–Я ничего ей не делала!

Я не хотела повышать голос, но так само вышло – достало абсолютно всё.

–Рита не будет врать. Зачем ей это?

–Чтобы было на кого свалить домашнее задание по истории! Ольга Викторовна, можно я пойду? Мне целый доклад писать, а идти придётся в городскую библиотеку! Можно?

– Иди… Но мы ещё не закончили!

"Закончили", – решила я про себя. Не хочу оправдываться, сделаю доклад и точка!

Уже выходя, я столкнулась в дверях с Артёмом, с которым имела несчастье жить в одной группе.

–Ну что, получила?

–Тебе-то что? Иди, свою Ритку успокаивай!

–Рот закрой, дура!

Я оттолкнула его и пошла дальше. Много чести разговаривать с таким!

Только выбравшись за ворота детского дома, я выдохнула. Варвара сегодня оказала мне неожиданно хорошую услугу! Обычно всякие прогулки по городу, то есть, за территорией детского дома, были разрешены только в присутствии взрослых. Конечно, на таких, как я, запреты действовали не всегда, и некоторые ребята время от времени тоже уходили погулять в город. Иногда за это их ставили на учёт, но чаще никаких наказаний не следовало – вернулись живые и здоровые, и ладно! Я тоже несколько раз уходила, но возвращалась вовремя. Не из желания показаться правильной, просто в городе заняться тоже было нечем.

В библиотеку нам ходить разрешали – правда, на моей памяти это разрешение никому не пригодилось. Кто захочет читать книжки, если есть компьютер и телевизор? Так что до этого момента я была в библиотеке пару раз вместе с остальными детьми на так называемых мероприятиях. Нас усаживали в большом зале и начинали долго и нудно рассказывать: в первый раз о вреде наркотиков, а во второй – о правах и обязанностях несовершеннолетних. Я ненавидела это слово, потому что от него так и разило детдомом или тюрьмой, или и тем, и другим. Во время обеих встреч ребятам было скучно, они перешёптывались, сидели в соцсетях, играли, особо этого не скрывая. Я сидела одна и коротала время, глядя в окно, разглядывая портреты писателей и корешки книг на полках.

Библиотека была небольшой, двухэтажной, не слишком новой. Обычно народу в ней было очень мало, и это меня вполне устраивало. В вестибюль вели двустворчатые двери из белого пластика, но в прошлый раз нас заводили через небольшую дверь справа, напоминавшую какой-то служебный вход, но без таблички "Не входить". Дверь эта позволяла почти прямиком попасть в читальный зал, что и было мне нужно.

***

Раньше в моей жизни было две больших любви. И если бы кому-то пришло в голову поинтересоваться, какие именно, я бы ответила: "Книги. И собаки".

Любовь к собакам проявилась у меня в первом детском доме. Там на территории жила маленькая, смешная, лопоухая собачка по имени Лапка. Я не помню, почему её так называли, но она была такой умной и забавной, что любили её все. Несколько раз её пытались увезти с территории и подкидывали в ближайшие деревья. Лишившись своей любимой игрушки, мы, тогда ещё маленькие, дружно грустили и плакали. Однако через несколько дней Лапка появлялась вновь и, хитро поблёскивая глазами, со всех ног кидалась к нам. Мы брали её в спальню и пытались спрятать от воспитателя в шкафу, но воспитатели были не промах, и наши хитрости раскусывали в два счёта. Однако ругали не сильно и даже подкармливали Лапку всякими вкусностями, принесёнными из дома.

Тот день, когда её сбила машина, стал одним из самых чёрных в моей жизни.

Не так давно собаки вновь вошли в мою жизнь в виде Малыша – старого больного пса с изуродованной шрамами мордой и слезящимся красным глазом. Я не знаю, где ему так сильно досталось, но он прибился к нам и пару месяцев жил рядом с территорией детского дома, временами забредая на неё в поисках пищи. Он полностью доверял детям, взрослых же обходил стороной, а некоторых даже облаивал, от чего я втайне злорадствовала – пёс интуитивно угадывал самых неприятных личностей. Они видели в этом угрозу, и Малыша, в отличие от Лапки, не любили и боялись. Мне же казалось, что он нас защищает, старается быть полезным и отработать те кусочки, что мы несли ему из столовой. Он ластился к детям и с удовольствием замирал, когда мы начинали гладить его. Он был очень похож на нас отсутствием дома и хозяина. Я любила гулять с ним по берёзовой роще – думаю, он меня прекрасно понимал и тоже радовался нашей неожиданной дружбе.

