(13 марта 2016 года)

Меня зовут Сара Майлз, мне двадцать три года, и я из Уолтема, это пригород Бостона, штат Массачусетс. Хочу рассказать вам историю, которая случилась со мной несколько лет назад. По правде говоря, я бы с огромным удовольствием вычеркнула эту историю из своей памяти, что и пыталась сделать неоднократно, но со временем оставила попытки сделать это. Да и как вычеркнуть из памяти то, что является частью моей жизни? До сих пор не понимаю значения фразы "все плохое забудется". Хотела бы я посмотреть в глаза человеку, придумавшему эту фразу… Такое мог сказать только человек, с которым в жизни никогда не происходило ничего плохого, поверьте мне. Прошлое, каким бы оно ни было, хорошим или плохим, невозможно забыть. С ним можно смириться, его можно понять, переосмыслить, но забыть… Прошлое, к сожалению, или к счастью, кому как, невозможно ни забыть, ни изменить… По крайней мере, большую его часть.

Познакомившись в ночном клубе нашего района с симпатичным голубоглазым блондином по имени Бен, я совсем не представляла себе страшных последствий этого знакомства. Бен казался мне таким милым и замечательным. Наши отношения развивались стремительно, он не уставал поражать меня добротой, интеллектом и чувством юмора, мы целовались целыми днями напролет. Чувствуя, что по-настоящему влюбляюсь в него, я без тени сомнений приняла предложение составить ему компанию для отдыха в дикой природе Нью-Хемпшира. Он говорил, что там будут два его лучших друга со своими подружками, он говорил, что будет весело, он рассказывал о необычайной красоте природы в тех местах, об озере с чистой, как слеза, водой… Но даже если бы он ничего такого не говорил мне, я бы все равно согласилась поехать с ним, потому что, повторюсь, по-настоящему влюбилась в него.

Мы несколько часов мчались по восемьдесят девятому шоссе, а свернув с него, еще долго петляли по неровным лесным дорогам через какую-то глушь, до тех пор, пока Бен не остановил машину на сказочно красивой небольшой поляне возле озера, окруженного величественными пихтами, а в центре этой поляны стояла обветшалая, но очень уютная хижина.

Эта поездка круто изменила мою жизнь, но я не хочу рассказывать вам о том, что произошло со мной в течение следующих суток. Я не хочу рассказывать вам о том, через какой кошмар мне пришлось пройти, оставшись наедине с тремя извращенными подонками.

Моя история будет не об этой поездке и не о том ужасе, который я пережила, а о том, что произошло со мной после…

(13 августа 2013 года)

Подскочив на кровати, я вскрикнула и в страхе огляделась, чувствуя, как холодный пот тяжелыми каплями стекает с моего лба. Сердце колотилось с такой силой, как будто было готово вот-вот разорвать грудь, выпрыгнуть оттуда прямо на кафельный пол и, ударившись об него с силой, разлететься на мелкие кусочки… В конце концов я поняла, что нахожусь в больничной палате, и это принесло мне мгновенное облегчение.

Это был сон… Страшный, ужасный, но все же просто сон.

Я снова оглядела темную палату в свете дежурного освещения над дверью и провела пальцами по правой щеке. Свежей раны не было, только выпуклый рубец от старой.

Просто сон, снова повторила я сама себе. Даже не сон, а воспоминание. Воспоминание того, что произошло со мной в той хижине среди бескрайних лесов Нью-Хемпшира.

Сидя в абсолютной тишине, я закрыла глаза и прислушалась к собственному дыханию, которое уже почти успокоилось и восстановилось. Кондиционер, висящий на противоположной стене, негромко шумел и его шум тоже благотворно влиял на мое состояние. Я перевела взгляд на прикроватную тумбочку с электронными часами, стоящими на ней.

Три часа ночи.

Снова закрыв глаза, я попыталась вспомнить сон в мельчайших подробностях, но очень быстро поняла, что в этом нет никакого смысла. Я и так знала его наизусть. В конце концов, он был точно таким же, как и вчера, как и позавчера, как и позапозавчера… Я видела этот сон уже почти три месяца. Я подозревала, что увижу его и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… Кто знает, думала я, может этот сон будет сниться мне до конца моих дней…

В этом сне я снова в хижине.

