Отчим, надо отдать ему должное, всю жизнь был очень большим человеком. Он и сейчас занимает немалый пост — начальник Управления безопасности медиахолдинга «Евразия», принадлежащего Владимиру Яковлевичу Аронову, владельцу крупнейших коммерческих банков, многочисленных средств массовой информации и нескольких нефтяных компаний на Севере и в Сибири. Есть и другие интересы, которые постоянно пересекаются с не менее настойчивыми интересами других «великих приватизаторов», как с сарказмом, но и не без подхалимажа, именуют СМИ современных российских олигархов, лишь для проформы сохраняющих радушие при виде соперника, а вне поля зрения видеокамер готовых порвать друг другу глотки.
Да взять хоть того же Аркадия Семеновича Деревицкого. Есть же у него свое игровое поле! Чего он полез в ту же Вятку, на север Урала, на Таймыр?! Разве его это владения? Не его! Тем более что Аронов уж обозначил там свое присутствие. Ну что ж, как говорится, кто хочет войны, тот ее получит…
Но это, по убеждению Алены, «верхние» заботы. Они и ее, конечно, касаются, однако не в той степени, как отчима. Он занимается «чернухой», а Аленина роль — решение штучных проблем. Папуля, как она не без иронии иногда называет Федора Даниловича, мозг «охранки» Аронова, а Алена — высококлассный исполнитель. Что было ею уже не раз и с непременным успехом доказано на практике.
Вообще говоря, подумывала иногда Алена, если бы кому пришла в голову идея описать судьбу ее семейства, могла бы получиться не менее захватывающая история, чем истории с участием неувядающей Мата Хари. Но в новом качестве. В советском и постсоветском.
И начать пришлось бы издалека: с тех времен, когда служил Федор Данилович Попков в знаменитом 5-м Управлении КГБ. Сперва он отлавливал и стращал диссидентов, позже с пеной у рта защищал «конституционный строй», так это называлось, а на самом деле воевал с инакомыслием. Где оно могло иметь место, это инакомыслие, ни для кого не являлось секретом — в среде творческой интеллигенции. Ну и еще среди религиозных деятелей и национальных экстремистов. Вот с этой отвратительной публикой и вел непримиримую — где тайную, а где и явную — войну всесильный уже по тем временам Федор Данилович.
Ему не повезло с первым браком. Обладая с юности характером властным и жестким, даже иной раз жестоким, он не сумел, да, если честно, и не захотел сохранить свою молодую семью. Жена однажды после жутчайшего скандала, вызванного открывшимися похождениями сластолюбивого муженька, не вняла высшему долгу супруги оперативного уполномоченного КГБ и, схватив в охапку маленького сына, навсегда оставила благополучный, в общем, дом легко продвигающегося по службе молодого, но очень способного чекиста.
Потеря не была горькой, тем более что связи прервались раз и навсегда — и никаких обязательств друг перед другом. К тому же почувствовать волю в двадцать семь лет — это, надо сказать, нечто! Главное, верно ею распорядиться — своей волей. Ну и Федор постарался. Чтоб было что вспомнить, когда придет она, пора воспоминаний.
Вторично он женился лишь через одиннадцать лет, будучи уже в генеральском чине. Солидный дядечка, каким его увидела в первый раз десятилетняя Аленка. Таким он ей, во всяком случае, казался тогда — рослый, красивый, ему еще и сорока лет в ту пору не исполнилось, но проседь в изящно уложенной прическе делала его не то что взрослее, но явно солиднее. А мать Алены, Регина Павловна, служила там же, в секретариате управления, и «ходила» под Попковым. Вот и «доходилась» однажды. Надоело им, видать, устраивать свои сексуальные скачки в служебном кабинете генерала, к домашнему очагу потянуло. Другими словами, продолжать то же самое, но уже без опаски и при отблесках домашнего очага.
Очаг этот надолго запомнила Алена. Генеральская добротная дача находилась в поселке Жуковка, что по Рублевскому шоссе. И очаг этот был выложен приезжими умельцами из слегка отесанного дикого камня, тоже привезенного издалека, с Кавказа, что ли. А перед очагом, иначе говоря, перед камином, валялась огромная шкура белого медведя. Вообще-то он был желтый, а назывался почему-то белым, и этого долго не могла понять быстро подраставшая Алена. Но это — особый рассказ, чем она ни с кем никогда не делилась. Это был ее мир, ее взлеты и падения.
