- Слушай, - он откладывает ручку, - напиши про Бима, такой был пес!.. Я тебе не суп - что хочешь выпишу...

- Я не знал вашего Бима.

- Я тебе расскажу... - и он пересказывает всю историю.

- А если бы Бим был котом?

- Как котом?.. Разве кот меня ждал бы так?

- Может, и ждал... ходил бы - и заглядывал в окно...

- Ты это брось, не растравляй душу. А что? Может, и кот...

- Вот видите... а вы их истребляете...

- Во-первых, не истребление, а разумный отлов цельно-черных и чернопятенных особей... вот - методички, - он показывает клешней на груду тонких брошюрок на подоконнике, - во-вторых, доказано научно профессором, как его... жил у нас под горой, что особи эти выделяют вредоносное поле и тем самым препятствуют эффективному освоению счастья... а в-третьих... по данному вопросу обращайся к Гертруде, он специалист... - И понизив голос: Но лучше не шути с этим делом... Ну, так как?.. Про Бима, а?..

- Я подумаю...

А что?.. Наверное, хороший был пес. Я представил себе, как он ждал всю жизнь! - и так и не дождался, умирал мучительно, медленно... Как ужасно так умереть, когда впереди нет ни надежды, ни просвета...

- А как же запрет?

- Вот постановления ждем - про погоду, может, про нее тебе разрешат. Смотришь - и вторая ступень не за горами, тогда Бима протащим в печать... а пока между нами, понял?..

- Попробую... только не обещаю - как выйдет.

- Не говори даже-выйдет! Что я могу для тебя?

- Побольше света - писать трудно... и Блясову верните жилье.

- Тебе свет дам, а с Блясовым... что я скажу Гертруде?..

- Скажите, что эксперимент.

- А, эксперимент! Это дело, эксперимента у нас еще не было, - он оживился, притянул к себе пульт и стал орудовать...

Я вышел. Бим так Бим, мне это не противно, и Блясу помогу.

Дом Васи-англичанина

В один из теплых солнечных дней мы с Артистом и Кузей дошли до высокого берега, постояли - и решили спуститься на нижнюю дорогу, пойти по ней вдоль реки. Сказано - сделано, вот и пошли. Дорога была разбита, запущена, заросла травой, но много ли надо, чтобы пройти одному человеку, тем более этим проворным псам, им вообще не нужна дорога, их пути сложны, извилисты - от одного выдающегося предмета, будь то дерево, куст или камень, к другому, - и потому я скоро потерял обоих из виду и шел в полном одиночестве. Направо от дороги прибрежные кусты и деревья мокли в воде, налево был небольшой подъем и на склоне стояло несколько маленьких домиков, заброшенных, как и все в этом городе. Я никого не рассчитывал здесь встретить и потому удивился, когда увидел черного кота - он сидел на крыльце ближнего дома. Еще больше я удивился, когда узнал по глазам и тонкой фигуре нашего Васю-англичанина. Я подошел, а этот негодяй сделал вид, что никогда в жизни не встречал меня, не знает и знать не хочет, хотя только вчера я был у Ларисы и он сидел у меня на коленях... Домик, у которого мы стояли, был заброшен давно. Перед крыльцом валялись обломки мебели, раздавленный самовар, через трещины в меди проросла трава. Нежилые дома привлекали меня, и я решил войти.

Внутри было тихо, старые деревянные вещи стояли по углам, доживая век деревьев, которыми когда-то были. Круглый стол на одной толстой ноге завален кипами пыльных газет, с ними рядом примостился граненый стакан, две тарелки с истлевшими остатками еды... валялась вилка с костяной ручкой и ржавыми длинными зубьями-и ярко-желтая детская погремушка, которая среди этих серых и коричневых вещей выглядела наивно и дико... Стоял тяжелый сундук у стены, рядом диван с высокой спинкой и холмистым ложем, на котором вздыхать и ворочаться одному человеку. В углу шкаф приоткрыл дверцы, зазывая в свою темноту. Дерево потрескивало, шурша, точил его жук...

Я услышал шорох и обернулся. Вася-кот вошел в комнату и уверенно направился в угол, к стулу с брошенным на спинку покрывалом, и занял свое место. Следы человека стерлись в этой полутемной комнате, вещи забыли свое назначение и проникались жизнью вещества, из которого сделаны, но покрывало, казалось, сохранило в складках память о небрежно бросившей его руке, и кот, я думаю, чувствовал это. Уехали отсюда или исчезли... а может, долго еще жил один человек, спал на этом диване, пил из стакана, смотрел в окно... Раньше столетия засыпали могилы людей, их жилища своей пылью, а теперь пыль и пепел носятся в воздухе и засыпают нас, хотя мы еще живы...

