– Эй, княжич, – окликнул меня внезапно вынырнувший из-за угла чумазый паренек лет тринадцати, – батя мой просил тебя, если сможешь, то вечером зайти, заготовки хочет показать.

– Лады, Завид, – ответил я, но видя, что сын кузнеца отчего-то замялся, спросил: – Что у тебя еще, говори!

– Это… княжич, – Завид из чумазого мигом превратился в красного, как рак, – хотел спросить, ты вот из Зароя себе в услужение смердов взял. Вот я и подумал, может, ты и меня к себе на службу возьмешь?

– А может, ты, холоп, кнута хочешь отведать, разреши, княже, мы его на конюшню сволочём, а то этот раб, похоже, ума в своей кузне лишился, – первым на речь сына княжьего холопа среагировал конюший Лют.

«Все-таки в Зарое я взял свободных смердов, а Завид – холоп, по сути раб», – подумалось мне, уже успевшему нахвататься местных предрассудков.

– Умолкни, Лют, – я сразу осадил не в меру ретивого подростка и, на несколько секунд задумавшись, ответил Завиду: – Значит, так, в дворяне, пока ты в холопстве, я тебя произвести никак не могу, может быть в будущем, если окажешься полезным для меня человеком…

От этих слов Завид приободрился и расправил ссутулившиеся поначалу плечи.

– Но для этого ты должен стать прежде всего грамотным, как, есть у тебя желание научиться читать, писать и считать, а?

– Есть, княжич! – с этими словами Завид бросился мне в ноги, горя желанием их облобызать.

– Встань!

Сын кузнеца нехотя поднялся.

– Кроме тебя из княжьих челядинов еще кто захочет учиться, как думаешь?

– Мыслю я, княжич, что захотят чуть ли не все!

От этих слов мне пришла в голову интересная мысль. Самому обучать челядинов мне уж точно не позволят, а вот дворяне – вполне смогут! «Всего-то делов – создать нечто вроде пирамиды образовательной, я учу четырнадцать дворян, а каждый из них по десятку челядинников, и будет у тебя через пару лет больше сотни образованных людей, а там их хоть в княжью канцелярию, хоть в тиуны, хоть куда угодно ставь!»

– Иди, и к вечеру собери мне всех желающих обучаться грамоте, с обоих княжьих дворов. Выбирай только от семи до шестнадцати лет, младше или старше названного мной возраста гони, они не подойдут.

– Где людей-то собирать повелишь? – спросил озадаченный Завид. Я задумался, а в разговор вступил меченоша Нерад.

– Княжич, отец твой с дружинниками на охоте, конюшни пустые, там челядь можно собрать.

– Так и порешим! – я рубанул рукой. – Давай, Завид, беги, собирай желающих учиться. А я подойду в конюшни к вечеру.

Завид низко поклонился и тут же сорвался в галоп.

– Княже, на кой тебе это надо? – рядом раздался густой бас Перемоги, заставшего конец разговора и прибывающего от него в слегка обалденном состоянии. – Что за блажь тебе в голову стукнула? Это же надо додуматься – холопов грамоте учить! Век тому не бывать, невместно князьям в обучении вместях с холопами состоять, князь тебе это не позволит. Давай я велю всех челядинов разогнать, а Завида выпороть, а? – с надеждой в голосе спросил Перемога.

– Не надо, дядька. Я сам лично их обучать ничему не буду. Обучать челядинов будут мои дворяне, каждый из них получит своих учеников. А в начале следующей зимы я этих учеников у дворян лично проверю, какие они успели получить знания. – С последними словами я окинул взглядом внимательно прислушивающуюся к нашему разговору мою малолетнюю свиту. – Тот из дворян, кто лучше всех своих учеников выучит, получит от меня подарок, а если кто из дворян за полгода толком ничему своих учеников выучить не сможет, то такой ближник мне вообще не нужен будет, из дворян изгоню! – сказал, как отрубил, и уже пристально посмотрел на особо ярых «смердоненавистников». Те стояли притихшие, погруженные в глубокий мыслительный процесс.

«Ничего, привыкайте, я ваше средневековое болото быстро растормошу!» – думал я, улыбаясь с легкой издевкой.

– А как это всё, княжич, происходить будет? – спросил первым пришедший в себя Вертак.

