- Зеленый червяк электрички,

Раздавленный солнечным светом,

Подох между лесом и городом,

Уткнувшись в красный фонарь.

В вагоне напротив девочка,

В окошко выставив личико,

Забавно корчила рожицы,

Ловила губами январь, - пела некрасивая девчонка.

- Ту ду, ту ду, - подтягивал длинноволосый парень, когда не играл на скрипке.

Я лелеял в себе ностальгию. Я стоял, слушал музыку и пытался разобраться, почему мне так радостно от обрывков воспоминаний. Неужели я был так счастлив десять лет назад?

Вряд ли.

Музыканты обратили на меня внимание. Видимо, решив, что я - клиент перспективный, они стали петь особенно старательно. Я бросил им в футляр из-под скрипки тридцать тысяч. Девчонка послала мне воздушный поцелуй. Их собственный репертуар быстро иссяк. Они спели по моей просьбе "Дождь", "Свечу", "Ночную птицу". Когда зрителей прибавилось, я превратился в отработанный материал, и менестрели стали выполнять пожелания тех, кто еще не раскошелился.

Пели они хорошо. Но в переходе было холодно и сыро. Нужно было идти. Когда они замолчали, чтобы перекурить, я зачем-то подошел к ним и сказал:

- Ребята, что вы тут мерзнете? Пошли ко мне, я тут рядом живу. У меня тепло. Попоем.

- Ты один? - подозрительно спросила девчонка, выдохнув мне в лицо табачный дым.

- Один, - ответил я. - Выпивка есть.

- Хавчик имеется? - спросил парень.

- Найдем.

Они переглянулись и стали собирать инструменты.

Познакомились мы в гастрономе, куда зашли по пути, чтобы купить хлеба и кока-колы. Девчонку звали Рита, ей было двадцать лет, парня - Стасик, на год старше. Студенты. Фенечки, джинсы, челки. У Риты по три серьги в ухе. Оба довольно чистые для музыкантов и хорошо одетые для студентов. Стасик с юношескими угрями. Никаких признаков вежливости по отношению ко мне, легкая снисходительность. На сегодняшний вечер я должен был заменить им подъезд.

Кроме хлеба и газировки я купил еще палку колбасы и бутылку водки на всякий случай, хотя дома у меня ее должно было быть немерено.

В квартире они вели себя очень прилично. Помыли руки, Рита помогла мне накрыть на стол. Мы сели на кухне. Ели, пили и пели. Я быстро захмелел. После третьей рюмки Рита попросила разрешения позвонить какому-то Антону и пригласить его сюда, дескать, они сегодня должны были с ним встретиться, он сидит и ждет звонка. Я великодушно согласился и попросил спеть "Поворот". "Поворот" они не знали. Молодежь...

Через две песни в дверь позвонили. Я высказался на тему, что их Антон очень шустрый, но это оказался не Антон. На пороге стояли подполковник Спарыкин и Неля.

- Я ведь просил тебя не уезжать, - сказал Спарыкин и вошел в квартиру, слегка толкнув меня в глубь коридора.

Следом за ним вошла Неля.

- Нам нужно поговорить, - сказала она.

- У меня гости, - возразил я.

В подтверждении моих слов в дверном проеме возник Стасик. Не поздоровавшись, он протиснулся между мной и Спарыкиным и прошел в туалет.

- Он что такой лохматый? - очень громко спросил подполковник. - Гомик, что ли?

- Музыкант, - сказал я.

Спарыкин прямо в обуви прошел на кухню, посмотрел на Риту, на гитару и на стол. Зрелище не доставило ему удовольствия.

- Ну-ка спой что-нибудь, - сказал он Рите, затем оглянулся на меня. Может, я желаю присоединиться.

- Я про "Катюшу" песен не пою, дедушка, - сказала Рита.

- Алексей Лукьянович, не надо, - сказала Неля. - Пусть они сидят здесь, а мы поговорим в комнате.

- Ладно, - сказал подполковник, глядя в сторону Риты и вернувшегося Стасика. - Дети, двадцать минут, чтобы я вас не видел. Сидите на кухне тише воды, ниже травы.

Спарыкин и Неля сели в комнате на диван, я напротив них в кресло.

- Коль, я как жена Игоря, - сказала Неля, - прошу тебя, чтобы ты согласился стать директором фирмы "Дисконт".

- Это глупость, - сказал я.

- Так хотел сам Игорь.

- При каких обстоятельствах он тебе это сказал?

