– Да? – сказала она.

– Меня просили передать вам это.

– Вы уверены, что оно для меня? – с сомнением поинтересовалась Лео.

– Вы – мисс Ист?

– Да.

– В таком случае, оно предназначено мисс Ист.

– Вот как. – Лео приняла платье. – Благодарю вас.

Джоан взвизгнула так, что смогла бы оглушить рыбу.

– Откуда взялась такая роскошь?

Лео развернула записку, приложенную к платью.

– Господи боже мой, – только и смогла сказать Лео.

– Кто такой этот Бенджамин Ричиер? – пожелала узнать Джоан. – И почему он присылает тебе красивые платья?

– Собственно, мне о нем известно лишь то, что он брат Фэй. Сегодня утром я познакомилась с ним на палубе.

– Очевидно, ты произвела на него некоторое впечатление.

– Я не могу надеть его. – Лео уронила платье на койку. – Что он обо мне подумает, если я это сделаю?

– Ты непременно наденешь его, – отрезала Джоан. – Ведь ты идешь на вечеринку.

Лео сделала так, как ей было сказано. Кроме того, ей и самой отчаянно хотелось надеть прелестное платье, похожее на восточное кимоно, с рукавами «летучая мышь» и широким атласным поясом, повязанным на талии. Она быстренько скинула с себя старое коричневое платье и натянула новенькое голубое. Затем привела в порядок волосы, заплетя их в косы и на свой лад уложив в прическу «помпадур», которая, как она прекрасно понимала, рядом со стрижкой Фэй будет смотреться скромно до застенчивости, но ничего другого она придумать не могла. Также Лео слегка прошлась по губам помадой, вызвавшей такое восхищение у Фэй, чуточку подкрасила тушью ресницы и брызнула на себя духами.

– Ты выглядишь великолепно, – с одобрением заметила Джоан. – И должна сполна воспользоваться этим. Ричиеры – состоятельные люди, судя по всему, и весьма дружелюбны. Такие друзья могут принести много пользы тебе и твоим замыслам насчет косметики.

– Может быть, – отозвалась Лео. – Жаль, что ты не идешь со мной.

– Да мне кусок в горло не полезет, а ты отдыхай и веселись.

Лео поцеловала Джоан в щеку и попрощалась, не давая себе возможности передумать, после чего поднялась в обеденный зал на верхней палубе, который был заполнен практически до отказа. Лео заметила остатки роскоши, с которой некогда была обставлена комната: та еще прослеживалась в античных колоннах, сверкающих белизной, подобно костям, лишенным кожи. Однако зал выглядел обветшалым – еще одно свидетельство разрушительной войны. А вот палуба, когда она ступила на нее, являла собой совершенно иное зрелище.

– Пошевеливайтесь, – окликнула ее Фэй. – Вечеринка началась без вас.

За столиком, приткнувшимся к поручням, сидели Бенджамин Ричиер, Матти со своими родителями, миссис Форсайт и Эверетт. Лео старательно улыбалась всем присутствующим, не подавая виду, какие чувства испытывает на самом деле, и благодаря Бога и Ричиера за платье.

– Полагаю, вы уже со всеми знакомы, – сказала Фэй. – Мы с Матти познакомились в Лондоне пару лет назад и сразу же подружились. Когда я пригласила ее на свою вечеринку, она спросила, можно ли взять с собой ее бедную осиротевшую подругу Леонору, а я ответила: «Удивительное дело! А ведь мы с ней уже знакомы!»

Матти напряглась и застыла. Лео тоже.

– Фэй! – резко бросил Бенджамин.

– Здесь так красиво, – поспешно сказала Лео, желая отвлечь внимание от собственной персоны и сменить тему, – хотя все, что сказала Фэй, было правдой.

Палуба преобразилась после утренней толчеи, когда пассажиры старались занять местечко под солнцем или в шезлонге. Теперь она превратилась в плавучий рай. Повсюду были расставлены накрытые белыми скатертями столики, на каждом из которых мягко светился фонарь «летучая мышь». Гости пришли в вечерних костюмах, и имелся даже граммофон, наигрывавший незнакомую Лео мелодию. Ей показалось, что она разобрала слова песни: «Жаль, что я не могу танцевать шимми так же, как моя сестренка Кейт».