Папуля, между прочим, вел себя по отношению к ней вполне достойно. Незаметно, но жестко помог определиться с «Морисом Торезом», так же ненавязчиво курировал ее там, организовал ей и, чтоб не слишком вызывающе выглядело, двум-трем ее ближайшим подругам толковые зарубежные стажировки. И наконец она с блеском закончила учебу, пройдя к этому времени полный курс не только институтских, но и житейских наук, — а то как же, дочь генерала госбезопасности! Попробуй-ка останови ее белую «Волгу»! Или попробуй скажи, что, мол, девушка, гуляйте себе сколько угодно, но зачем же лить вино в бассейн с золотыми рыбками?.. Да, все было: и чудачества, и порой злые шутки, но с окончанием курса всевозможных, как было сказано, наук подошло время остепениться.
И тут папуля снова оказался на высоте. В подарок за окончание института дочка получила двухкомнатную квартиру в престижном доме на Филях. Этот район с розово-кирпичными высокими зданиями в народе с ходу прозвали «райским городком». Здесь жили ответственные работники ЦК КПСС, здесь было особое снабжение в не слишком сытые восьмидесятые годы. В начале «перестройки» прилавки вовсе не поражали изобилием. Алена, правда, не сильно страдала от отсутствия необходимых продуктов, этим отдельно занимался шофер генерала, угрюмый Вася. Но если требовалось что-то сверх, Алена спокойно заходила в магазин, через служебный вход, разумеется, и поднималась потом на свой девятый этаж с полными сумками, которые иной раз приходилось прятать от любопытных глаз соседей. Не у каждого же из них папа — генерал КГБ!
Своя квартира в хорошем районе, своя машина… Недоставало лишь своей же престижной работы. Но папуля постарался и здесь. Правда, его стараниям предшествовала целая серия политических и житейских неурядиц в родной стране…
Алена надолго запомнила смутный 92-й год, когда, казалось, все находилось в подвешенном состоянии — и жизнь, и судьба, и самое элементарное благополучие. Опять же в силу своего положения Алена знала исходные процесса, позже названного путчем, была в курсе распределения основных сил и многого иного, определявшего составные частя данного явления. Она видела неподдельную оторопь на лицах папули и его подчиненных. Особенно когда новоявленные демократы истово требовали немедленно открыть досье на всех стукачей и тайных сотрудников Лубянки. Не позора тогда испугалась Алена: в чем вопрос, если большая часть населения так или иначе вынуждена была сотрудничать с органами? Конечно, не о каких-то неудобствах там или стыде перед подругами могла идти речь — эти подруги, как, впрочем, и сама Алена, давно уже дали, куда следовало, свои подписки. И у каждой имелся куратор, предпочитавший называть свою секретную сотрудницу не по имени, а по кликухе. Имела кличку стараниями своего папули и Алена. Почему-то капитану, который иногда с ней встречался, больше нравилось называть ее Дублером. А Федор Данилович, не скрываясь, с самого начала называл ее Сумасбродкой. Что лучше — неизвестно, но Сумасбродка Алене нравилась больше.
Так зачем ей было выставлять себя напоказ? Чекисты сообразили вовремя. И пока полупьяная толпа казаков и «демократов» пыталась, правда не очень ловко и даже не настойчиво, штурмовать здание на Лубянке — тогда еще не площади Дзержинского, — папулины ребята сумели грамотно избавиться от своего досье. И — понеслось…
Реформы, перестройки, перетряски — все закончилось тем, что управление упразднили и принялись расследовать дело Попкова. Ну как же! Фигура! Однако досужие «расследователи» не учитывали одного, но главного постулата: профессиональным делом должны заниматься профессионалы, и никто другой. И потому, куда бы ни катилось время, определяющее дальнейшую судьбу государства, нужда в истинных профессионалах, грамотно защищающих государственную безопасность, не могла пропасть, исчезнуть, раствориться в митинговых шествиях. Время Федора Даниловича отчасти вернулось, не в прежней, правда, а в новой ипостаси, когда потребовались его знания, умения, агентура, в конце концов. И был он сразу востребован теми новыми русскими, которые поняли в смутные еще дни, что власть надо брать сразу и надолго. Как те же большевики. «Ничто на земле не проходит бесследно», — поет знаменитый бард, и он прав. По самому большому счету.
