Все ахнули - и разошлись.
И обнаружилось все совершенно неожиданно. И даже, можно сказать, что никто никогда помыслить не мог. Смелость Мокина превысила границы человеческого разума, развернувшись небывалой фантасмагорией, и ослепила Посолодь настолько, что сначала все сказали только одно слово: "Ну..."
И с этим, только с одним этим словом ходили целую неделю. И при встрече с художником Мокиным каждый житель делал вежливое лицо и глазами изображал живейшую радость, будто и в самом деле видеть его доставляло жителям величайшее удовольствие.
Что же такое выкинул Мокин? Отчего проник в сердце трепет?
У левого престола посолодинской церкви художник Мокин писал картину "Страшного суда". И в Егорьев день, 27 ноября, в престоле полотняная завеса была спущена. В верхней части картины голубой ангел трубил в золотую трубу, а в нижней части, где изображались муки ада, голый грешник в непривлекательном и гнусном виде, дергаясь, лизал адскую сковороду. Читатель, конечно, догадывается, что этим грешником был Хропов Антон Антонович.
И когда Хропова подвели к картине, думали, что с ним будет удар. Затряслись на лбу синие жилки, он пошатнулся, но, ухватившись за соседей, имел еще силы сказать:
- Не ожидал, совсем не ожидал.
А после этого случая супруга Хропова, Олимпиада Ивановна, желая, может быть, смягчить тягостное впечатление, сообщила соседкам:
- Ничего страшного. Голова его, это верно, а тело совсем чужого мужчины. И не знаю даже, чье тело... Вот чье тело такое - интересно узнать...
Я ровно ничего не хочу этим сказать, у всякого, конечно, свои мысли и даже, может быть, цели, но Олимпиада Ивановна была действительно взволнована. И сам Антон Антонович, заметив это, рассердился и запретил ей посещать церковь.
Вечером сего же дня, надев картуз, отправился он к отцу Паисию. Застал его за колкой дров (вечером матушка собиралась печь оладьи). Линию свою Антон Антонович повел очень тонко.
- А может быть, отец Паисий, тут пахнет кощунством?
- Сейчас, - сказал отец Паисий, отбрасывая колун, - я только надену подрясничек...
- Не беспокойтесь, отец Паисий, оставайтесь в штатском виде, ответил Хропов, - я ведь на минуту зашел спросить, нет ли здесь беса или какой ереси.
Отец Паисий, закурив, сказал очень твердо:
- Беса нет, но в творении пребывает нечто католическое, но оно столь тонко, что, может, сего и нет.
- А нельзя сие тонкое заметить? - ласково сказал Хропов.
Отец Паисий не любил скорых решений и потому попросил:
- Антон Антонович, дайте мне сутки на размышление.
Целую ночь думал отец Паисий, ворочаясь в кровати столь энергично, что матушка, лежавшая с ним рядом, заметила спросонья:
- Не ври... клопов я выводила вчера.
- Да отстань. Вот сосуд навязался на мою шею, - отмахнулся отец Паисий.
Отец Паисий думал так: "Ежели картину замазать, хорошо... А что будет дальше? Хропова, конечно, удовлетворишь, а дальше? А дальше христиан отгонишь... Так придет каждый полюбопытствовать, даже соседи приедут: каждому интересно посмотреть, как Хропов в виде грешника лижет сковороду, и, конечно, зайдя, свечку купит или в блюдо как-нибудь кинет, а может быть, посовестясь, вдруг нечаянно и молебен закажет. Мало ли что бывает... Нет, - решил отец Паисий, - откажу я Хропову. Откажу!"
И когда Хропов явился за ответом, отец Паисий сказал ему смиренно:
- Что поделать, Антон Антонович, ведь оно теперь святое... Ведь рассвятить его не могу, ну, - я могу помыть, почистить, лаком покрыть.
- Куда вы хватили, отец Паисий? Лаком... - испугался Хропов.
- Да я только к слову, Антон Антонович. Я к тому веду, почтеннейший Антон Антонович, что своими средствами ничего тут не попишешь, тут придется к архиерею ехать, и еще как тому взглянется, - может быть, и до митрополита придется дойти.
- Я дойду, - решительно заявил Антон Антонович.
- Очень это долго, Антон Антонович. Это, может быть, год.
- Да хоть в десять лет, а дойду.
- Это вы в запальчивости говорите, Антон Антонович; когда подумаете, сами увидите, что напрасно...
