Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора. Фото из личного архива автора, либо взяты из общедоступных источников в интернете. Автором остальных иллюстраций, используемых в данном издании, является автор текста книги.
Пролог
Трудно объяснить, почему вдруг человек, начиная с младенческого возраста, любит авиацию? В моём случае благодаря маме. В сороковом году перед страной стояла задача успеть подготовить к войне сто тысяч лётчиков. Инструктором у мамы был капитан Корнейчук, брат известного сталинского писателя Корнейчука. Мама уже уверенно пилотировала самолёт, когда в одном из полётов они увидели мужика, вместе со спутницей ворошившего скошенную траву. Чтобы трава быстрей подсохла.
– Тамара, давай попугаем, – предложил инструктор.
Мама снижается и проходит так низко, что крестьяне падают и прижимаются к земле. Пилотам это нравится и они решают повторить заход.
– И вдруг мужик встаёт, – вспоминает мама, – и бросает грабли в самолёт.
– И что дальше? – заинтригованно спрашиваю я.
– Да ничего, – отвечает мама. – Грабли пролетели над самолётом!
Такие байки, больше похожие на анекдот, делают соё дело. И летом 41-го в свои три года я знаю, что высоко в небе поблескивает в солнечных лучах уходящего дня с лающим звуком моторов немецкий разведчик «рама» Фокке-Вульф – 189, а это означает, что завтра в 10 утра нас будут бомбить «штуки» – пикирующие Юнкерсы – 87.
Позже, в маленький городок на Кавказе, куда нас эвакуировали в конце 43-го года, прилетали «кукурузники» У-2 и «Дугласы». Вызывало восхищение не только мастерство пилотов, которые сажали такой корабль, как двухмоторный «Дуглас» на небольшую площадку, зажатую горами. Мы, мальчишки, восторгались лётчиками, в то время – сталинскими соколами.
После окончания в 1962 году Московского авиационного института я некоторое время работал на лётных испытаниях ракет.
Воспоминания многие годы жгли мне душу до тех пор, пока я всё же решился рассказать вам о том, как это было на самом деле. Как тысячам молодых крепких мужчин, закалённых невыносимой жарой, жестокими ледяными ветрами и неразведённым спиртом, каждый вечер, чтобы не будоражить их воображение, крутят кино «Чапаев» да «Чапаев». А чтобы исключить попытки поколебать моральные устои, властвует женсовет, возглавляемый генеральшей – женой начальника полигона. И вдруг привозят французский фильм «Бабетта идёт на войну» с молоденькой красавицей Брижит Бардо в главной роли…
Теперь весь мир взволнован сообщениями о том, что на северокорейских ракетах установлены ракетные двигатели РД-250. Не доверять американской разведке оснований нет. Но самое интересное в том, что эти двигатели были разработаны в Химках на заводе «Энергомаш» ещё в начале 60-х годов прошлого века. Я принимал непосредственное участие в стендовых и лётных испытаниях этих двигателей.
Видимо, хорошие двигатели были сделаны нами более полувека тому назад, раз они так взбудоражили Америку.
О том, какие страсти кипели в то время – в моей повести «Разъезд Тюра-Там». О любви, о розыгрышах и курьёзах, о счастливых случайностях и драмах…
* * *
Кабинет Первого секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва
Хрущёв сидит в кресле у торца стола, за которым обычно проводятся совещания. Справа от него – министр обороны Р.Я.Малиновский.
Хрущёв (возбуждённо встаёт)
– Они прислушиваются к нам только тогда, когда грохнешь кулаком по столу! Или по трибуне Организации Объединённых Наций! А с Кубой красиво получилось. Как ловко мы подкинули ежа американцам в штаны, а!? Они сразу убрали свои ракеты из турецкого Измира. А-то, ишь ты, летать над нами их отучили, так они ракет у наших границ наставили! Родион, как летает та ракета, на которой погиб Неделин?
Малиновский
– Время летит. Уже несколько лет прошло, как не стало Митрофана. А ракета летает хорошо, практически без замечаний. На полигон постоянно прибывают части, которые после тренировочного пуска сразу же приступают к боевому дежурству. У нас теперь почти сотня новых ракет Р-16 и подготовлены части, готовые заступить на боевое дежурство.
