Перерыв вещмешок убитого, беглецы оказались обладателями складного ножа, краюхи хлеба, куска сала и двух банок немецкой тушенки.
Оголодавшие люди буквально набросились на еду. Чуть насытившись и отдышавшись после бешеного бега, Зенкович задал вопрос:
– Интересно, кто это?
Мойзель, в задачу которого, образно говоря, входило провести эту парочку до линии фронта и буквально с рук на руки передать в НКВД, ответил:
– Поляк. Я слышал, как охрана лагеря болтала, что недавно на патруль напала банда польских боевиков, но большей частью была окружена и уничтожена, только несколько человек сумели вырваться. Этот, наверно, из этих…
– А чего с оружием и один?
– Наверно, в одиночку уходил, подраненный…
Хотя реально этого поляка вчера на поляну притащили солдаты «Брандербурга». Капитану Мойзелю было нужно обеспечить убежавших продуктами, но так, чтоб не вызывать подозрений, а тут как раз подвернулась группа поляков, которая что-то вынюхивала в окрестностях концлагеря. Специалисты «Брандербурга», которые собаку съели на диверсионных и контрдиверсионных акциях, быстро выловили поляков и без лишнего шума уничтожили, не докладывая при этом в местное отделение гестапо. Трупу в вещмешок подложили продукты и перетащили в оговоренное место, маршрут к которому Гюнтер знал наизусть.
Следующие двое суток беглецы двигались на восток, стараясь не попадаться на глаза местному населению, которое относилось к русским не лучше, чем к оккупировавшим страну немцам, а часто намного хуже. Уже не раз проходила информация, как они расправлялись с беглыми русскими военнопленными или летчиками, сбитыми над территорией, ранее принадлежавшей Польше. Именно поэтому их постоянно сопровождают три разведгруппы абвера, в задачу которых входило уберегать генерала от ненужного внимания местного населения и оккупационных властей.
Они так шли еще двое суток, экономя продукты и приближаясь к цели своего путешествия, когда по плану операции одна из разведгрупп абвера проявила себя, изображая преследование.
Генерал, Зенкович и Мойзель ускорили шаг, временами переходя на бег, но измученные голодом и тяжелыми нагрузками люди уже с трудом могли держать темп, задаваемый преследователями. По ним несколько раз открывали огонь, направляя таким образом в нужную сторону. Мойзель, как вооруженный единственным пистолетом, пару раз выстрелил в ответ, естественно, ни в кого не попав, так как специально целился выше.
Через несколько часов такого преследования их выдавили из леса на большое поле, где вдалеке виднелись остатки сгоревшего хутора. И генералу Карбышеву и Зенковичу сразу стало понятно, что это конец: сейчас появятся преследователи и на открытом пространстве их перестреляют, как в тире. Радостный крик их спутника, капитана Николаенко, показывающего куда-то в сторону, отвлек от тягостных мыслей и буквально влил в измученных людей силы. Зенкович, весь мокрый от пота, приложил трясущуюся руку к голове, прикрывая глаза от солнца, и, к своему удивлению, увидел стоящий буквально в ста метрах от них советский легкий разведывательный самолет Р-5.
Ноги сами понесли в сторону летающей машины, а летчик бежал и бежал, спотыкаясь и падая, и снова подымаясь, снова бежал, пока не ощутил ладонями холодную плоскость крыла и не убедился в том, что это не мираж.
Рука привычно стерла легкую изморозь с корпуса летающей машины и, быстро взобравшись на крыло, Зенкович заглянул в кабину, изучая целостность и работоспособность аппаратуры. Глаза быстро пробежались по неповрежденной приборной панели, но зафиксировали несколько пулевых отверстий в фюзеляже, хвосте и плоскостях. На турели второго члена экипажа висел пулемет ДА (Дегтярева авиационный), задрав ствол в небо. Сняв дисковый магазин, Зенкович убедился, что там есть патроны, и на лице капитана появилась хищная улыбка – теперь они не беззащитные беглецы, и даже если их зажмут, он сможет забрать на тот свет несколько преследователей.
