Я встаю, надеваю трусы и мою руку, двумя пальчиками несу обоссанный тест назад к своей шконке, протягиваю его худой зэчке, потому что сама в этих иероглифах не могу разобраться.
- Да ну, кто на стол такое ложит? – отталкивает она мою руку с тестом. Но полная понимая мою проблему, сама забирает у меня тест. Смотрит на него пару секунд и улыбается своим беззубым ртом.
- О-о-о-о, поздравляю, скоро ты станешь мамочкой.
- Будет чем заняться во время отсидки, - улыбается мне вторая зэчка.
- Да-а-а беременных и кормят иначе и бараки у них чище, и за ребёнком уход лучше.
А я слушаю и не могу в это поверить:
- Не может быть, здесь какая-то ошибка. Я не могла забеременеть.
- Ты предохранялась?
- Нет.
- Тогда что тебя так удивляет?
- У меня диагноз, - не хочу им его называть, тем боле там много слов и вряд ли они все поймут. – Я не могу иметь детей. Может это внематочная?
Но полная показывает мне какую-то галочку на тесте.
- Это не внематочная, у тебя нормальная здоровая беременность, как у всех.
- Этого не может быть, - качаю я головой.
- Дай её ещё один тест, - вмешивается худая.
- Да обломится, тесты на неё переводить.
- Дай ей ещё один тест, ты, что не видишь эта богатенькая, она заплатит.
А я смотрю в одну точку и повторяю:
- Этого не может быть.
- Слышь, новенькая, ты заплатишь потом за тесты по тюремному тарифу? - толкает меня локтем в бок худая.
- Да, да, - бормочу я всё ещё не в силах принять эту новость.
- Да заплатит она, так что давай ещё тест, не жлобись.
Я беру второй тест, но чтобы пописать мне приходится сначала попить воды, а потом подождать десять минут. Этот тест показывает тот же самый результат: «Я беременна, я на втором месяце». (Не знала, что тесты сейчас и месяц показывают).
«Господи, только бы с ребёнком было всё в порядке. Только бы с малышом всё было в порядке. А мне для себя ничего не надо».
Просыпаюсь ночью в холодном поту, меня всю прямо трясёт, ничего не могу с собою поделать. Не все в камере спят. Трое сидят на шконках, переговариваются и на меня поглядывают. Ещё двое у окна курят, здесь в камере сильно накурено, а ещё здесь сыро. Весь потолок покрыт какой-то плесенью, а вокруг какие-то жучки червячки ползают. А мне опять хочется блевать. Меня всё время тошнит, и всё время кружится голова. А ещё боль в висках и внизу живота, просто дикая жгучая боль.
«Не может быть всё в порядке, в моей жизни никогда не может быть всё в порядке» понимаю я. Поднимаюсь и встаю на пол, по которому бегают тараканы.
«Они не кусаются, а значит, они не опасны», убеждаю саму себя, а мне плакать хочется и в груди ноет. Подхожу к раковине, набираю водички в кружку и делаю пару глотков. Такое чувство, что вода эта с кусочками мыла, которые прямо в ней плавают. Наверное, это опреснённая морская вода. А откуда же здесь взяться пресной? Как я скучаю по нормальной воде.
Делаю пару глотков, и меня разрывает жуткая височная боль. Болит так, что глаза на лоб лезут, мне хочется из выковырять из глазниц, чтобы не болели. И к тому же никуда не делась тошнота и рвота. Я едва успеваю добежать до параши, как меня опять выворачивает. Но рвать-то мне уже особ нечем, я же ничего не ела, с тех пор как последний раз вырвала, меня от этой еды воротит.
- Блюешь, - слышу за спиной голос русской зэчки.
- Кх-кх, ага, - отвечаю я, сплёвывая остатки желудочного сока. Фу, как же мерзко, мне снова хочется блевать, и снова нечем. Делаю ещё глоток воды, и меня опять выворачивает. Да что здесь за вода такая гадкая. От спамов в животе боль в висках усиливается и становится невыносимой.
«Когда же я наконец сдохну. Дайте мне револьвер, я застрелюсь».
- Э-э-э-э, - рыдаю я, Господи, как же мне хреново.
- Новенькая, слышь, новенькая, - зовёт меня зэчка. – Ты там потише, людям спать мешаешь.