– То, чему обучаю вас я, вы этому же обучаете своих учеников. Где их учить, когда, сколько времени – дело ваше, но исходить, я думаю, надо из их успеваемости.

– Так ты мне, княжич, так и не ответил, зачем холопам грамота? – опять встрял, будь он не ладен, Перемога.

– Из них потом выйдут хорошие воины, тиуны или писцы, а там видно будет, – недолго думая, ответил я своей назойливой няньке.

– Какие войны из них, смех один?! – не желал сдаваться Перемога.

– Дружинниками командовать, само собой, они вряд ли смогут, а вот, скажем, отрядами городских ополчений – вполне! Опять же, из них добрый чиновный люд может выйти, сам ведь знаешь, что князю толковых людей всегда не хватает.

Перемога без всякого энтузиазма, но согласился с моими доводами, сказав напоследок:

– Пускай сам князь решает, потакать твоей прихоти али нет, – и недовольно пробурчал: – Совсем, Изяславич, от твоих выходок у меня ум за разум заходит!

Толпа разгоряченных, раскрасневшихся от споров, буквально брызжущих эмоциями юнцов вывалила во двор. Мне все-таки удалось их убедить, что ничего зазорного в преподавании нет, даже наоборот, они, обучая челядь, сослужат княжичу добрую службу, так как подготовят грамотных людей, столь необходимых всему княжеству. Эти доводы их не очень трогали, а потому пришлось торжественно пообещать, что учительствовать они будут только два года, а затем будут раз и навсегда избавлены от этой тяжкой повинности. Ну а если кто все же пожелает продолжить преподавать, то я для того особую должность при князе измыслю. На том, к всеобщему удовлетворению, и порешили.

На улице было холодно, земля была покрыта еще не истоптанным свежевыпавшим снегом, зима, несмотря на март месяц, все еще не желала уходить. Из конюшни доносились крик и ругань – кто-то кого-то пытался выпроводить, видимо что-то не могли поделить, но при появлении княжича со свитой сразу установилась мертвая тишина. Десятки и десятки юных глаз пристально уставились и принялись с затаенным страхом и любопытством рассматривать вошедших. Впрочем, нам тоже было на что посмотреть.

Собравшиеся в одном месте две сотни молодчиков отчего-то напомнили мне жертв немецкого лагерного геноцида. Все они были как на подбор одеты в нечто вроде бараньих тулупов, под которыми просматривались длинные, сношенные холщовые рубахи и портки, на ногах лапти, надетые поверх утепленных портянок. Ну чем не ученики?

– Слухайте, холопы, что вам княжич молвить хочет, – прервал установившуюся тишину Перемога и с сомнением посмотрел на своего подопечного.

– Мои дворяне возьмутся вас обучать в течение двух лет чтению, письму и счету. Всех нерадивых и дурней они будут отсеивать, каждый второй из вас будет моими дворянами отчислен за неуспеваемость. Те из вас, кто сможет выдержать два года учебы, из грязных холопов превратятся в княжий служивый люд.

– Благослови тя Бог, княжич!

– Спасибо!

– Век молить за тебя будем!

Немую толпу вдруг разорвало криками, народ начал лезть друг на друга, из задних рядов в передние, желая лично высказать слова благодарности. Первые ряды дружно бухнулись на колени, начав креститься и громко молиться. Гул и сутолока все нарастали, пока один из дворян громко не щелкнул кнутом, прокричав:

– А ну замолкли! – поймав мой одобрительный взгляд, меченоша Вториж еще более зычным голосом продолжил: – Живо порядок навели, богомольцы хреновы!

Меньше чем через минуту установилась первозданная тишина, все взоры опять были прикованы ко мне.

– Завид, сколько людей собралось, сосчитал? – спросил я, наверное, у единственного в этой толпе умеющего считать больше чем до ста, сына кузнеца, отиравшегося в первых рядах.

– Две сотни и еще семь человек, княжич, – уверенно и с поклоном ответил невольный катализатор всего этого действа. – Из них больше сотни городских…

«Примерно по пятнадцать человек на брата», – быстро в уме я разделил количество учеников на учителей.

– А теперь слушайте меня, – сказал я, думая о том, как бы всю эту толпу распределить по своим дворянам, – выходим из ворот по одному человеку, медленно и не спеша. Как скажу стоять – все сразу остановились. Давайте, с Богом, потихоньку на выход, по одному!