Если верить некоторым публикациям, то станет очевидным, что Тухачевский постоянно критиковал, причем открыто, а порой и беспардонно, с позиций «бонапартистских» амбиций своего начальника – наркома обороны К.Е.Ворошилова. Но это же армия, в которой наличествует принцип единоначалия главенствующий «Приказы не обсуждаются».
Юрий Жуков, историк, глубокий исследователь сталинского периода правления, отмечал искусственную раздутость дела, которая исходила от карьеристских намерений руководителя НКВД Николая Ежова и его окружения.
Дело Тухачевского стало началом широкомасштабных репрессий в РККА.
Из маршалов СССР в судилище принимали участие В.К. Блюхер и С.М. Буденный. Через год Блюхер окажется сам на скамье подсудимых. Вообще биография Блюхера, его служба в царской и советской армиях полны разного характера нестыковок. Как писал исследователь жизни и деятельности «красного маршала» Роман Борисович Гуль (1896–1986) в книге «Блюхер», после 1916 года под именем «ярославского мужичка, действовал кадровый офицер разведки армии Австро-Венгрии». Писатель называл Блюхера «полководцем под псевдонимом» и «генералом Немо», который взял в качестве псевдонима фамилию прусского генерала. Эта версия была озвучена Гулем в книге «Красные маршалы» еще при жизни будущего полководца в 1933 году, забитого насмерть на допросах в НКВД в 1938-м. Это всего лишь только версия писателя.
Приведем интересную информацию, полученную автором в 1974 году от пожилой технической работницы дома 2 на Лубянке. По ее вспоминаниям: когда ее срочно вызвали для уборки, она, только что пришедшая в конце 30-х на работу в центральное здание НКВД, оказалась свидетельницей выноса на носилках из кабинета № 650 окровавленного человека. Этот кабинет в 70-е принадлежал подразделению, в котором служил автор. Так как на лифте нельзя было транспортировать «живой груз» из-за габаритов носилок, его двое военных понесли по лестничному пролету вниз, а она шла сзади и замывала пятна крови. Потом девушка узнала, что на носилках несли Блюхера…
После завершения боев на Хасане, 29–31 августа 1938 года, действия маршала разбирали эксперты Главного Военного Совета РККА. Итогом проверки его деятельности стал приказ Наркомата обороны СССР № 0040 от 4 сентября 1938 года, в котором говорилось:
«Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказались на недопустимо низком уровне, войсковые части были раздерганы и небоеспособны; снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен…».
Создавалось впечатление, что Блюхеру не хватало храбрости и он умышленно не хотел активизировать наступательные действия у озера Хасан, словно играя с японцами в поддавки. Сталин рассвирепел и в разговоре по прямому проводу 1 августа 1938 года вынужден был спросить военачальника в лоб:
«Скажите, товарищ Блюхер, честно: есть ли у Вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет – скажите прямо, а если есть – считаю, что Вам следовало бы выехать на место немедля».
Блюхер ничего не сказал, но на место боев ни разу не выезжал. Более того, он запретил авиации бомбить японские укрепления на сопках. Терпение Кремля лопнуло, и трусливого полководца отозвали в Москву. Ему приказали прибыть в столицу и тут же отправили отдыхать с семьей на черноморскую дачу наркома обороны страны К.Е. Ворошилова. Там Блюхера и арестовали. Выбивали японцев с советской территории уже другие командиры.
Продолжение этой истории произошло в августе 1946 года. Задержанный военными контрразведчиками МГБ СССР (ГУКР НКО СССР СМЕРШ прекратил свое существование в мае 1946 года. – Авт.) свирепый атаман белого казачества Григорий Семенов показал, что он располагает некоторыми сведениями о Блюхере:
«Летом 1937 года ко мне в Дайрен приезжал из СССР с поручением от маршала Блюхера некий Соколов, назвавший себя лейтенантом Амурской Военной Флотилии. Он прямо заявил, что прибыл по поручению штаба маршала Блюхера и предупредил, что в СССР в ближайшее время произойдут крупные события. Ожидается “дворцовый переворот”, в результате которого власть перейдет военным с Блюхером во главе. Подчеркнул, что участникам заговора опасно медлить, “иначе с маршалов полетят головы”. Соколову было поручено через меня выяснить, как японцы отнесутся к перевороту и не воспользуются ли они происходящим для того, чтобы захватить советский Дальний Восток…
Выбор на Соколова пал потому, что его отец, лично был со мною знаком… В штабе Квантунской армии начальник 2-го разведывательного отдела полковник Ямоока сделал мне выговор за несогласованную встречу с Соколовым (тот тайно прожил у меня в доме два дня) и отметил, что о настроениях в штабе Блюхера им известно».
