– Иди уже, герой, – усмехнулся мужчина, но тут же посерьезнел и обратился ко мне: – Присаживайтесь.

Он указал на табуретку.

– Что вы, все лучшее – гостям, – усмехнулась в ответ. – Располагайтесь, я постою.

Янтарные глаза мрачно блеснули. На щеках появились желваки, но тут же исчезли. Похоже, мужик умеет держать себя в руках.

– Что ж, не хотите – дело ваше, – спокойно произнес гость.

Он подошел к столу и выложил на него пять внушительных пачек. Зелененьких таких. Ровненьких. С бумажными опоясками.

– Вот деньги за эту халупу, – без долгих предисловий, отчеканил он.

– Чего?

Я даже растерялась от неожиданности. Ничего себе заявочка!

– Нет, все-таки со слухом у вас проблемы.

Мужчина посмотрел на меня с жалостью.

– Я покупаю твою развалюху, – громко повторил он.

– Вы что делаете? Покупаете?

Смысл сказанного медленно доходил до меня, и я чувствовала, как внутри, там, где еще так недавно было светло и радостно, вскипает злость.

– Да.

Короткое, емкое слово прозвучало, как выстрел.

Я посмотрела на гостя, отложила тряпку и воинственно выпятила грудь. Не сказать, чтобы она у меня такая уж внушительная, но на третий размер наберется. Вот весь этот размер я и выдвинула вперед, а для пущего эффекта еще и руки в бока уперла.

– Ага. Сейчас, – насмешливо посмотрела на незнакомца. – Разбежались!

– Здесь пятьдесят тысяч, – ровно произнес тот, а потом посмотрел на меня и счел нужным пояснить: – Долларов.

– И что?

– Мало? Хорошо.

На стол легла еще одна зелененькая пачка. Потоньше.

– Устроит?

Я молча покачала головой.

– Этой халабуде красная цена – пол ляма. Деревянных.

Мужчина грозно нахмурился. На его щеках снова заиграли желваки.

– В чем проблема? Больше тебе все равно никто не даст.

Я посмотрела на него с жалостью. Такой неглупый на вид, а ничего не понимает.

– Эта, как вы выразились, халабуда – мой дом. И я не собираюсь его продавать, – доходчиво пояснила незваному гостю.

– По-хорошему, значит, не хочешь? – пристально посмотрев мне в глаза, уточнил незнакомец.

– Не-а, – равнодушно ответила я и снова взялась за тряпку. – Не хочу. И видеть вас больше тоже не хочу, так что не трудитесь приходить. Выставлю.

– Выставишь? – в голосе мужчины послышалось веселье. – Н-да. Что кот, что хозяйка. Сразу видно, одной породы – рыжие, упрямые и… дурные.

– Вы еще здесь?

Жирное пятно с холодильника оттерлось на раз. Тряпка в руках почти превратилась в снаряд, который мне так и хотелось метнуть в самодовольного мачо.

– А почему Крыся?

– Что? – сдерживаясь из последних сил, переспросила я.

– Почему такая глупая кличка?

– Вообще-то, Крысь он только для меня, а для посторонних – Кристиан.

– Кристиан? – со смешком, повторил незнакомец. – Благородных кровей, значит?

– Знаете, я, конечно, благодарна за помощь, только это не дает вам права врываться в мой дом, предлагать мне деньги и смеяться над моим котом.

– Смеяться? Боже упаси! Не имею такой привычки.

– Да? Поверю вам на слово, – повернувшись, посмотрела на гостя, а потом многозначительно покосилась на дверь. – Вы, кажется, собирались уходить?

– Ну-ну, – хмыкнул незнакомец. – Еще увидимся.

– Не обольщайтесь.

Дверь захлопнулась, а я подошла к окну, размышляя о том, почему все красивые мужики такие козлы. Прям как селекция какая-то! Скольких знала, хоть бы один нормальным оказался! Вот и этот из общей породы.

«Я покупаю твою развалюху», – передразнила незнакомца.

И ничего и не развалюха. Вполне себе крепкий домик. А то, что маленький, так это даже плюс. Куда мне хоромы? Все равно одна. И запросы у меня скромные. И доходы, опять же. Скромные.

Я усмехнулась, наблюдая, как незваный гость идет к калитке. Покупатель, блин… Да я, может, впервые почувствовала, что такое собственный дом! А он – халабуда, халупа…

– Крыся, ты голодный?

