Она дышала всё чаще и чаще, и Обито расслаблялся и отпускал своих демонов на волю по одному. Вот он потрогал грудь — в полосках от пережимавших её весь день бинтов, потёр подушечками пальцев, осторожно разглаживая следы. Вот её соски под пальцами ласкают его ладонь своими переходами от твёрдости до такой мягкости, которую жёстким рукам Обито даже не с чем сравнить. Вот он справился с юбкой и приспустил её обтягивающие штаны до самой выемки у кости — и целовал эту выемку с жадным авантюризмом. Вот Рин сжала ноги, но сдалась под пальцами Обито и пустила его между них. Его живот оказался в её смазке. Обито стало дурно и уже совсем нестерпимо. Рин впилась ногтями в его предплечье, напряжённая до предела от понимания того, к чему он сейчас приступит.

Обито почти совсем забыл дышать, когда ощутил нежность кожи у входа. Он пытался сохранить остатки самообладания, — но какое к чёрту тут самообладание, когда с ним Рин! Он проталкивался внутрь медленно, чтобы тут же не испортить всё, чтобы не превратиться в сгусток желания совсем без головы, чтобы ни в коем случае ничем ей не навредить. Рин всхлипнула и вцепилась в него сильнее. Последний рывок сделала она сама. Обито захлебнулся от нечеловеческого удовольствия и упал лбом ей в грудь. Он двинулся назад, член скользил внутри гладко, и Обито пришло в голову: а не кровь ли это. Он тут же проверил рукой, но без шарингана ничего всё равно не понял, и просто взглянул на Рин. Она закусила губу и морщилась.

— Больно?

— Продолжай, — выдохнула она. На выпущенной изо рта губе остался след. Обито потянулся и с жалостью прикоснулся к нему языком, одновременно бёдрами толкаясь внутрь.

Рин трепетала в его руках. Это могло означать что угодно, но Обито доверился ей. В конце концов, Рин всегда знала, как лучше и правильней. Она наконец-то была его. И это уже неправильным не казалось. Обито сжал её со всех сторон и уткнулся лбом в её плечо. И стал наращивать ритм.

Он остановился, только когда Какаши схватил его за плечо.

— Не так громко.

Обито попытался отдышаться. Ему никогда не было так хорошо. Член наощупь был влажный, весь в… Рин, а она лежала под ним и дышала так же, как он.

Он должен был отвести глаза, чтобы чуть прийти в себя.

Насколько у Какаши был необычно мутный взгляд, было видно даже в темноте. Он хоть и не делал ничего, но смотрел на Рин затравленно, как голодный, а Обито почувствовал, что скорее умрёт, чем даст ему прикоснуться к ней. Эта теснота, эта влага была лишь для одного него. Обито отказывался верить, что Рин его мало.

Она заставила Обито взять её грудь, а сама дважды провела по его члену вверх и вниз — и Обито отпрянул, содрогаясь, и краем сознания отмечая, что надо бы вытереть сперму с её рук: ей там не место; или ей место не там…

Он зажмурился. Сердце нащупывало привычный ритм, но ему не давала в этом преуспеть подбирающаяся паника. Что он сделал с Рин? Зачем? Всё должно быть не так!

Ритмичные вздохи вывели его из самобичевания. Обито деактивировал шаринган, перед тем как открыть глаза. Но, к его несчастью, уже достаточно рассвело, чтобы различить картину, которой не хватало его самолюбию, чтобы окончательно загнуться.

Рин ласкала Какаши ртом.

Её волосы липли к мокрому лбу, мешали ей, она то и дело их отбрасывала, но те снова возвращались на место. Лежащий на спине Какаши выглядел сосредоточенным, но вздохи рвались именно из его глотки.

Проклятие.

И, что самое страшное, Обито не мог оторвать от этой картины глаз. Рин выглядела счастливой. Такой счастливой, что все немедленно образовавшиеся планы Обито избить лежащего до полусмерти утонули в этом её счастье.

Единственное, что он заставил себя сделать, — придвинуться и подержать ей волосы.

Он аккуратно собрал их сзади в хвост и позволил себе уткнуться носом в оголившуюся шею. Так он ничего не мог видеть. Совсем ничего. Но тоже принимал участие.

Командная работа так командная работа.

Вскоре ему надоели толчки по носу, и он отодвинулся, чтобы просто любоваться Рин со спины, не выпуская из рук её волос.

А внутри что-то рушилось.

Какаши не кончил ей в рот — и за это Обито был ему благодарен.

Рин заснула с Обито в обнимку, и это было единственным, что ещё держало его на плаву. Какаши просто лежал рядом, подложив руки под голову и глядя в потолок, пока Рин не заснёт, а потом ушёл, напоследок крепко сжав локоть Обито и оставив около них свою аптечку: на всякий случай.

Она тихо сопела ему в грудь, почти совсем бесшумно. Он прижимал её к себе, всё ещё раздетую и такую невыносимо уязвимую…

«Я защищу тебя», — поклялся Обито и вдруг остро осознал, что простит ей всё. Всё, совершенно всё. И даже простит Какаши — ради неё. Она здесь, в его руках, и больше он точно никому её не отдаст, пусть даже это будет стоить ему жизни.

Только если Рин не захочет сама.

___________________

Наутро все продвигались в сторону Конохи нахохлившись и в молчании.

— По-моему, неплохой глинтвейн вчера вышел! — весело заметила Рин.

Обито поперхнулся и едва не промахнулся ногой мимо ветки. Какаши напрягся и ускорил бег.

— Только… вы не будете смеяться? Я не помню, как дошла до палатки.

— О, даже так… — бросил Минато. — Ну, голой ты не танцевала, не беспокойся!

— Не смешно! — хором выпалили Какаши и Обито.

Минато примирительно улыбнулся.

Они так и не узнали, правду ли сказала Рин.

И сочли, что это к лучшему.