До его дня рождения оставалось немного меньше двух недель.
В тетрадке появились первые строчки… Вопросы, его попытки ответить, одно цеплялось за другое и росло, как снежный ком. Зато в голове хоть немного стало проясняться. А то Гарри даже начал перечитывать учебники, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей, и заодно приятно удивился, обнаружив, что все помнит.
Первым он записал самое удивительное для него тогда, позапрошлым летом.
Зачем было посылать столько сов?
И рядом оставил место, где тут же начал придумывать ответы, которые, увы, тоже оказались вопросами:
Разозлить Дурслей? Испугать их? Для чего? Чтобы они вдруг стали добрее ко мне или наоборот?
Удивить меня? Зачем?
Он продолжал писать.
«Чулан под лестницей» — значит, тот, кто писал письмо…
«Э, нет», — Гарри сам поймал себя на неточности и зачеркнул последние два слова.
Тот, кто подписывал адрес на конверте, знал, где я жил все это время! Или не все время? Но где-то мой адрес точно был. У кого?
В то, что маги не могут понимать, что значит жить в чулане, он не верил.
Значит, кто-то, кто подписывал конверт, не мог не знать, что он, Гарри, просто не в состоянии ответить на письмо! Тогда зачем? Надеялись, что он сову поймает, что ли? Гарри сам рассмеялся такому предположению. Может, его самого испугать хотели? Или… хотели, чтобы он поверил в волшебство? А ведь может быть, именно так. Так и запишем…
… Хотели, чтобы я поверил в волшебство… Удалось!
Почему Дурсли решили, что могут спрятаться, уехав?
И как меня нашли? С помощью какого колдовства? Почему я не спросил?
Дурак потому что.
Выяснить!!! Но КАК? У кого я могу спросить?
Он тут же вспомнил первого человека, кто заговорил с ним на запретную тему. И снова озадачился.
Хагрид. Ночью. Почему я не испугался? Или мне тогда было уже все равно?
И почему Хагрид, а не МакГонагалл?
Он вспомнил рассказ Гермионы о том, как их декан просвещала ее и ее семью. Он даже узнал кое-что полезное для себя — Грейнджерам предоставили гораздо больше информации. Декан была, конечно, куда грамотней, чем лесничий. Тогда почему ему, ничего не знающему о мире волшебства, послали не очень-то умного полувеликана? Как бы он ни любил Хагрида, как-то глупо было отрицать очевидное.
МакГонагалл, которая всегда занималась магглорожденными, в грозу не ходок: кошки сырости не любят? Гарри хихикнул неожиданно включившемуся собственному ехидству. МакГонагалл он уважал и немного побаивался, а тут вдруг… Ладно, но что бы помешало профессору Трансфигурации обеспечить себе идеальные условия хоть банальным зонтом, хоть вообще любым щитом себя любимую закрыть? А что не давало вообще до утра подождать? Утром уже была прекрасная погода… Вообще, кто ночью-то вваливается к незнакомым людям, да еще без приглашения? Бред какой-то.
Почему ночью? Опять — испугать? Для чего? Дурслей или… меня?
Появление Хагрида в то время и так — бред! Кому и зачем это было надо?
Гарри задумался, как все могло бы быть…
Аккуратная гостиная Дурслей, в которой вполне смотрелась бы строгая и подтянутая МакГонагалл с ее старомодными манерами, вспомнил поведение лесничего и в очередной раз засомневался в собственном уме. Ну, и памяти, да. Нет, с Хагридом ему было легко и просто, с МакГонагалл он бы точно не смог такого почувствовать, но…
Хагрид был с ним простым и искренним, но он действительно знал не так уж и много, особенно как выяснилось потом: ведь он не смог ответить на многие вопросы, интересующие Гарри, да и… сколько вообще правды он рассказал? — мелькнула крамольная мысль. Мир пошатнулся и начал нехорошо крениться.
Почему я поверил — сразу и всему, что говорил Хагрид?
Потому что хотел… А почему хотел-то? Узнать о родителях правду!
Резкие буквы едва не порвали бумагу… Но ниже легла новая ровная строчка:
… и потому что сам Хагрид в это верил. И он мне понравился.
Раз мне кто-то нравится, значит, я во всем ему верю?