Думается, арестованному атаману Семенову, не было абсолютно никакого резона в 1946 году оговаривать покойного маршала. Обвинять Блюхера в шпионаже в пользу Японии – это, вероятно, перебор. Но вот то, что чины штаба Блюхера с его ведома устанавливали тайные контакты с представителями военной разведки японской армии, второго отдела генштаба, – это факт, доказанный на суде.
Арестант Блюхер был уже не молод – 47 лет, а тут такой стресс. Так что конец героя Гражданской войны был, к несчастью, банальным. И, пожалуй, вполне закономерным.
Чистка военных кадров продолжалась и после Ежова, но в значительно меньших масштабах. Сталин не зря опасался предательства…
И все же, констатируя всю тяжесть нанесенного стране ущерба, неоспоримым остается тот факт, что новым кадрам суждено было управлять страной во время войны и привести ее к победе.
Именно в конце 30-х годов в органы госбезопасности и военной разведки из гражданских институтов и военных академий пришли хорошо подготовленные люди, ставшие выдающимися руководителями в области разведки и контрразведки: Виктор Семенович Абакумов, Ян Карлович Берзин, Николай Иванович Железников, Павел Михайлович Фитин, Анатолий Николаевич Михеев, Петр Иванович Ивашутин, Иван Иосифович Проскуров и другие. Среди них достойное место занял и будущий генерал-лейтенант КГБ СССР Евгений Петрович Питов-ранов.
Для московского студенчества 1937 год ничем особенным не отличался: молодые ребята учились, гуляли, отдыхали так же, как и до этого. Конечно, о проходивших процессах читали в газетах и слышали по радио. Осуждали тех, кто боролся против партии и народа. Горячо осуждали вредителей, кулаков, тем самым показывали свое отношение к отщепенцам. Именно в это время Евгений Петрович стал кандидатом, а потом и членом ВКП(б).
В своем заявлении он шаблонно, как это делали и другие вступавшие в партийные ряды, отметил: «…в трудное для всей страны время считаю своим долгом быть в первых рядах активных строителей коммунизма».
Позже он вспоминал:
«В партию я вступил совершенно искренне, без всяких внутренних установок на извлечение из этого каких-либо карьерных или материальных преимуществ. Как и большинство моих сверстников и друзей, я полностью, безоглядно доверял Партии и почитал для себя за честь стать ее солдатом».
После того как Питовранов вступил в партию, став исполняющим обязанности секретаря парторганизации института, начальник отдела кадров института Костромин все чаще стал приглашать студента выпускного курса для разговоров на разные, в том числе и политические темы. Но однажды, зайдя по приглашению кадровика в его кабинет, он увидел за соседним столиком незнакомца. Тот быстро листал, а порой внимательно читал чьи-то личные дела. Наблюдательный Евгений сразу обратил на это внимание и подумал: «Как же так требовательный Костромин позволяет постороннему человеку копаться в студенческих личных делах. Это, наверное, какая-то шишка, не иначе».
И вдруг кадровик обратился:
– Евгений Петрович, расскажите свою биографию с самого дня рождения.
«Зачем Костромин заставил при постороннем человеке рассказывать о моей ничем не примечательной жизни, – промелькнуло в голове Питовранов. – Я ведь свою биографию раз десять уже пересказывал на партсобрании, в партбюро и в райкоме партии. Что-то здесь не чисто. Пора лишней подозрительности с устранением Ягоды прошла, и вдруг… Кажись, нигде и никому я лишнего не взболтнул. Может о детском хулиганстве и атаках на баржи с арбузами решили что-то прояснить. Навряд ли…»