Хрущёв
– Да. Я, как ты знаешь, побывал недавно в Днепропетровске. Там эти ракеты делают. На конвейере. Как сосиски. Вот, что значит ракеты! Я всегда говорил, что ракеты – это сила! Родион, этот мерзавец Пеньковский сообщил американцам, что у нас ракет, которые могут достать Америку, и десятка не наберётся. И поэтому американцам нечего бояться. Как считаешь, можем ли мы провести серию пусков в Тихий океан? Ракет эдак 10 – 12. Но обязательно в Тихий океан. Так, чтобы американцы задумались.
Малиновский
– Добро, я дам команду. Как будет всё готово, доложу.
Хрущёв
– Надо проделать это до нового года. Чтобы у них было время подумать. Сам знаешь, как медленно до них доходит!
Полигон
Выражение лица Анатолия Павловича Июдина, начальника отдела лётных испытаний, подошедшего к Ковалёву в середине рабочего дня, было таким, будто он вознамерился сделать своему сотруднику приятный подарок. Июдин, не меняя этого выражения, терпеливо ждал, пока остановится, закончив считать, громоздкая немецкая счетная машина «Рейнметаль», сотрясавшая стол движением массивной каретки и наполнявшая комнату стрекочущим звуком деталей, занятых вычислением параметров очередного испытанного на стенде двигателя.
– Так, Владимир, выписывай командировки себе и мне, завтра летим на полигон, – распорядился он довольный произведенным эффектом, так как уловил вспыхнувший в Ковалёве прилив чувств, что были сродни радости молодого телёнка, которого выпускают из-за изгороди на свободу луга. – Запиши номер телефона «королёвского» авиаотряда и позвони им, как оформишь командировки. Может быть, у них найдется ещё парочка мест для нас.
Июдин достал из внутреннего кармана кожаной куртки небольшую записную книжку в потёртой обложке и стал её перелистывать в поисках нужного телефона. Он стоял между Ковалёвым и окном, и его длинноватый с горбинкой нос, слегка скошенные лоб и подбородок делали профиль его головы похожим на птичий.
Июдин начал работать у Валентина Петровича Глушко ещё в Казани. В то время специальное конструкторское бюро НКВД, а, попросту говоря, «шарашка», работало над ракетными ускорителями для пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Анатолий Павлович входил в число тех немногих «могикан», которых Глушко забрал с собой при переезде в Химки.
Несколько странная фамилия Анатолия Павловича давала возможность таким же, как он, «старожилам», в силу положения, занимаемого ими на «фирме», подтрунивать над ним, не опасаясь отмщения или интриг с его стороны.
Наиболее успешно это проделывал главный бухгалтер предприятия Михаил Куприянович Топоров:
– Это какой отдел? – спросил он однажды, бесцеремонно порывисто распахнув входную дверь. – Шестьдесят третий?
Услышав громкое «да», хором произнесённое сотрудниками в ожидании непременной ядовитой выходки маленького, хромого на правую ногу, но подвижного и эксцентричного главбуха, Топоров проскрипел:
– А начальник отдела у вас Июдин? А почему И-юдин, а не просто Юдин? – делано удивился он. И, обрезая, резко взмахнул рукой: – А, всё равно еврей!
Июдин знал, что поездка на полигон была для Ковалёва долгожданным событием ещё с тех пор, как более года назад, в начале сентября, тридцать выпускников Московского авиационного института, стояли в сквере перед проходной «фирмы» Валентина Петровича Глушко в Химках. Руководитель преддипломной практики, делая перекличку, называл отделы, и каждый мог выбрать, в какой отдел пойти работать и делать дипломный проект.
Одни выбрали работу конструкторов в отделе агрегатов автоматики, другие пожелали заняться проектированием турбонасосных агрегатов. Ковалёв же, хорошо понимая, что начинающих конструкторов ожидает, скорее всего, простейшая работа вроде «проектирования гаек», попросился в отдел лётных испытаний. С надеждой, что работа в этом отделе даст возможность многое увидеть, изучить, познакомиться с интересными людьми и поучаствовать в испытаниях ракет, то-есть поработать на заключительном этапе, когда усилия, умение и разум многих тысяч людей уже воплощены в конечный продукт.
