Врач закончил рассматривать снимок и повернулся к нему.

- Хорошие новости. Площадь повреждения значительно сократилась, мистер Бьюкенен.

Если он хоть еще один раз меня так назовет, я не знаю, что с ним сделаю.

- И нет ничего, что указывало бы на неврологическое поражение. Дрожь в правой руке у вас прекратилась. Я склонен думать, что этот симптом был связан с раной плеча.

- А головная боль?

- После контузии головная боль может мучить еще очень долго. Она меня не беспокоит.

- Понятно, ведь болит-то не у вас.

Врач никак не реагировал на эту потугу сострить.

- Я могу выписать вам что-нибудь обезболивающее, если хотите.

- Что-нибудь с этикеткой, где написано: "Воздержитесь от вождения автомобиля и работы с тяжелыми механизмами на время лечения данным препаратом"?

- Правильно.

- Спасибо, но я лучше продолжу принимать аспирин, - возразил Бьюкенен.

- Как хотите. Приходите снова через неделю, скажем, второго ноября, и я обследую вас повторно. До тех пор будьте осторожны. Не стукнитесь еще раз головой. Если будут проблемы, дайте мне знать.

Проблемы? Таких проблем, как у меня, тебе не решить.

9

Вот та самая открытка, которую я никогда не собиралась посылать.

10

- Вы не хотите сказать мне, что происходит? - спросил Бьюкенен, когда они ехали по шоссе Литтл Ривер, на обратном пути из Фэрфакса в Александрию. День стоял пасмурный, конец октября, и ветровое стекло было усеяно брызгами моросящего осеннего дождя.

Называющий себя Аланом человек взглянул на него, потом снова уставился перед собой, следя за уличным движением. Теперь он включил "дворники".

- Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

- Почему меня расконспирировали?

Изморось перешла в настоящий дождь, и Алан включил обогрев ветрового стекла.

- Расконспирировали? Почему вы так думаете?

Бьюкенен пристально смотрел на него.

Человек по имени Алан включил передние фары.

- Не осталось уже почти ничего, - заметил Бьюкенен, - чем вы могли бы заняться и уклониться от ответа на вопрос. Что вы собираетесь делать теперь? Включите рацию и будете прыгать с одной станции на другую или приткнетесь к бровке и начнете менять масло?

- О чем вы говорите, Бьюкенен?

- Об этом самом. О моем имени. Впервые за восемь лет люди употребляют его открыто. Меня намеренно компрометируют. Почему?

- Я говорил вам вчера вечером. Вам пора отдохнуть.

- Это не оправдывает нарушения основных правил.

- Бросьте, у доктора есть допуск.

- В таком нарушении не было никакой необходимости, - настаивал Бьюкенен. Ему совершенно необязательно знать, кто я такой, чтобы исследовать томографический снимок. И он упомянул рану на плече, хотя не осматривал это плечо, и я ему об этом не говорил. Что еще ему сказали такого, о чем ему знать было не обязательно? Может, о том, как я получил эту рану?

- Разумеется, нет.

- Ну конечно. Еще бы. Меня не просто отправляют отдохнуть. Я не просто в запаснике. Меня выводят из игры. Я прав?

Человек по имени Алан перешел на полосу обгона.

- Я задал вам вопрос. Меня выводят из игры, так?

- Ничто не длится вечно, Бьюкенен.

- Перестаньте называть меня так.

- А как еще мне вас называть? Что вы, черт побери, о себе воображаете?

Голова у Бьюкенена раскалывалась. Ответить ему было нечего.

- Агент с вашим талантом и опытом мог бы принести массу пользы в качестве наставника, - сказал Алан.

Бьюкенен молчал.

- Вы что, намеревались всю жизнь работать секретным агентом?

- Никогда об этом не думал.

- Ну да, - поднял брови Алан. - Что-то не верится.

- Я сказал это в буквальном смысле. Я действительно никогда об этом не думал. Никогда не думал дальше того, что я делал и кем я был во время каждого конкретного задания. Если, работая в условиях секретности, начинаешь планировать свой выход на пенсию, то неизбежно делаешь ошибки. Забываешь, кем ты должен быть. Выходишь из роли. А это самый верный способ не дожить до пресловутой пенсии.

- Ну, так подумайте об этом сейчас.

Голова у Бьюкенена болела все сильнее и сильнее.

- Почему со мной так поступают? Я ничего не запорол. В том, что случилось, нет никакой моей вины. Я все отлично залатал. Операция не сорвалась.

- Но могла сорваться, не так ли?

- Даже если и так, то все равно не по моей вине.

- Мы не обсуждаем, кто и в чем виноват. Мы говорим о том, что случилось или не случилось, и что почти случилось. Может, просто кончилось ваше везение. В конце концов, вам уже тридцать два. А в нашей игре такой возраст считается уже преклонным. Восемь лет? Да это просто чудо, что вы еще живы. Пора отойти в сторону.

- То, что я еще жив, доказывает, насколько я хорош. Я не заслуживаю такого отношения.

Дождь усилился, забарабанил по крыше автомобиля. "Дворники" на ветровом стекле задвигались чаще.

- Вы когда-нибудь видели свое досье?

Превозмогая боль, Бьюкенен покачал головой.

- Хотите посмотреть?

- Нет.

- Ваш психологический портрет многое проясняет.

- Мне это неинтересно.

- У вас так называемый "диссоциативный тип личности".

- Говорю вам, это мне неинтересно.

Алан вновь перестроился в другой ряд и не снижал скорости, несмотря на дождь.

- Хоть я и не психолог, но ваше досье мне понятно. Вы не нравитесь самому себе и делаете все возможное, чтобы не заглядывать внутрь своего "я". Вы отождествляете себя с людьми и предметами, которые вас окружают. Вы перевоплощаетесь. Вы... диссоциируетссь.

Бьюкенен смотрел, нахмурившись, перед собой, на расплывчатое за завесой дождя уличное движение.

- В обычном обществе такое состояние было бы минусом, - продолжал Алан. Но те, кто вас обучал, поняли, какое сокровище у них в руках, когда их компьютер в ответ на запрос остановил свой выбор на вас. В средней школе вы уже проявляли талант - или, лучше было бы сказать, неодолимую тягу - к лицедейству. В Беннинге и Брэгге ваши спецназовские командиры давали блестящие отзывы о вашем боевом искусстве. Учитывая вашу уникальную наклонность, для завершения вашей подготовки оставалось только пройти еще более специальное обучение на Ферме.

- Не хочу больше ничего слушать, - отрезал Бьюкенен.