Что-то царапало внутри, когда Гарри смотрел на последнюю строчку…
Гарри нарисовал смешную рожу со сведенными в кучу глазами, хмыкнул, добавил к ней очки и шрам и перевернул страницу.
Гринготтс: почему мой ключик у Хагрида? И у кого он должен быть?
И дальше пошло само:
Почему с такой кучей денег в сейфе я хожу в дадлинских обносках? Ведь поменять галлеоны на фунты — плевое дело!
Почему я не съездил на Косую аллею еще раз, ведь я все запомнил?..
Так… И почему я продолжаю сидеть, как дурак, тут, вместо того, чтобы просто выйти на улицу… «Ночной рыцарь», кажется, в любое время «готов к употреблению» — Гермиона рассказывала. Он в очередной раз немного позавидовал ее всезнайству. Стоп… всезнайство магглорожденной девочки, ничего не знавшей о волшебном мире раньше, как и он? То есть она смогла… а он какого клювом щелкал два года подряд?
Не, все, надо по порядку. Кстати, а как он собрался вызывать волшебный автобус, палочка-то заперта? Ах, заперта, горе-то какое…
Гарри фыркнул, доставая из-под тощего матраса шпильку тети Петуньи. Все-таки полезно иногда прибирать дом собственными руками. Да и от Дадли с его придурками-подпевалами есть польза, оказывается. Не зря они одно время отбирали его ключ от школьного шкафчика. Уже после недели их новых развлечений Гарри прекрасно научился обходиться без ключа. Проволочкой, щепкой, чем угодно тонким и твердым.
Петунья Дурсль хлопотала на кухне, Дадли сидел за своим компьютером, дядя на работе… Красота. Даже если тетка вдруг выйдет, он найдет, что ей сказать. Гарри быстро спустился и подошел к чулану. Ему даже минуты не пришлось ковырять замок, как тот открылся. Он вошел, спокойно поднял крышку сундука, достал палочку, немного подумав, достал все оставшиеся там книги и преспокойно вернулся к себе наверх, в «самую маленькую спальню». Сейчас он составит план, а завтра…
Могу ли я поговорить с Дурслями, не вызывая у них агрессии?
Он захлопнул тетрадь, предпочитая получить хоть какие-то ответы сразу. «Практика — вот самая убедительная вещь», — прозвучал в голове чужой и в то же время очень близкий голос. Мужской.
— Отец? — шепнул Гарри. — Учитель?
Ответа, естественно, не дождался, тряхнул головой и поспешил на кухню. Тетка уже звала обедать.
— Тетя, можно мне спросить?
Петунья посмотрела на племянника, быстро доевшего суп. Другой еды для него было не предусмотрено, но руки дернулись сами и положили мальчишке порцию тушеного мяса с салатом. Он удивился, но быстро проглотил и это. Черт, почему она не замечала, что он такой тощий? Что соседи-то скажут? И только потом она кивнула. Может быть, даже хорошо, что мальчишка наконец заговорил, а то как приехал, так определенно был не в себе. Ей даже не хотелось снова называть его ненормальным, уж слишком это было похоже на правду.
— Мне бы в больницу… в Лондон.
Она поджала губы:
— В нашем городе вполне неплохая поликлиника.
И тут же спохватилась: в обычной поликлинике вряд ли стоит демонстрировать то, что происходит с племянником. Строго говоря, там не стоит демонстрировать его самого. Хотя мальчишка, кажется сделал наконец правильные выводы из своего состояния. Лечиться ему действительно надо. Она вздохнула.
Гарри молчал, собираясь с духом.
— Тебе надо в вашу специальную больницу?
Нет, она вовсе не хотела облегчить ему задачу, она хотела, чтобы все вопросы наконец разрешились, да побыстрей.
Гарри кивнул.
— Я поговорю с Верноном. Может быть, он отвезет тебя завтра. Обратно вернешься автобусом, остановка возле вокзала, с которого ты ездишь в эту вашу школу.
Племянник смотрел на нее так, словно у нее посреди лба вырос еще один глаз, а потом сорвался мыть посуду. Снова. Сам. Хммм, а может, не лечить? Запихав эту мысль поглубже, Петунья выдала пару распоряжений, касающихся садика, и предпочла поскорее покинуть кухню. Что-то в мальчишке было не так. Что-то при этом мальчишке было не так с нею.