Книги же были моим последним и самым прекрасным воспоминанием о детстве. У бабушки, которую я никогда не знала, но в чьей квартире мы с родителями жили, книгами было заставлено всё! Чего там только не было! Пока я была маленькая, я могла их только рассматривать, искать картинки и разглядывать обложки. Потом, когда подросла, первым моим желанием было научиться читать. Его осуществлением я обязана воспитательнице детского сада. Меня приводили раньше всех, а забирали позже, но я не жаловалась. Всё это время я проводила рядом с воспитательницей: я поселилась за её плечом, когда она читала нам сказки, и каждую свободную минуту прибегала к ней с книжкой, требуя показать буквы. В конце концов, она сдалась, и через год я читала настолько хорошо, что иногда она разрешала мне читать за неё всей группе.

Вот тогда-то и настал черёд бабушкиным книжкам! Я читала всё подряд, зачастую не понимая значения слов и целых предложений, но каждая из прочитанных историй надолго переносила меня в другой мир. Я не замечала холода в квартире, не обращала внимания на урчащий от голода желудок, глохла и слепла во время семейных разборок.

В садике сверстники не обращали внимания на меня: я не могла принести из дома красивую игрушку, яркие резиночки и заколки или домашние пирожки в день рождения. Некоторым из них родители запрещали со мной водиться, называя меня "эта Воронцова", и уверяя воспитательницу, что у меня вши. Причём говорили об этом громко и уверенно, не стесняясь моего присутствия. В те годы я первый раз услышала фразу "лишить родительских прав", но даже не знала, как скоро она определит мою будущую жизнь. Лишённая общества сверстников, всё время я проводила в уголке среди книг, мысленно разговаривая с теми, кто жил на их страницах. Пока остальные складывали кубики и вышивали, я плавала на прекрасных кораблях, танцевала во дворцах и искала сокровища, с трудом возвращаясь по вечерам в реальность. Я была героиней сказок и верила в то, что за доброту, заботу и трудолюбие меня обязательно наградят, поэтому тщательно подметала дома, стараясь не замечать бутылки, рассованные по углам, стирала свои маечки, выносила мусор и ожидала, когда появится фея-крёстная.

Время шло, но фея не торопилась. Зато в нашем доме стало появляться всё больше папиных и маминых друзей. В один момент они сообразили, что книги – это не только пылящийся, совершенно не нужный им хлам, книги – это деньги. И постепенно родители начали их продавать. Они набивали ими сумки, складывая как попало, и несли на ближайший рынок. То, чему не находилось покупателя, выкидывали там же. Я плакала, представляя, как они лежат на помойке, среди остатков еды и грязных тряпок, дождь стучит по их обложкам, превращая страницы в серое месиво, а люди идут и наступают на них ногами.

В моей жизни не было большего горя. Именно тогда я стала убегать из дома, воровать в магазинах конфеты и шоколадки, почти забросила школу. На все вопросы учительницы я отмалчивалась, не желая делиться ни с кем тем, что творилось дома.

Однажды я попыталась отобрать у кого-то из их друзей сумку с книгами – очередной товар, которому предстояло быть обмененным на водку – не удержалась и упала с лестницы, сломав ногу. Перелом был сложный (мне об этом поведала старенькая медсестра), в больнице я пролежала долго и уже оттуда отправилась вначале в приют, а потом в интернат… Как сказала мне женщина из опеки, родителей лишили прав за жестокое обращение со мной. Я так и не поняла, сломанная нога послужила причиной или что-то ещё, но в тот момент почувствовала облегчение – возвращаться в пустую холодную квартиру совсем не хотелось.