Собачонку так и оставили лежать на полу. И когда вроде бы стали налаживаться отношения и в разговорах обозначился даже некоторый лиризм, толстячок Леонтий поднял бунт.

- Убрать надо трупы, убрать! - завизжал он, чуть не взобравшись на стол. - Хватит с нас трупов! Достаточно для одной свадьбы довольно, - его голос перешел прямо-таки на бабий визг. - Что ж мы тут веселимся, а они лежат... Не хочу, не хочу! Убрать в землю! Немедленно!

Пантелеймон чуть не крикнул, указывая на Леонтия:

- Вот кого надо в морду! Ишь ты, в землю! А может быть, они с нами хотят! Пировать!

Но многие поддержали Леонтия.

- Собачку можно оставить, она никому не вредит, а Семена Петровича давно пора куда-нибудь вынести, поди уж смердит, - промяукала одна молодая дама слева.

- Да не поди, а уж точно, - оборвали ее. - Сколько мы тут часов пьем и пьем, а он что ж, такой неприкосновенный?

- А кто выносить будет?! - закричал Антон с печи.

- По жребию, по жребию, - отвечали ему.

Девушка-двойник одиноко ходила в стороне.

- Бросаем жребий! - закричала экстрасенка.

- А куда ж выносить в темень, на Луну, что ли? - орали в углу.

Вдруг в дверь бешено застучали.

Все остолбенели и замолкли.

Остолбенение прервали два удара.

- Кто это? - тихо спросили.

- Лесник я, открывайте! - раздался уверенный голос за дверью, точно человек там расслышал этот полушепот.

Антон и прыткая старуха Анатольевна пошли открывать. Толстячок Леонтий упал под стол.

- Раз лесник, то откроем, - бодро сказал Антон.

Открыли.

На пороге стоял огромный, недоступного роста мужчина в тулупе, хотя на улице стояло лето. Беспорядочные волосы как бы обвивали его лицо.

- Милости просим, начальничек, - залебезила старушка Анатольевна, подпрыгивая вокруг. - У нас тут свадьба. Чичас поднесем вам стакан-другой водки, штрафной. Мы люди хлебосольные, чем богаты, тем и рады.

- А это кто? - вдруг сразу спросил вошедший, ткнув огромной ручищей в сторону мертвого Семена Петровича. - Этот кто?

- А это у нас жених, - заверещала Клеопатра Ивановна. - Только он приуныл.

Но старушка Анатольевна уже подносила леснику стакан водяры.

- Не пью, - угрюмо отстранил тот и пошел прямо к мертвецу. - Унылых я не люблю, - угрюмо сказал он. - Убрать!

Как ни странно, словно по команде, Антон и Николай перенесли тяжелое тело Семена Петровича на печь, словно ему там будет теплее.

Тишина воцарилась в этом избяном зале. Лесной человек давил всех одним своим присутствием, в глаза его, в которых зияла тьма, побаивались смотреть.

- А это кто? - взглянул он на Ирину.

- Невеста она у нас, - оживился Пантелеймон.

Ирина притихла.

- Собачку-то кто прибил? - равнодушно спросил лесной.

- Попрыгун он был. Все на мертвецов прыгал! - завизжала от страха старушка Анатольевна.

- Пущай бы и прыгал, - строго ответил незнакомец.

Его уже все прозвали между собой лесным, не лесником, а именно лесным. Правда, Пантелеймон осторожно тявкнул:

- Фамилия-то как ваша, имя, отчество?

Но его устыдили: у таких, мол, не спрашивают.

- Ну, ежели он начальство, тогда конечно, - бормотнул Пантелеймон и выпил.

Потихоньку обстановка разрядилась. Только Клеопатрушка периодически взвизгивала:

- Я жить, жить хочу! Очень хочу!

Толстяк Леонтий глядел на нее влюбленными глазами. А невеста плакала.

Вдруг, среди опять возникшей мертвой тишины, незнакомец, посмотрев на пол, сурово проговорил:

- Ирина, давай я на тебе женюсь. Будем в лесу или где-нибудь еще жить. У меня семь жен было, и все померли. Выходи за меня, далеко-далеко пойдем. Я тебя уму-разуму научу.

Все ошалели.

А Ирина, заплаканно взглянув на гостей, внезапно закричала:

- Согласная! Согласная! Хочу замуж!

- Иринушка, ты што? - ахнул Антон. - Ты погляди, как он страшен!

Антон сам испугался своих слов. Но все и так видели, что незнакомец страшен. Страшен не только своей формой и ростом, взглядом - темным, пригвождающим, а еще более страшен - духом.

Но на замечание Антона незнакомец, оглядев всех и покачав головой, ответил спокойно:

- Ох, ребята, ребята. И девочки. Страшных вы еще не видали. Жалею я вас. Да разве я страшен? На том свете вы, что ли, не бывали? Жути не видели? Дурачье, дурачье. Разве я жуток?

И лесной даже захохотал, указывая на себя:

- Ирок, разве я страшен?

Ирина Васильевна покраснела.

- Да они хотят моему счастью поперек стать! Да вы милый, пригожий!! - и она даже слегка потрепала незнакомца по щеке, при этом у того во рту обнажился большой зуб, скорее похожий на клык. Но глаза чуть-чуть помягчели в выражении.

- Ты что, Ирка! - взвизгнула Клеопатра. - Жениха своего забыла? Он еще, может быть, живой!

- Какой же он живой? Он весь раковый! - чуть не завыла Ирина, плеснув в Клеопатру водкой из рюмки. - Что же мне прикажешь, за мертвеца выходить?!! В гробу медовый месяц справлять?!! Да?!! - Она зарыдала. Потом очнулась, всхлипывая. - Никто не хочет понять нашей горькой женской доли, нашего терпения! - заплакала она опять. - Конечно, хоть в гробу, да не одна. Все правильно. Но вот же живой сидит. - И она обернулась лесному. - Хороший, милый, простой, красивый. Что же мне, век замуж не выходить? Сколько можно ждать?!! Выхожу за него, выхожу, пусть берет! - истерически закричала она и поцеловала волосатую большую руку незнакомца.

- Дело сделано! - гаркнул лесной. - По рукам. Продолжаем свадьбу. Девчаты, ребяты! Пьем за счастие! Чтоб и на том свету нам быть счастливыми!

- Чтой-то вы тот свет все время поминаете, - пискнула старушка Анатольевна.

Но свадьба заполыхала с новой силой.

- Ох, до чего же мы дожили у нас в Советском Союзе - опять закряхтела старушка Анатольевна. - Я теперь больше на свадьбы - ни-ни. Сумасшедшие все какие-то. Не иначе как конец света приближается.

Но ее никто не слушал. Лились самогон, квас, наливки. Все пели, хохотали, целовались. Улыбалась и девушка с золотыми волосами, нечеловеческой красоты, которую раньше почему-то никто не замечал.

- Все сбудется, - говорила она.

Как призрак ходила вокруг стола девушка-двойник. Николай плакал в стороне. Трое из гостей уже лежали на полу. Незнакомец поглядывал то на потолок, то на время. Кричала птица.