Ирина Рыпка
Господь Саваоф
Стихотворения
© Рыпка И., 2018
© Плотицына И.А., 2018
© Башук В.А. (илл.), 2018
Ирина Рыпка…
Её стихи особые: в них детская доверчивость и детская восхищённость миром, радость его открывания, невероятная теплота и ОЩУТИМОСТЬ бытия, в его красках, запахах, звуках, в его сенсорном изобилии и полноте.
Ощущение, что всего много и всего достаточно.
Для радости, для счастья.
Ощущение первозданной простоты, правды и самодостаточности.
Благостной естественности.
Самобытности.
Чистоты и незамутнённости взгляда.
Она улыбчивая, её поэзия. Очень добрая.
Ощущение тёплых рук, которые касаются мира. Полновесно и мягко, женственно и спокойно, они надёжно держат его, как мать держит младенца.
Что может быть женственнее и прекраснее, сущностнее, чем руки женщины, наливающей молоко?
Вот такое впечатление исходит от поэзии Ирины Рыпки.
Неожиданная свежая метафорика рождается из абсолютной открытости миру, истинного упоения им, любования им, и – отсутствия страха, отсутствия желания выпендриться и натужно искать тропы ради самих троп.
Нет такой самоцели.
Как нет и самолюбования.
В её стихах отсутствует желание поразить, непременно что-то кому-то доказать.
Они словно рождаются сами.
В то же время есть поиск, есть рост, есть развитие, автор входит в силу, набирает мощь, – и есть щедрое желание делиться радостью, отдавать своё и испытывать радость от этой отдачи, есть приглашение к тихому пиру.
Всё здесь – на земле и в её стихах – словно водит хоровод.
Полифония всего земного.
Автор легко, играючись, пользуется аллитерацией, играет словом, играет СО словом, как с любимым ребёнком, ему хорошо со словом, он знает все его секретики, и нам хорошо – с этим автором, с его детищем, с его стихом.
а раньше было выскочишь из тамбура
какой-нибудь залётной электрички
и лес тебя встречает как сомнамбула
сторукий и как водится столикий
(«Чёрные ёлки»)
И тебе, читателю, уже хорошо! Ты уже приобщён к какой-то таинственной экзистенции, у тебя перехватывает дыхание, и это восторг перед тайной бытия.
Такой изначальный архетипизм заключён в этих образах, в этих прасмыслах, в этих мифологемах, лотмановская бинарная оппозиция «дом» и «не-дом» вновь оживает, дышит и словно встаёт на котурны, и сколько всего заключено между строк, такое приобщение к изначальности земного – в сакральной ипостаси…
Экзистенциальное зимнее
Ирина Рыпка
я не пишу стихов десятый год
или десятый день десятый век
а за оградой местный вальтер скотт
лопатой загребает свежий снег
соседский пинчер смотрит точно лорд
на проходящих мимо лошадей
прикажет звонко девочка апорт
он полетит за палкой как лакей
уткнётся мордой в бархатный сугроб
отроет палку принесёт к ногам
под нами спит арктический сурок
над нами вальтер в руки взял наган
по вечерам селяне жгут дрова
дым прорастает в небо бородой
наш город заметён на Покрова
и даже одинокий конь гнедой
покрыт попоной лёгкого снежка
глаза прикрыл наверное он спит
зима – что утонувшая княжна
воскресшая без боли и обид
тоска её – кристалл снежинка дрожь
дыхание – серебряный Байкал
зачем меня так за руки берёшь
как будто никогда не отпускал
Уникальность видения – и в то же время ощущение абсолютной естественности и простоты.
И ты естественным образом приобщаешься и словно заново открываешь простые, первозданные вещи, словно заново научаешься их ценить, стряхиваешь то, что мешало их видеть и радоваться им, застилало глаза.
Краткий миг – и такой полновесный!
И мгновенью не нужно останавливаться – ведь КАЖДОЕ мгновение по-своему прекрасно.
Апрельская молитва
Когда в голове ни прозы, ни розы,
ни строчки рифмованного бла-бла,
бегу до последнего паровоза,
считаю встречные купола.
Пасхальный благовест слух пронзает,
весна рождает себя сама,
а я кидаюсь в вагонов стаю
и вот мелькают уже дома,
и акведуки, и светофоры,
рассвета дымка и плоть полей.
Я доберусь до конца нескоро,
дорога вязкая, точно клей.
Зигзагом ходит, петляет ниткой,
уводит в серые тополя.
Сползает ночь по стене улиткой,
за юбку колокол теребя —
шестое чувство, прозрачный кокон,
гнездо апрельской моей души.
Под звонкой ложечкой станет цокать
стальная конница Госпожи.
О, Матерь Божья, Святая Дева,
Царица вышнего, Мириам,
поймай нас в нерукотворный невод,
в свой тихий присноблаженный храм.
Баланс белого
Хочется соблюсти баланс белого,
не обвести кого-то мелом,
не усугубить напряжённую обстановку,
быть лёгкой и звонкой,
любить.
Возлюби врага, как самого себя.
И тогда, архангелы радостно вострубят:
был человек – враг,
а теперь навстречу делает шаг
и протягивает веточку резеды,
чтобы вылечить от червоточины и беды,
от пустого навета, от липкой смолы обид
и подуть туда, где болит.
Корень страха
Если бы я о тебе написала, ты бы меня не прочёл,
но я обхожу стороной идеалы и говорю про пчёл.
Бабушка хлебушек в мёд макает, из памяти не стереть.
Рвётся верёвочка бельевая, падает в хлорку смерть.
Пододеяльником и простынкой, тёплым цветастым платком.
Бабушка дяде приснилась: «Сынко, плачешь опять, по ком?»
Вечер невесел, в квартире гробик, я с ней сижу одна.
Память скребёт меня и коробит, точно в тот день война,
спряталась в платьице в шифоньере, сшитое мной из штор.
Господи, я ведь с рожденья верю в штиль роковой и шторм.
Снег рассыпается белым прахом, март, гололёд, тоска.
Я здесь нащупала корень страха, выросший из ростка.
Вот и теперь о тебе, пожалуй, не напишу, не жди.
Я не тебя в эту жизнь рожала и прижимала к груди.
