— Надо продезинфецировать, — пролепетала рыжая.

— Забей, — попытался возразить Семён, но Алиса настаивала на своём.

— А вдруг заражение пойдёт? Потом ведь ногу отрежут!

Спорить бессмысленно. Да и хуже от этого не будет, пусть делает, что хочет.

Девушка активно принялась рыться в шкафах. Действительно, стоило ожидать, что в бомбоубежище найдутся какие-то средства первой помощи. И вскоре Алиса продемонстрировала найденную аптечку.

— Не дёргайся.

— Угу.

Ватный тампон, смоченный йодом, прошёл по ране, словно раскалённый нож, заставив парня прикусить губу и зажмурить глаза от боли. С остальными ссадинами и ранами было попроще.

— Спасибо, — буркнул Семён, затем спустя несколько секунд спросил. — Сама-то как? Нормально?

— Да как в такой ситуации может быть нормально?

— Да не в том смысле. Не пострадала?

— Нет, — коротко бросила девушка, сложив руки на груди.

Никто из них больше не проронил ни слова. Алиса медленно бродила по помещению, лениво осматриваясь, а Семён пытался окончательно придти в себя после такой резкой смены обстоятельств. Всё тело болело и требовало непродолжительного отдыха. Но сейчас не время. Надо осмотреть помещение, вдруг найдётся что-то стоющее?

***

Осмотр ничего полезного не принёс. Не нашлось ни аварийного рычага, ни кнопки, с помощью которых можно было бы сорвать эту дверь с петель к чертям собачьим. Только ненужные защитные костюмы. Только ненужная старая аппаратура. И еда, которая поможет парочке протянуть ещё некоторое время под землёй.

Остаётся только ждать. Ждать, забравшись на кровать с ногами, прислонившись спинами друг к дружке, и надеяться на то, что их найдут. Завтра, послезавтра, или через неделю. Но за ними придут, спасут их. Семён в это верит. Но верит ли в это его спутница? И почему этот вопрос так его волнует?

— Думаешь, за нами придут? — спросил он прямо.

— Сам-то ты в это веришь? — хмыкнула рыжая.

Почему она не может дать ему прямой ответ? Почему её так интересует его мнение по поводу нынешней ситуации?

— Да, — искренне ответил парень.

Алиса вздохнула:

— Ну, а я почему-то верю твоему предчуствию.

Подобное признание Семён готов был услышать в последнюю очередь. Да ещё и от Двачевской! Надо же! Она ему доверяет! Впрочем, помимо лёгкого удивления, чувство ответственности значительно усилилось. Раз уж ему доверяют, нельзя оплошать. По крайней мере, он так считал. А если учесть уровень его везения, оплошать можно даже находясь в консервной банке.

И вновь повисла давящая на уши тишина. Чувствовалось только ровное дыхание Алисы, чувствовалось её тепло, чувствовалась лёгкая дрожь её тела. Почему-то возникло огромное желание повернуться к ней, коснуться её плеча, рыжих волос… Коснуться её тела и сказать, что они обязательно выберутся. И хотелось, чтобы она вновь ему поверила.

Семён тряхнул головой, пытаясь избавиться от таких глупых навязчивых мыслей. Надо думать о том, что ждёт его впереди. Что с ним будет в конце этой смены? Наверное, логичней всего, он вновь вернётся домой. Вернётся в свою прежнюю скучную жизнь социофоба, закрывшегося ото всех. Хочет ли он этого? Именно сейчас — вряд ли. Хотел почему-то именно до этого момента. Но вот если бы ней…

И вновь он думает об Алисе. Почему? Какого чёрта она забивает собой все его мысли?! Они же терпеть друг друга не могут! Она для него — наглая, грубая пацанка, которая, по его мнению, презирает всех, кто на неё косо посмотрит. Он для неё — безчувственный овощ, который не воспринимает её как девушку. Не воспринимал до этого момента. Чёрт, неужели она не понимает, что своим отношением к нему только отталкивала его?! Сейчас, когда маска надменности слетела с лица Двачевской, Семён не может думать ни о ком другом.