Они снова издеваются надо мной и насилуют.

Они снова пытаются меня убить для того, чтобы скрыть следы своего преступления.

Бен несколько раз ударяет меня, лежащую на грязном земляном полу, ножом в живот, и я просыпаюсь…

Доктор Коллинз, мой лечащий врач-психиатр, в руки которого я попала сразу же после многочисленных операций, любил повторять о том, что самое главное – это то, что я выжила. Я жива, я здесь, и значит, у меня есть будущее. Все плохое со временем забудется, и моя жизнь начнется снова.

С чистого листа.

Это же говорила и моя мама. Все твердили это, словно сговорившись. Это звучало так просто из их уст…

Я провела рукой по своему животу и нащупала шершавые шрамы от ножа. Эти шрамы уже срослись и кровь не текла из них, но они останутся со мной на всю жизнь, как напоминание о том страшном дне. Эти шрамы начнут со мной мою новую жизнь с чистого листа, но смогут ли они помочь забыть мне весь тот ужас, через который я прошла? Не знаю…

Погруженная в глубокие раздумья, я снова пристально посмотрела на часы.

Три пятнадцать.

Этот день настал. Через несколько часов меня выпишут из больницы. Я откинулась на спину и закрыла глаза. Пожалуйста, пусть мне приснится что-нибудь хорошее, ведь до утра еще так много времени. Погрузившись в слабую дремоту, я, просыпаясь периодически, дотянула до утра. Кое-как приведя себя в порядок и не притронувшись к завтраку, я с волнением ждала, когда появится медсестра и проводит меня в кабинет к доктору Коллинзу, но она все не появлялась. Я прождала ее три часа, но когда в очередной раз бросила взгляд на часы, то поняла, что прошло не больше десяти минут с того времени, как закончился завтрак.

В конце концов, медсестра, все-таки, появилась и, приветливо улыбаясь, сказала, что доктор Коллинз ждет меня в своем кабинете. Мы о чем-то болтали с ней по дороге через длинный коридор и пару лестничных пролетов, но я не могу сказать точно, о чем именно. Да это и не важно. Дверь в кабинет доктора захлопнулась за моей спиной, и он, сидя за столом и не отрываясь от тетради, в которую что-то усердно записывал, жестом пригласил меня сесть.

Несмотря на то, что осень была уже не за горами, теплое и приветливое августовское солнце ярко освещало кабинет доктора Коллинза. Из окна палаты оно смотрится совсем по-другому, подумала я, не таким приветливым и ярким, как здесь, а может это просто мои домыслы. Доктор Коллинз продолжал что-то записывать в свою толстую тетрадь, то и дело покашливая и поправляя очки, а я терпеливо сидела напротив него и ждала, когда он освободится.

–Итак, Сара, – наконец сказал он, отрываясь от блокнота и поднимая на меня свое доброе круглое лицо, очередной раз поправляя очки. – Вот и подходит к концу твоя реабилитационная программа. За три месяца, проведенные в нашей больнице, ты совершила невероятный прорыв. Я не могу не оценить это. Поначалу твое душевное состояние вызывало у меня огромную обеспокоенность, но теперь я вижу перед собой прекрасную милую девушку с разумным взглядом. Ты молодец! Ты сильная! Многие другие, оказавшись бы на твоем месте, не справились бы, но ты молодец.

Он замолчал и с восторгом окинул меня с головы до ног. Я ждала, что он продолжит, но он, видимо, сам ждал от меня каких-нибудь слов. Но каких именно? Я не знала, что сказать ему. Единственное, на что я оказалось способна, это глупо улыбнуться в ответ на его молчание.

–Есть какие-нибудь мысли по этому поводу? – спросил он, прервав эту неловкую паузу, и снова улыбнулся своей доброй улыбкой.

Я пожала плечами, и тогда он снова спросил:

–Ты боишься?

–Чего именно? – наконец, ответила я вопросом на вопрос, искренне не понимая, что он имеет ввиду.