Дошло до того, что некоторых высоких руководителей в политике, армии и госбезопасности сначала расстреливали, а потом оформляли приговор трибунала.
Кроме того, репрессируемых делили на две категории. К первой относились «наиболее враждебные». Они подлежали немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках – расстрелу. Ко второй категории относились все остальные, «менее активные, но все же враждебные элементы». Они подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет. «Шлюз» для репрессий был открыт. Начались соревнования. Тот же Эйхе заявил о желании только расстрелять 10 800 жителей Западно-Сибирского края.
В этом рвении ему почти не уступал секретарь Московского городского и областного комитета ВКП(б) Никита Хрущев. Он потребовал приговорить к расстрелу либо высылке 41 305 «бывших кулаков». Этот «борец со сталинским террором» на всех партийных пленумах и других элитных посиделках того времени громогласно вещал:
«Нужно уничтожить этих негодяев. Уничтожая одного, двух, десятой, мы делаем дело миллионов. Поэтому нужно, чтобы не дрогнула руна, нужно переступить через трупы врагов на благо народа».
Итак, он предлагал на благо народа какую-то часть его лишить жизни, а потом спокойно переступить через трупы внутренних оппозиционеров, конечно же, «врагов народа». А ведь в это время вместе с этим же народом он пел: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». Но в той «сказке», которую предлагал розовощекий партократ, «быль» появилась вместе с чудовищной обманкой – обвинениями многих истинных патриотов, сотрудников органов государственной безопасности, участников Великой Отечественной войны в нарушениях социалистической законности. Сотни отсидели в тюрьмах от 5 до 15 лет. Десятки были расстреляны: Лаврентий Берия, Виктор Абакумов, Всеволод Меркулов, Богдан Кабулов, Сергей Гоглидзе, Павел Мешик, Владимир Деканозов, Лев Влодзимирский и другие.
Потом Хрущев прикажет расстрелять и расстреляет рабочих Новочеркасска, вышедших на митинг из-за повышения цен и тарифов. Спустя несколько месяцев обманет рядовых членов партии и более молодое поколение обещанием наступления коммунизма через 20 лет – к 80-м годам. Но вместо него образовался брежневский «застой», а за ним горбачевская «перестройка», приведшая к полнейшей разбалансировке деталей государственной машины. Совершивший государственный переворот Ельцин вовсе взорвал ее, не подвергнув эту самую государственную машину капитальному ремонту.
Вот так и живем незнамо, что строим и куда идем до сих пор. Правда, развернулись в сторону дикого капитализма. Постепенно дичаем, активно делясь на богатых и бедных. Причем вторых появляется все больше и больше!
Однако вернемся к правлению Ежова, именно в тот период, когда заработал «конвейер» смерти… О нем много чего написано – и правды, и лжи. Истина была посередине – дикий террор существовал. По поводу того времени есть смысл привести пример обработки Зиновьева для признания своей вины перед партией.
«Политбюро в последний раз требует от вас разоружиться до такой степени, чтобы для вас была исключена малейшая возможность когда-нибудь снова подняться против партии», – уговаривал Ежов «ленинского гвардейца».
В конце концов Железный нарком сказал Григорию Евсеевичу Зиновьеву (Радомысльскому) (1883–1936), в чем суть этого требования, исходящего от Политбюро: он должен подтвердить на открытом судебном процессе показания других бывших оппозиционеров, а главное – то, что по уговору с Троцким он готовил убийство Сталина и других членов Политбюро.
Зиновьев с негодованием отверг такое требование:
– Я вижу, настало время, когда Сталину потребовалась моя голова? Ладно, берите ее! Я вижу, что вы все предусмотрели и не нуждаетесь в том, чтобы я клеветал на самого себя. Вот поэтому вы меня и уговариваете. Это нужно для вашего большого суда, чтобы Зиновьев заклеймил себя как преступник? Как раз этого-то я никогда не сделаю!..