Я оставил Васю, ушел... а потом у Ларисы этот англичанин тут же полез ко мне на колени, как будто ничего не знает и ничего между нами не было... и я, конечно, не выдал его.

Прогулки при лунном свете

Дни стояли жаркие, а топили по-прежнему. На пятом у Аугуста дышать было нечем, спали с открытыми окнами, и даже на первом Лариса жаловалась и посылала Антона в жэк - сказать "этим дуракам", чтобы отключили отопление и, не дай Бог, при этом не отключили бы свет, от них всего можно ожидать. Антон мялся и говорил о каком-то таинственном вентиле в подвале, одним поворотом которого можно прекратить подачу тепла, но дальше этой красивой легенды дело не шло. Торжествовал только я: читал лежа на одеяле, в тонкой рубашке, засыпал и просыпался ночью, нисколько не продрогнув - тепло!.. раздевался, нырял в свою люльку - и засыпал снова, а утром безбоязненно спускал ноги на пол, неодетый подходил к окну - тепло!.. И Феликс был со мной. Вечерами мы сидели в кресле, я читал, а он дремал у меня на коленях, потом мы ужинали вместе и ложились спать. Он устраивался в ногах, топтался мягкими лапами, немного мылся на ночь - и засыпал. Иногда он похрапывал во сне, а я лежал и слушал дыхание этого существа... Странные звери - эти коты, зачем-то они пробиваются к нам на колени, вольные, не прирученные никем. Надо же! Я нужен ему. Ну, поесть... поел и ушел, а он ведь не хочет уходить, ходит везде за мной, спит в одной постели - греет меня и греется сам, а потом спокойно, не оглядываясь, уходит. Такое равновесие свободы и зависимости всегда восхищало меня. Когда он был котенком, я брал его на руки и шел гулять, а он смотрел по сторонам желтыми любопытными глазами. Может, и теперь мы сможем гулять вместе хотя бы ночью, когда все спят, одни среди молчаливой природы? И Криса возьмем, если пойдет с нами. Я знал, что коты побаиваются Феликса, и потому сомневался. И первая их встреча у меня оказалась неудачной - все из-за дурацкого поведения Криса! Вот что значит невоспитанный кот...

Как-то Феликс сидел на полу и умывался. При всем моем уважении к нему, должен сказать, что делал он это в высшей степени небрежно, сказались-таки долгие годы беспорядочной жизни. Он с большой любовью и тщательностью лизал лапу, чтобы намочить для мытья, и лапа действительно превращалась в какую-то мокрую мочалку. Но потом он подносил ее к уху и водил за ним совершенно необдуманными и рассеянными движениями, и точно так же проводил от уха к носу и рту. Под глазами он вовсе не мыл, и там нарастали подтеки, которые высыхали и склеивали волосы. Со временем они отпадали, но надолго портили внешность. Феликс пренебрегал мытьем, но у него все же чувствовалось детское воспитание, а вот Криса мыться никто не учил - видно было, что он подсмотрел, как моются, уже во взрослом возрасте... С мытьем вообще бывают сложности - многое зависит от детства. Важно учить, но нельзя и переучивать. Меня мыться учила бабушка, которую я не любил. Она брала меня холодными острыми пальцами за шею и толкала под ледяную струю... Ничего хорошего не получилось - я моюсь чуть хуже Феликса и немного лучше, чем Крис... Так вот, Феликс сидел и умывался, а буйный Крис ворвался в комнату - и увидел другого черного кота, да еще какого! От неожиданности он растерялся так, что забыл все приличия, сел напротив Феликса и уставился на него круглыми глазами. Феликс по-прежнему был занят, и я уже думал, что он не заметил наглеца. Но тут старый кот поднял голову - посмотрел - и снова принялся за дело. Его взгляд запомнился мне - быстрый, внимательный и тяжелый. В этом желтом взгляде не было угрозы, а что-то вроде "не слишком ли близко ты устроился, братец...". Крис сразу все понял, спина его сгорбилась - и он бросился к двери, волоча за собой хвост... Дружбы не получилось, но приятелями они со временем стали - и гуляли со мной не раз при лунном свете...