас отбило. Я заночевал у Джоша в салуне. Спалось мне плохо, раза три я просыпался в холодном поту от собственного вопля. Наконец нехотя рассвело. Я выглянул в окошко – на улице шел давешний, мелкий и злой, снежок. Шоссе сильно замело, ни одного следа от колес не было видно на снегу. Сердце мое сжалось в предчувствии беды. Быстро одевшись и проверив револьвер, я сбежал по лестнице вниз, в салун.