Но многие не выдерживали пыток или верили обещаниям сохранения жизни и сдавались, клевеща на других и даже на самих себя. Участь таких решалась быстро.
Ежов провел репрессивные чистки в среде партийцев ленинского периода, потом принялся за руководство армии, а третьим этапом на его кровавом пути была чистка чекистов. Сам Сталин испугался масштабов преступной бесцеремонности подчиненного. Однажды он в сердцах, отдыхая со Ждановым на даче, по поводу наркома внутренних дел заметил:
– Если голова пуста, то голове ума не придадут места!
Наверное, вождь понял, что вину за масштабность репрессий в конечном счете повесят на него. И он их остановил. Однако инерция кулака с зуботычинами и пистолетного выстрела в затылок еще несколько недель гуляла по стране.
10 апреля 1939 года Ежов был арестован при участии Берии и Маленкова в кабинете последнего, куда его пригласили с докладом о проводимых чистках в органах госбезопасности. Ежову вменили в вину, что он со своими сообщниками готовил путч на 7 ноября 1938 года. Его обвинили, что во время демонстрации на Красной площади в Москве он запланировал теракт против Сталина и других руководителей партии и правительства. На суде теперь уже бывший нарком косноязычно и убого заявлял:
«Я почистил четырнадцать тысяч чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. У меня было такое положение, я давал задания тому или иному начальнику отдела произвести допросы арестованного и в то же время сам думал: ты сегодня допрашивал его, а завтра я арестую тебя. Кругом меня были враги народа… враги везде… В отношении Слуцкого (начальник иностранного отдела НКВД – разведка. – Авт.) я имел от директивных органов указание: Слуцкого не арестовывать, а устранить другим путем… Так как иначе бы наша вся зарубежная разведка разбежалась. И Слуцкий был отравлен».
А чистки проходили примерно так. Вот один из примеров. Когда в предрассветный час опергруппа явилась на квартиру чекиста Леонида Исааковича Чертока, кстати, прославившегося свирепыми допросами Каменева, он крикнул: «Меня вы взять не сумеете!» – выскочил на балкон и прыгнул с 12-го этажа, разбившись насмерть. Феликс Гурский, сотрудник Иностранного управления (разведка. – Авт.), за несколько недель перед этим награжденный орденом Красной Звезды «За самоотверженную работу», выбросился из окна своего кабинета на 9-м этаже Лубянки.
Кстати, комплекс зданий НКВД был расположен в самом центре Москвы, и случаи, когда сотрудники наркомата выбрасывались с верхних этажей, происходили на виду у многочисленных прохожих. Слухи о самоубийствах энкаведистов начали гулять по Москве. Никто из населения не понимал, что происходит, потому что действия не поддавались логическому осмыслению и не сообщались в СМИ.
По делам арестованных сотрудников НКВД не велось никакого следствия даже для видимости. Их целыми группами обвиняли в троцкизме и шпионаже и расстреливали без суда. Но кровь – загадочный сок, она проливается на пролившего его.
Это было страшное время, и о нем надо знать и помнить, чтобы не повторилось вновь, хотя некоторые клевреты наркома пытались хитро оправдываться, что невозможно не растоптать яиц, если ты по ним ходишь. Получается, они были слепцами, а потому не могли обойти и наступали на них.
Военная коллегия Верховного суда СССР 3 февраля 1940 года приговорила «дирижера» Большого террора Николая Ежова к «исключительной мере наказания»-расстрелу. Приговор привели в исполнение на следующий день.
Теперь хозяин Кремля стал раскачивать кровавые качели в обратную сторону. Если раньше НКВД уничтожал партию – теперь новая, созданная им партия уничтожала ежовские кадры. Принимаются решения ЦК о контроле партии над НКВД, партийные комиссии начинают «пропалывать» органы, летят головы вчерашних палачей. Откат террора идет через кровь. Через страх. Стихийно и больно для невиновных родственников…
Именно такую обстановку застал молодой чекист Евгений Петрович Питовранов, только что зачисленный в штат оперативников контрразведки.
