Потом его физиономия начала отдаляться от меня, но непонятно было, кто двигался — он или я.

— В конце концов, это легкий способ умереть, — услышал я голос китайца.

Все расплывалось перед моими глазами, но сознание не покидало полностью. Соображал, что меня несут к шкафу, просовывают веревки подмышки, заталкивают в нишу и крепят веревки у меня над головой. Я был подвешен в гардеробе, и мои босые ноги болтались на весу.

Потом сделалось темно, и в глазах погас даже тот красноватый свет, который проникал сквозь опущенные веки. Я услышал, как закрылись дверцы и повернулся ключ в замочной скважине. Потом наступила тишина и спокойствие. Исчезли волнения и тревоги. Ушла безвозвратно моя любовь. Нет полицейских и нечего бояться. Никто меня не ловит, и я не хочу больше ничего. Рассудок погрузился в сумерки, потом почти сразу же наступила ночь. Не та, обычная ночь, которая следует за световым днем, а ночь небытия.

Уже не чувствовал тяжести тела, висящего на подмышках. Но я висел вертикально, а мне почему-то хотелось спать в нормальном, горизонтальном положении. Попробовал несколько раз вытянуться, но ничего не получилось, так как ноги не находили опоры.

Из отверстия — шкаф сверху был открыт — доносились голоса. Звуки неясные, как отдаленный гул, но они, однако, вывели меня из беспамятства. До меня дошел обрывок разговора.

«Сейчас уходим. Через минуту. Я вам говорил… Не знаю, какая-то уличная женщина послала нас из таверны сюда. Наверное, хотела отомстить… Теперь ее арестуют за необоснованный донос…»

Я не знал, что происходит и, по правде говоря, меня это не беспокоило. Ну да, они все же уйдут. Что касается меня, то хотелось только удобно лечь, вытянувшись горизонтально, как это делает каждый христианин. Позиция, в которой находился, не позволяла мне спать.

Я сделал очередную попытку, наклонившись вперед насколько возможно, но что-то мешало. Тогда собрал все свои силы, которые во мне остались, и попробовал качнуться вперед.

Удалось прислонить голову к закрытой дверце шкафа. Не знаю, сколько на самом деле весит голова, но моя, казалось, больше тонны. Иногда так бывает, что достаточно единственной капли, чтобы переполнить чашу.

Наконец я стал засыпать. Чувствовал, что падаю куда-то вниз головой. Наверное, это был тяжелый сон. Вдруг я услышал, как кто-то кричит:

— Смотрите! Идите сюда…

Последняя искра сознания пропала с мягким шумом, пришедшим извне. Возможно, это был раскат грома, от которого содрогнулся дом, но я его уже не слышал, так как окончательно провалился в сон.

Теперь я лежал, вытянувшись во всю длину, в положении очень приятном, чтобы не просыпаться.

Я не знал, что это — сон или смерть. Но даже если это смерть, то она была очень приятной штукой!

13

Сознание медленно возвращалось. Как и всегда, когда приходишь в себя после глубокого сна, я не сразу понял, где нахожусь. С определенностью знал только, что был новый день. Из зарешеченного окна лился дневной свет, а значит, ночь, долгая ночь Гаваны, наконец-то кончилась. Кончилась эта долгая кошмарная ночь, которая, казалось, никогда не прекратится. Она началась с того момента, как мы въехали в город на коляске. Мы были счастливы и готовы к новой жизни. И что получилось? Я остался один.

Я лежал на какой-то койке. Одетый по-прежнему в костюм моряка, но кто-то накинул на меня старое одеяло, оставив непокрытыми ноги. Приподнялся на локте, и на мгновение все вокруг стало неустойчивым. Потом равновесие вернулось.

Осмотрелся. Окно забрано железной решеткой. Но здесь, в Гаване, это ничего не значило. Здесь в каждом доме все окна на первом этаже защищены решетками. Таков обычай страны. Что еще могло помочь определить, где я нахожусь? Это не камера, судя по обстановке. Может, караульное помещение. На стене даже висел календарь, подарок местного пивного завода. Правда, никто не отрывал листочков с февраля. Для точности, с февраля тысяча девятьсот тридцать четвертого года!