Неужели влюбился? Неужели понял, что она ему вовсе небезразлична? А он ей? Нет, стоп. Не стоит делать поспешных выводов. Ему просто показалось. Сейчас… Вдох-выдох. И его, почему-то, бросило в жар, когда Алиса заговорила к нему с неким любопытством. Беззлобно так, аж непривычно

— Может расскажешь что-нибудь? Чего нам теперь, вот так сидеть и молчать фиг знает сколько…

— Что ты хочешь от меня услышать? — ровным тоном спросил парень.

— Ну не знаю… Расскажи, может, о себе что-то? Мы толком-то не знаем друг друга.

Интересно, это она так чисто из любопытства спрашивает, или ей просто скучно? Второй вариант для Семёна казался более вероятным. С чего бы ей и вправду интересоваться его жизнью?

— Не думаю, что тебе будет интересна моя жизнь, — туманно ответил юноша. — Всё слишком просто и банально. Может, лучше ты о себе?

Алиса только фыркнула в ответ. Сразу стало понятно — недоступная ему тема для разговора. Но почему-то парню стало жутко интересно, почему она такая… необычная? Почему её так сложно понять?

— Нечего рассказывать… — всё-таки подала голос девушка. — Всё так же просто и банально: дом, учёба, сверстники… С родителями, правда, не в ладах…

— Почему? — осторожно спросил Семён.

Алиса ничего не ответила. Только тихо вздохнула. Видимо, не очень радужные воспоминания. Или же просто не его ума дело. Допрашиваться он не стал. Просто точно так же вздохнул, согнув ноги в коленях. Захочет, расскажет.

— Потому что они не настоящие, — вновь нарушила тишину Алиса и вновь затихла.

А Семён, похоже, даже дышать перестал, дабы не сбить с толку свою спутницу.

— Я у них приёмная, а до этого, года три назад, была в детском доме. Они хорошие, правда. И я вижу, как они стараются для меня. Но почему-то не могу избавиться от этого мерзкого чувства, будто меня предали, бросили…

Большего Семёну и не нужно. Самое главное он уже услышал. Искренне сочувствовал Алисе, но вслух ничего не сказал. Сейчас ей не нужно утешений. Что угодно, но только не выглядеть в его глазах жалкой и несчастной. Он бы захотел того же, на её месте.

— Сейчас ты не одна, — тихо ответил Семён.

— Возможно, — хмыкнула рыжая. — Но порой я часто в этом сомневаюсь.

— А сейчас?

— Что?

— Ну, на данный момент, в этом бункере… Ты чувствуешь себя одинокой?

Удобно, однако, вот так разговаривать, не глядя друг дружке в глаза. Прислонившись друг к дружке спиной, чувствуя каждое движение своего собеседника. Вот и сейчас, услышав такой необычный и странный вопрос, девушка слегка вздрогнула. А Семён даже затаил дыхание, дабы услышать тихий, произнесённый чуть ли не одними губами, ответ:

— Нет.

Было заметно, как непросто ей далось это признание. Будто она не только ему признавалась, но и самой себе. И оттого было вдвойне приятно. Видимо, мало кому удавалось получить в свой адрес подобное от Двачевской.

Но влюбом случае, не всё так просто. Сейчас ей нужно что-нибудь взамен за всё, с чем она только что поделилась с Семёном. Вероятней всего, она ждёт, что он всё же расскажет что-то о себе. Доказательством этому послужила её следующая фраза:

— Твоя очередь.

Но о чём ей рассказать? О том, как он из зимы попал в лето? Да ещё и в прошлый век? Потому что это единственное самое яркое событие, которое случилось в его жизни… Или рассказать о том, как он вёл свой затворнический образ жизни? Наверное, после такого она окончательно в нём разочаруется.

Выход он нашёл. Гораздо проще рассказать о себе, отвечая на поставленные ему вопросы.

— Спрашивай, — вздохнул юноша.

— Ну… Расскажи, окуда ты.

Ответ нашёлся не сразу. Потому что он и сам не знал, откуда он в этом странном мире. По этому пришлось ответить максимально не точно, туманно, но при этом, чтобы больше не было никаких вопросов по этому поводу.

— Я издалека. Небольшой городок, ты его не знаешь.

— На севере?

— На севере… — спустя несколько секунд вздохнул юноша.

— Теперь понятно, почему ты в зимней одежде к нам явился… И как там? Я просто никогда там не была…

А вот тут можно уже сочинить вполне правдивую легенду. Потому что обо всём врать Семёну попросту не хотелось. Несправедливо, по отношению к Алисе.