Пока Лео рассматривала преобразившуюся палубу, взгляд ее встретился со взглядом Эверетта. Сегодня он выглядел еще привлекательнее, если это вообще возможно для мужчины, во фраке и с аккуратно зачесанными назад темными волосами.

Она вновь перенесла все внимание на Фэй.

– Как вам это удалось? – спросила она, обводя жестом палубу с красивыми людьми, залитую светом звезд и веселой музыкой.

– Я всего лишь немножко поболтала с капитаном, – улыбнулась Фэй. – Я сказала ему, что могу предоставить граммофон, если он разрешит мне устроить званый вечер, который сделал бы жизнь на этом корабле такой, какой она должна быть.

– Вы привезли с собой на корабль граммофон? – спросила Лео.

– Я не собиралась позволить ему погибнуть ужасной смертью в Англии. Его непременно погубило бы чрезмерное повторение песни «О, что за чудесная война». – Фэй пропела строчку с таким преувеличенным английским акцентом, что все присутствующие рассмеялись. – Кроме того, – продолжала она, – как показывает сегодняшний вечер, никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться граммофон. Присаживайтесь. – Гости за столиком заговорили друг с другом, и Лео была рада занять место рядом с Фэй, оказавшись как можно дальше от Эверетта.

Фэй разлила по бокалам шампанское.

– Итак, вы поведаете мне, почему оказались на пароходе, плывущем в Нью-Йорк?

– Откуда ты взяла шампанское? – перебил ее Бенджамин.

– Режим строгой экономии – не для меня, Бендж. А вот потакание своим прихотям – в самый раз. – Фэй рассмеялась. – Капитан охотно согласился снабдить меня требуемым количеством, когда я объяснила ему, что не в состоянии проглотить ни кусочка без помощи бокала доброго шампанского.

– Я не стану спрашивать, что ты сделала, чтобы заполучить его, – сказал Бенджамин.

– Тс-с, тише, – упрекнула его Фэй. – Иначе Лео подумает, что я плохая девочка.

– И будет недалека от истины. – Бенджамин перегнулся через столик и предложил Лео сигарету. Она с благодарностью взяла ее, радуясь возможности занять руки.

– А еще я заметила, как ловко ты увел разговор в сторону от вопроса, который я задала Лео, – заявила Фэй брату. – Надеюсь, Лео не станет возражать и расскажет нам, почему покидает этот Богом забытый остров.

Достанет ли ей мужества? Лео глубоко затянулась сигаретой и для храбрости отпила глоток шампанского. А потом, повинуясь порыву, которому и сама затруднилась бы дать название, – навеянному шампанским, незнакомой музыкой, доносящейся из граммофона и тающей в темноте, стремлением игнорировать Эверетта, сидевшего от нее всего в нескольких футах, ощущением бестелесности, пребывания вне времени и пространства, в открытом море, не имея дома и не видя суши, – она рассказала им все.

– Я намерена производить косметику, – заявила она. – Губную помаду. Тушь для ресниц. Румяна. Я собираюсь объяснить и показать людям, что косметика – это не обязательно то, что следует тайком заказывать по почте. Если большинство женщин похожи на меня, то им уже надоело выслушивать упреки в том, что с красной помадой на губах они похожи на проституток. Я хочу, чтобы они открыто покупали ее, если им захочется. И я уверена, что так оно и будет. – Она ожидала истеричных воплей, которые должны были последовать за подобным заявлением, но ее встретила мертвая тишина, что было в определенном смысле еще хуже.

– Провалиться мне на этом месте, – высказалась наконец Фэй. Она раскинула руки в стороны и опрокинула все три бокала на палубу, где они со звоном разбились. – Умница девочка! И тогда я заполучу свою красную краску для губ. Прекрасная мысль, лучшая из тех, которые я когда-либо слышала. Ты ведь согласен со мной? – И она толкнула своего брата локтем в бок.