За осмотром самолета он совсем забыл о своих спутниках, и отвлек его не то чтобы крик, а стон задыхающегося человека. Зенкович обернулся и увидел, как капитан Николаенко из последних сил тащит генерала, взвалив его себе на плечо. Он практически сбросил Карбышева на землю, чуть повозившись, прислонил его к стойке шасси, отдышавшись, с трудом хватая воздух, поинтересовался у Зенковича, вложив в голос надежду:
– Ну, что с самолетом? Ты вроде как летчик?
– Нормально. Баки полные. Тяги целы, приборы не разбиты. Странно. Интересно, где экипаж?
Николаенко обошел самолет вокруг и коротко крикнул:
– Капитан! Вот, кажется, и экипаж…
Зенкович резво спрыгнул с крыла и побежал к соратнику, который что-то рассматривал в траве. Это оказался труп советского летчика в кожаном реглане, шлеме и летных очках. Он лежал на боку, вытянув правую руку в сторону леса. Видимо, в таком виде его застала смерть, когда он, раненый, пытался уползти и укрыться в лесу. Причина смерти была видна невооруженным взглядом – несколько сквозных пулевых ранений в грудь. К удивлению Зенковича, и кобура летчика была пуста, и личных документов не оказалось, что говорило о том, что хотя бы второй член экипажа успел спастись бегством. Но вот планшет с полетной картой остался на месте. Это вызвало удивление: обычно полетные карты уничтожаются или уносятся в первую очередь, но Николаенко, схватив планшет, с интересом стал рассматривать и комментировать, отбросив все сомнения и заставляя действовать. Карта с нанесенной оперативной обстановкой, правда трехдневной давности, с безопасным маршрутом, с немецкими средствами ПВО и отмеченными несколькими советскими аэродромами, в нынешних условиях была подарком.
Разговор двух усталых людей был прерван звуком выстрелов, раздавшихся со стороны леса. Зенкович, выхватив из рук Николаенко планшетку, бросился обратно к самолету и закричал:
– К самолету!
Но в команде не было смысла. Капитан-танкист несся к самолету наравне с Зенковичем. Не говоря ни слова, Николаенко подхватил генерала и стал его закидывать на пассажирское сиденье. Поняв его мысль и оглянувшись в сторону леса, летчик быстро ему помог, закрепив Карбышева ремнями, запрыгнул на пилотское сиденье и коротко скомандовал:
– К винту!
Из последних сил Мойзель пытался провернуть винт, стараясь запустить двигатель самолета. Со стороны леса, прямо над головами беглецов, прошли несколько цепочек трассирующих очередей и донесся треск пулемета. Знание того, что преследователи строго проинструктированы не стрелять по беглецам, не помогало скрыть страх погибнуть от шальной пули своих же подчиненных и заставляло двигаться быстрее. Ругаясь про себя на немецком и вслух на русском, Мойзель проклинал допотопную русскую технику, которая не хотела работать. Но, видимо, отреагировав на последнюю тираду, двигатель самолета хлопнул, выпустив густой черный дым, оглушительно зарычал, наполняя пространство вокруг мощью и надеждой.
Со стороны леса более интенсивно стали обстреливать самолет, и, как договаривались, пули выбивали вокруг самолета фонтанчики пыли, не причиняя вреда ни самолету, ни пассажирам. Но неожиданно несколько пуль пробили обшивку, и вдруг что-то острой иглой ткнуло капитана в бок. Мойзель удивленно увидел расплывающееся пятно крови на гимнастерке и начал крутить головой, пытаясь понять, что происходит. Он оглянулся и увидел, как со стороны сгоревшего хутора в их сторону бегут цепочкой человек десять в обычной форме цвета фельдграу, активно стреляя из винтовок.
Это не вписывалось ни в какие планы, с учетом того, что все люди абвера, задействованные на этом этапе операции, были одеты в камуфляж. Новые действующие лица не были проинструктированы, поэтому стреляли точно и на поражение, что явилось неожиданностью и могло поломать все планы руководства военной разведки. Зенкович что-то кричал, махал руками, показывая себе за спину, но, приняв решение, Мойзель из последних сил заскочил на крыло самолета, подполз к Карбышеву и одним движением снял с турели пулемет, прихватив запасной диск, спрыгнул обратно, отбежал от самолета, припал на колено и открыл огонь по новым действующим лицам. С трудом удерживая дергающийся в руках пулемет, выцеливая фигурки соотечественников, офицер абвера в душе надеялся, что у русского летчика хватит ума улететь, пока он будет прикрывать отход.