- Он тебя любил. Он всегда хотел работать с тобой. Он всегда говорил, что ты - умница и порядочный, несмотря на все твои недостатки.

- Так прямо и говорил?

- Так прямо и говорил. А в последние два месяца пару раз, как бы в шутку, сказал, что если с ним что-нибудь случится, фирму нужно доверить тебе.

- Ему что, угрожали? - спросил я.

- Вроде бы нет. Я не придала этому значения. Я думала, что это шутка.

- Мы с этим разберемся, - сказал подполковник. - В этой конторе тридцать процентов активов принадлежат мне. И я против тебя. Но... Игорь.... И Неля.... Настаивают...

- Не знал, что работникам милиции разрешено участвовать в коммерческих проектах.

- Остряк, - сказал Спарыкин. - Слушай, педофил, тебя принимают с испытательным сроком, и я обрадуюсь, если ты не справишься.

- А если я откажусь?

- Не откажешься.

- У меня же есть другая работа.

- Она у тебя есть, пока я не против. Да и доллары опять же...

- Какие доллары?

- Твои.

- Неля, вы мне угрожаете?

- Лично я - нет, я - очень прошу, - холодно сказала Неля. - Но, у Алексея Лукьяновича тоже есть право голоса, он - акционер. У него свое мнение. Я пытаюсь его переубедить.

- Какие условия? - спросил я.

- Если удержишь фирму на плаву и не потеряешь клиентов, войдешь в долю. Пока - зарплата, - сказал подполковник.

- Какова моя предполагаемая доля?

- Не хами, - сказал Спарыкин. - Ты лучше выгоняй этих детишек и садись думать о том, как спасти наши деньги. Ты должен засыпать и просыпаться с мыслью об этом. Восемьдесят семь миллионов украдено, да и в бухгалтерии не все чисто.

- Я подумаю, - сказал я, хотя чувствовалось, что выбора у меня не было.

- Думать не надо. Завтра - вторник, тебе нужно идти на работу, на новое место.

- Дайте мне два дня.

- Зачем? - спросил Спарыкин.

- Нужно съездить к матери в деревню. Потом я дам ответ.

На кухне не выдержали и запели. Подполковник сказал:

- Хорошо. Два дня. И не забудь завтра явиться в отделение и дать показания насчет светлой девятки.

Они встали и ушли. Я их даже не проводил.

Когда я вернулся на кухню, ребята допивали вторую бутылку. Ни кто из них не стал задавать вопросов. Мы снова стали петь и пить.

Мои новые знакомые откровенно смеялись надо мной, когда я взял в руки гитару и попытался вспомнить студенческие времена, выстроив давно забытые аккорды. Я врал и фальшивил и больше орал, чем пел, и мне было наплевать на то, что они думают. Я с наслаждением вытаскивал из небытия забытые образы юности и вместо утерянных фраз свистел или пел: "ла - ла - ла". Мне было хорошо.

- По какому поводу траур? - спросил Стасик, когда я закончил концерт.

- Что, очень заметно?

- Ну, да, - подтвердила Рита. - Попусту никто душу рвать не будет.

- Я сегодня друга похоронил, - сказал я.

- Настоящего? - спросил Стасик.

- Оказалось, что - да. Вернее, он думал, что он мне настоящий друг, а я - ему.

- А ты?

- А я не знал.

- Что вы настоящие друзья? - спросила Рита.

- Ну да. Я думал, что это просто слова.

- А теперь узнал? - ехидно спросил Стасик.

- Ну, да.

- Разве так бывает?

- Наверное, не бывает, - с сомнением сказал я.

Стасик предложил выпить за дружбу. Мы выпили, закусили, потом я выкурил целую сигарету и отключился.

Ночью я проснулся на диване, попробовал встать и наступил на тело. Меня обуял липкий ужас, видимо, мне снился какой-то кошмар. Я отдернул ногу, снова лег и свесил с дивана голову и руку. На ощупь тело на полу оказалось живым и теплым, оно дышало и при ближайшем рассмотрении оказалось Стасиком. Он спал в очень неудобной позе.

Из-под кухонной двери пробивалась полоска света. Мучимый жаждой я встал и мотыльком потянулся на свет. Рита сидела на коленях у какого-то парня. Они взасос целовались. Я поискал кока-колу, но нашел лишь пустую бутылку. Холодильник тоже меня ни чем не обрадовал. Пришлось пить сырую воду из-под крана. Напившись, я опять посмотрел на парочку. Они оторвались друг от друга и обратили на меня внимание.