- Он сумасшедший!

- Ни с того, ни с сего так вылететь на тротуар!

- Шоферня просто распоясалась! Что они себе позволяют!

- Да он пьян. Разве вы не видели, как он петлял?

Возбуждение нарастало и обещало достичь апофеоза. Худ снял плащ и осмотрел разорванное место. Фургон со всего хода влетел на единственное пустующее место у тротуара, незанятое стоящими впритык автомобилями, причем в тот самый момент, когда там проходил Худ, затем резко откатился назад и понесся вперед, не остановившись. В тот момент из-за ворот напротив осторожно выруливал длинный лимузин. Была какая-то вероятность, что фургон шарахнулся, чтобы избежать столкновения. Но у Худа было неприятное ощущение, что все слишком напоминает покушение на убийство. Судя по всему, стреляли из пистолета с глушителем.

Стряхнув с себя остатки стекла. Худ быстро осмотрелся в поисках следов пули. Однако в гуще осколков и в беспорядке попадавших на пол товаров найти что-либо было трудно, если вообще возможно. Он поискал взглядом стреляную гильзу на тротуаре, но опять безуспешно. Одна из продавщиц протянула его плащ, сколотый наспех булавками.

- Мы вызовем полицейского. Мишель за ним уже побежала.

Худ сделал вид, что не слышит. Выходя на тротуар, он увидел боковым зрением, как к магазину приближается одна из продавщиц с полицейским, и поспешно двинулся в противоположную сторону. Немедленно раздался призывный хор наивных и добропорядочных зевак. Он не обращал на них никакого внимания. Многоголосие хора переходило в крещендо.

- Вот он, вот он, мсье! Мсье!

Каждую минуту любой из них мог подбежать и схватить его за руку.

Худу только не хватало разборок с французской полицией. Слева загудело такси, отозвавшись на его вытянутую руку. Худ одним прыжком очутился возле дверцы и они умчались.

У Северного вокзала Худ расплатился с таксистом. Купив билет на пригородную электричку до Пьерфона, он отправился в туалет. Потом заглянул в буфет, и, выйдя оттуда через другие двери на шумную привокзальную площадь, прыгнул в такси, отъезжающее от стоянки. Теперь он был совершенно уверен, что за ним не следят.

Когда такси доставило его до ворот де ля Виллетт, к нему уже вернулось спокойствие, а с ним и аппетит. Он направился в бистро, которое, помимо стопроцентной гарантии не встретиться ни с кем из знакомых, сулило отменную отбивную. Так и вышло. К отбивной он заказал полбутылки молодого свежеохлажденного "божоле". В бар ввалились рубщики мяса с виллеттских скотобоен и, не снимая фартуков, заляпанных пятнами крови, устроились у стойки, попивая винцо. Завсегдатаи знали, что в этом бистро подавали великолепные мясные блюда, с которыми не могли идти ни в какое сравнение изделия изысканнейших парижских ресторанов. Здесь всегда царили оживление и вам всегда были рады. Официанты обслуживали проворно, любезно и внимательно. Ничто не напоминало о тяжелой атмосфере чревоугодия парижских ресторанов, где бизнесмены поглощали свиные ребрышки или гигантские шницеля, сдобренными бесчисленным количеством вина и двойного бренди на десерт.

Однако вместо того, чтобы по обыкновению наслаждаться уютом и умеренностью цен, Худ приуныл. Происшествие с фургоном отодвинулось в дальний уголок памяти: бессмысленно думать об этом, если все равно ничего нельзя сделать. Но его настойчиво и с завидной регулярностью посещали мысли о Тэйте.

Почему тот был так испуган? Перед ним вновь встала странная сцена в лифте. Куда толстяк исчез из кафе? Он чувствовал, что в этом человеке таилось нечто необычное, за всем его обликом скрывалась какая-то тайна, ожидающая разгадки. Возможно, он тогда ушел, чтобы напиться где-нибудь на Монмартре, или в одном из баров на плас Пигаль с тамошними девицами. Хотя в глубине души Худ признавал, что нарисованная в его мозгу картинка казалась неправдоподобной.

Впереди у Худа оставалось полдня. Ночной поезд увезет его в городишко Болью к Лобэру. Все, что он мог сделать за это время - отправиться в то же кафе и понаблюдать там часок.