- Хорошо, хорошо, бэ-э-э-э, - опять меня выворачивает. Резкий толчок, но рвать то по сути уже нечем, желудок пуст, а пресс сковал дичайший спазм. Как бы он синяками не покрылся от разрывов капилляров. Господи, когда же это кончится. – Б-э-э-э.
- Эй, эй, - подходит ко мне зэчка и помогает мне волосы убрать, чтобы я их не заблевала, их же потом местной водой не отмыть и от запаха этого не избавься.
- Не надо, всё нормально, - говорю. – Бэ-э-э. – Это уже «вхолостую», мне просто больше нечем блевать. Если бы ещё голова не раскалывалась. А то у меня уже кровь в висках так и стучится. Я уже глаз не чувствую, там как будто громадная гематома, кровяной комок. Веки сами собой закрываются от дикой боли.
- Эй, эй, - хлопает меня щекам худая.
- Мне так хреново. Бэ-э-э, - уже не рву, я просто напряга пресс.
Зэчка подходит к своей толстой подруге и тормошит её.
- Дай что-нибудь.
- Что дать? – как будто и не спала, спрашивает та.
- Таблетки какие-нибудь, что у тебя есть?
- Она мне ещё за тест не вернула.
- Я верну, - шепчу я и снова блюю, вернее меня сгибает от спазма и я издаю только звук, а вырвать нормально не могу. Просто нечем. Хоть водички бы выпить, чтобы было чем.
- Ладно, дам, просто чтобы спать не мешала.
- Спасибо, - сквозь слёзы шепчу я.
Запиваю горсть таблеток местной водой и жду пока полегчает. Но мне не легчает. Голова болит, внизу всё горит, в висках пульсация. Мне кажется, я сейчас подохну. Это внематочная, точно внематочная, я прямо чувствую, как плод растёт у меня в трубе. Мне кажется это конец, и я не переживу ещё один день. Господи, дай мне пережить это день и эту ночь. Господи, пожалуйста, прошу Тебя. Не наказывай меня больше, я всё поняла, я больше не буду грешить. Господи, пожалуйста, умоляю. Господи.
- Б-э-э-э, - я рву прямо на парашу всеми этими таблетками, но головная боль по чуть-чуть отступает и спазм уходит, а внизу живота уже не так дико ноет. Мне становится легче.
А я сижу, смотрю на звёздочку и молюсь. Мне кажется, где-то там сидит Господь. Он смотрит на меня, на свою доченьку и благословляет. Даже если я не выживу, если умру этой ночью, я всё рано попаду на небо к любимому Господу. И Он там лично меня встретит. Я ведь нормально прожила эту жизнь.
- Бэ-э-э.
- Да захлопнешься ты или нет, - ворчит полная зечка, отворачиваясь от меня в другую сторону.
- Простите, простите, - сквозь слёзы шепчу я.
========== Глава 39 ==========
Утром у меня свиданка с Денисом. Я так рада его видеть, но нам не дают встретиться и поговорить вживую. Это дурацкое свидание через пуленепробиваемое стекло, прямо как в американских фильмах.
- Привет, любимая, - прижимает руку к стеклу Денис.
- Вытащи меня отсюда, сделай, что угодно, но вытащи, - рыдаю я.
- Я всё для этого делаю, - рассказывает он. – Ты даже не представляешь, что творится. Тебя подставили, тебе подбросили эти наркотики. На отца наезд, на брата нападение. Сестра с детьми сидит дома и не высовывается, не водит их ни в школу, ни в садик…
Но я его почти не слушаю, у меня у самой проблем выше крыши.
- Мне нужны деньги, ты можешь дать мне хоть немного денег, - говорю. – Пожалуйста, - зачем-то добавляю я.
- Да, да, - вынимает он бумажник, оглядывается по сторонам и просовывает какие-то местные купюры через тоненькую щель в стекле. А я бегом распихиваю их по карманам, так чтобы не видели надзиратели. Хотя меня же запросто обыщут, и всё отнимут. Но надо же как-то рассчитаться с зэчкой.
- Мне срочно нужно к врачу, у меня обострение… мне плохо, мне так плохо, - прислонившись к стеклу, рыдаю я, а Денис прижимается к нему с другой стороны и гладит меня через стекло. Это так романтично, если бы не было так горько.
А после меня сразу отводят назад в камеру. Я не знаю, получится ли у Дениса организовать мою встречу с доктором, но я и сама должна попытаться.
Подхожу к худой зэчке и протягиваю ей купюру. Та испуганно оглядывается по сторонам, и прячет купюр в лифчик.