- А я взрыв сделаю. Собор взорву, - сказал Хропов и в волнении даже встал во весь рост.
- Бог с вами, Антон Антонович, эка вы газет начитались. И даже лица на вас нет, сходили бы вы к доктору.
- Не пойду я к доктору, я не лошадь, - не помня себя, сказал Антон Антонович и в полном смятении, даже вприпрыжку, даже забыв попрощаться с отцом Паисием, ушел с церковного двора.
Полную ночь не сомкнул глаз Антон Антонович. И прекрасный месяц, вливавшийся за штору как жидкое серебро, только мешал сну, рассеивая его мысли. Дошло до того, что, не выдержав, обулся Хропов в валенки и, одев прямо на исподнее старую шубу, вышел к крылечку - подышать ночью и развеять жар прохладой.
И, наверное, ночной воздух так подействовал на разгоряченную голову, что Антон Антонович Хропов, вернувшись, крепко и хорошо заснул. И как только встал утром и не успел еще попить чаю, его осенило. Ничего не сказав Олимпиаде Ивановне, собиравшей к столу чашки, он побежал к отцу Паисию.
Агафья Тихоновна окликнула его, немного встревожившись:
- Что вы, угорели, Антон Антонович?
Но он не услышал этого, так велико было его стремление. И, запыхавшись, вбежал он за церковную ограду, крича что есть мочи:
- Нашел, отец Паисий, нашел!
Отец Паисий, прикрываясь занавесью, так как был еще в спальном виде, отворил форточку.
- Здравствуйте, Антон Антонович.
- Нашел... - только и мог сказать Хропов, в изнеможении падая на влажную утреннюю траву.
- Что же мы так стоим, - сказал поп Паисий, - да вы зайдите в квартиру...
- Нет, спасибо, я к вам на минутку забежал... я нашел...
- Да что вы такое нашли, Антон Антоныч? Да встаньте с земли, там сыро, и собаки тут ходят, - удивляясь, сказал поп Паисий.
- Средство нашел от зла...
- Что сие означает? - еще больше удивляясь, спросил поп.
- Свесить, отец Паисий. Снять, то есть, картину совсем, будто ее и не было.
- Необыкновенно простой выход, - согласился отец Паисий, - но необходимо подумать.
- Господи, отец Паисий, чего же думать? Да я хоть сейчас сам вон сниму, и без посторонней помощи. Где у вас лестница и молоток?
- Сейчас, - ответил поп, - я одену подрясничек.
И захлопнул фортку, чем немало рассердил Антона Антоновича, сказавшего: "Вот фокусник!"
И пока поп Паисий открывал дверь, чтобы впустить Антона Антоновича, Хропов придумал еще одно доказательство:
- Отец Паисий, Мокин - безбожный человек, и вы должны радоваться, что от нее избавляетесь. Не могла бы она вам помогать.
Поп покосился на Антона Антоновича, но спорить не стал.
- Антон Антоныч, вы человек светский и в нашей духовной профессии мыслите не инако, как по-светски. Чудотворить может простой камень или, к примеру, дерево, и даже бесы носили воду угодникам, когда был на то всевышний промысл. Я не к поводу спора, а к поводу неизвестности.
- Отец Паисий, я понимаю, я человек коммерческий. Вы говорите о возможных убытках.
- Не о возможных, а о настоящих я говорю, Антон Антоныч. Прикиньте, что мне стоит, простите, живопись - раз, холст - два, дерево для рамы и работа рамы - три, гвозди - четыре, за...
- Довольно! - вскричал Хропов. - За все я вас вознаграждаю.
Поп Паисий не знал, как вывернуться, и остался в большом смущении, выдумывая новый предлог. Тогда Хропов, заметив его колебания, поднял полу своего сюртука и с жаром воскликнул:
- Ну, покупаю!
- И еще.
- И еще вкладываю в храм, - ответил Хропов.
Поп Паисий не знал, что ему делать. С одной стороны, ему очень хотелось согласиться, а с другой - боялся прогадать.
- Вот что, Антон Антоныч, - решительно сказал поп, - дайте мне еще одни сутки на размышление.
Антон Антонович Хропов вышел из церковной ограды, смутным пудовым взглядом окидывая травку, солнце, дома, и, придя к себе, отказался пить чай. Еле-еле дозвалась его к обеду Олимпиада Ивановна.