Вернувшись в центр, он прогулялся вверх по бульвару Мальзерб к площади Сент-Августин. Безобразная серая громада церкви возвышалась, словно утес, над вереницей машин и снующими толпами. Худ огляделся, потом направился на рю Миромени и завернул к кафе.

На этот раз он подходил к кафе с другой стороны и потому, только добравшись до конца квартала и не заметив стеклянной витрины, сообразил, что пропустил нужную дверь. Тогда он извернулся и зашагал обратно. Медленным шагом он вернулся туда, откуда вышел. Кафе на улице не было. Остановившись на углу. Худ ощутил, как по его спине пробежал слабый холодок, сигнал опасности. Не раз в прошлом, когда ситуация становилась непонятной, такое состояние заставило его быть настороже и готовиться к чему-то непредвиденному. Вот и сейчас все чувства Худа предельно обострились.

Худ пошел назад по собственным следам, отслеживая каждый шаг. Он был уверен, что ошибки не произошло. По узкому тротуару сновали прохожие. Он узнал картинную галерею с картиной Мунка на витрине. Прямо за ней располагалась лавка шляпника, а следом антикварный магазин, который он хорошо помнил. Кафе не было...

И тут он его увидел. Витрина была загорожена деревянным щитом, который ставились, когда точка переходила в другие руки и начинались переоборудование и ремонт. На щите была наклеена афиша с изображением танцовщицы из кабаре, тело которой стыдливо-вызывающе прикрывали несколько перьев марабу.

Худ толкнул дверь за щитом и заглянул внутрь. Несколько рабочих с инструментами молча передвигались по залу. Интерьер преобразился до неузнаваемости: на полу валялся мусор, на голых стенках зияли дырки от выдранных розеток. Он посмотрел наверх. Вывеска исчезла.

Всего лишь день назад это место казалось хорошо обустроенным и процветающим. Он ещё помнил запах свежего линолеума, покрывающего помост. Его перестилали совсем недавно. И он прекрасно помнил впечатление новизны, которой веяло в свете розового неона от сверкающей кофеварки, и свежий блеск зеркал.

- Мсье? - один из рабочих заметил его.

- Что случилось с кафе?

- С кафе? Откуда я знаю? - рабочий был крупным мужчиной с большими висячими усами.

- А хозяин здесь? Или кто-нибудь из начальства?

- Я прораб. Больше здесь никого.

- Вчера вечером здесь за кассой сидела женщина. Похоже, хозяйка. Не знаете, где её найти?

Мужчина прервал его.

- Не знаю. Мы только рабочие, мсье. Нам ничего не известно.

И повернулся спиной. Остальные последовали его примеру.

Худ ещё раз огляделся. За окном светило солнце, освещая улочку в самом сердце великой европейской столицы. По ней прогуливались сотни горожан, полицейский свистел водителю резко затормозившей машины. Мойщик окон напротив заливался смехом от непристойной шутки. Светловолосый мужчина разглядывал ножки выходящей из автомобиля девушки. Прямо за углом высилось здание Министерства внутренних дел. И в то же время Худ на мгновение испытал чувство нереальности происходящего.

Кусок штукатурки шумно упал на пол.

Рванув дверь, Худ вышел на улицу.

4

Утром, завтракая в экспрессе Париж - Вентимилья, мерно постукивавшем колесами вдоль средиземноморского побережья, он обдумывал план своих действий в предстоящей ситуации.

- Эсприту Лобэр - весьма незаурядный человек, - говорил Джордж Кондор из внешней разведки, который инструктировал Худа после встречи с шефом.

- Во всяком случае у него незаурядная коллекция живописи, - отозвался Худ. - А что с ним за проблемы?

- Собственно говоря, причиной того, что мы обратились к вам, и стали картины. Говорят, у вас уже были с ним сделки такого рода.

- Я свел его с Гильдштейном по двум очень приличным полотнам Эль Греко и Давида, цены на которые были довольно устойчивыми. Еще раз я общался с ним в связи с каталогом к выставке-продаже, он спрашивал мое мнение и мы беседовали по телефону. Но лично я с ним никогда не встречался.

- Сейчас вы его увидите на кинопленке. Своего рода уникум, исключительно незаурядная личность. Уверен, ни одно агентство в мире не может похвастаться наличием хотя бы одной его фотографии в своей картотеке. Все, которые когда-либо делали, он давным-давно скупил.