Прямо перед моей койкой находилась дверь. Пока переводил взгляд, она открылась, и в комнату заглянул полицейский. Я отметил, что он открыл дверь, просто нажав на ручку, не пользуясь ключом.

— Esta despierto, inspector,^[15] — услышал, как он сказал. Голова тут же исчезла и дверь закрылась. Я даже не успел открыть рот, но был уверен, что это полицейский.

Итак, банде китайца не удалось убить меня, и я снова в руках у полицейских. Вернулся в точку отправления.

Прошло несколько минут, дверь опять открылась. Тот же самый полицейский придержал ее, чтобы дать кому-то пройти. И вот появился Акостас пачкой бумаг в руке. Он резко остановился и, обернувшись, что-то сказал. На мгновение я увидел за дверью фигуру, которую тащили двое полицейских. На человеке была морская фуражка. Потом дверь закрылась.

Акоста хлопнул рукой по пачке бумаг.

— Por fin!^[16] — весело воскликнул сыщик.

Я не понимал, к кому он обращается, ко мне или к бумагам.

— Ну, как дела, бывший подозреваемый? — проговорил Акоста, улыбаясь.

Я ничего не понимал, но на всякий случай подмигнул.

— Я сказал «бывший», потому что вы больше не подозреваемый.

— Хотите сказать, что я свободен.

Он улыбнулся:

— А что, разве эту ночь вы провели в тюрьме? — спросил он шутливым тоном.

Я ответил ему стоном, легким, но выразительным.

— Все знаю, — с готовностью добавил Акоста. — Мы нашли вас в гардеробе лежащим ничком, с разбитым лицом. Вытащили вас через верх, потому что, если бы захотели поднять мебель, нам бы потребовался кран!

Пришел караульный с чашкой горячего кофе. Я пил, кофе тек по подбородку, но все-таки удалось сделать хороший глоток, и я почувствовал себя лучше. Кофе — прекрасное лекарство, чтобы вывести из заторможенного состояния. Потом мне дали сигарету.

У Акосты был сияющий вид. Кажется, он находил мир изумительным, по крайней мере, ту часть, которая находилась на стороне закона. Думаю, любой полицейский будет в хорошем настроении после того, как ему удастся раскрыть серьезное преступление.

— Вы в полном смысле спасли свою шкуру! — воскликнул он. — Мой патруль, осмотрев ресторанчик и магазин, вышел на улицу. Они доложили, что ничего подозрительного не нашли. Мы бы, без вопросов, вернулись в участок, если бы подчиненные не схитрили и не заманили меня в лавку китайца. Они хотели удостовериться, что все сделали правильно. И вот в то время, когда я находился в коридорчике и разговаривал, — бум! Я подумал, что падает дом. С потолка, мне на голову и спину, свалились куски штукатурки. Тогда я дал команду и мы все перекрыли. Мы не остались внизу, а пошли наверх.

Он медленно покачал головой.

— Идти туда стоило! Нашли притон наркоманов. У нас было подозрение относительно деятельности, которая развернулась в этом квартале, но никак не могли напасть на след. Ну, а в этот раз мы обнаружили много сырого опиума, уже в ящичках, готовых к отправке. И наконец, нашли вас и вашего соседа по гардеробу. Там, конечно, поднялась суматоха. Преступники потеряли голову и вытащили пистолеты. Поэтому мы вынуждены были… как сказать?.. потащить их на буксире.

— Кого взяли?

— Взяли всех. И кому-то из них не поздоровилось. Видите ли, мы зашли с двух сторон, поэтому у них не имелось пути к отходу.

— Теперь, наверное, им есть куда пойти, — пробормотал я возмущенно.

— За это будьте спокойны. И вдобавок, они приобрели только входной билет!

— Существовал еще негатив, который спас бы меня. Если бы удалось найти его, когда я искал…

— Несомненно. Это доказательство номер один!

— Но он сгорел на моих глазах!

— То был негатив. Но Кампос успел отпечатать фотографию до того, как они ворвались в его дом. Он сушил ее в своем обычном месте, поэтому преступники не нашли ее. У Кампоса сушилка под матрасом! У него нет оборудования, как у хорошего профессионала. Вот так, они взяли негатив, но оставили фотографию. Кампос уже видел, что зафиксировано на ней, и рассказал нам сразу же, как только пришел в себя.