Кошарик, обрадованный уходом интервента, громко мяукнул.

– Действительно, кого я спрашиваю?

Я выложила в миску очередную порцию корма.

– Знаешь, Крысь, мне кажется, наш гость не понял, что мы больше не хотим его видеть.

Кот согласно заурчал.

– И, вообще, он из настырных. Такой не отступится.

В ответ раздалось смачное чавканье.

– С кем я говорю? Ты ведь тоже мужик! Пусть маленький и кошачий, но все-таки…

Я махнула рукой, отложила тряпку и бухнула на отмытую плиту большой эмалированный чайник. Достала из холодильника свои скудные припасы, настрогала салатик, отрезала тонкий ломтик колбасы, уложила его на толстый ломоть хлеба и довольно улыбнулась. Все. Ужин готов.

Спустя пять минут я уже сидела за столом, попивала чай и млела от счастья, разглядывая чистую кухню. И в тот момент мне казалось, что это самая лучшая кухня на свете.

Теплый свет от старомодного абажура, легкий парок над чашкой, горшок с геранью на подоконнике, тикающие ходики. Как ни странно, в окружении этих вещей я ощущала себя удивительно к месту. И уже могла представить свою дальнейшую жизнь – мирную, спокойную, неспешную. С долгими завтраками и неторопливыми ужинами, с походами в лес за грибами и поездками в ближайший город за покупками. С уютными зимними вечерами и короткими летними ночами. Не жизнь – мечта!

Пока я чаевничала, за окном окончательно стемнело.

Тихий стук, долетевший из комнаты, заставил удивленно прислушаться. Странно. Такое ощущение, что хлопает оторванный ставень. Только вот проблема – никаких ставней в доставшемся мне доме не было.

Поднялась из-за стола, прихватила для храбрости веник и двинулась в гостиную.

Звук стал громче. И раздавался он от окна.

Я включила свет и в тот же миг увидела метнувшуюся по стене тень. По спине пробежали мурашки, но я не собиралась поддаваться страху.

– Ну и что тут у нас за привидение завелось? – иронично уточнила у смолкнувшего пространства.

Пространство отвечать не пожелало. Так и есть, померещилось.

– Захочешь есть – приходи на кухню, – пошутила я и, не дожидаясь реакции на свои слова, вскинула на плечо веник и вышла из комнаты.

Первая ночь в незнакомом доме спровоцировала меня на глупость.

Укладываясь спать, я дважды перевернула подушку и прошептала: «На новом месте приснись жених невесте!». Бред, конечно. Какой жених? Зачем он мне, вообще, нужен? Но неискоренимый женский прагматизм убежденно заявил: «делай как положено, и не умничай!». Вот я и сделала.

Спала крепко. Но недолго.

Проснулась от ощущения чужого взгляда. Ага. Так и есть. В темноте, примерно в метре от кровати, тускло светились два желтоватых огонька.

– Чего стоим и смотрим? – ляпнула с испугу.

Страх взял за горло холодной рукой, но я от него отмахнулась и продолжила:

– Эй! Ты хоть отзовись, что ли! Или ты немой?

В ответ донеслось еле слышное фырканье.

– Ну по крайней мере, не глухой, – пробормотала я.

Сердце испуганно колотилось в груди, а язык, как всегда в таких случаях, болтал невесть что. Я пыталась разглядеть ночного гостя, но кроме светящихся глаз ничего больше не увидела. И почему не догадалась лампу в прихожей включенной оставить? И шторы, как назло, задернула.

– Может, скажешь что-нибудь?

Неизвестное существо не подавало ни звука, а я пыталась вспомнить, сколько времени прошло с дядиных похорон. Вроде бы, месяц. Значит, если верить народным приметам, его душа еще где-то здесь, между небом и землей, бродит по местам проживания. Ага. А я как раз в одном из таких мест обретаюсь. И сижу на кровати, на которой дядя в мир иной отошел.

– Нет? Не хочешь говорить? Ну хоть анекдот вспомни, чего без дела-то стоять?

Темнота чуть слышно вздохнула. Помолчала. Вздохнула еще раз. А потом раздался тихий шорох, и загадочные глаза исчезли.

Вместе с ними исчезло и мое глупое бесстрашие. Руки задрожали, дыхание сбилось, по телу прокатился озноб.