А в-третьих, у него был текст, которому он должен был следовать, роль, которую должен был играть, сценарий, который диктовал ему линию поведения. Основное правило гласило, что в случае ареста он ни в коем случае не должен говорить правду. Конечно, ему разрешалось использовать какие-то детали, чтобы успешнее сфабриковать правдоподобную легенду. Но обо всей правде не могло быть и речи. Если он скажет: да, действительно, он убил тех троих мексиканцев, но это ведь были как-никак торговцы наркотиками, а кроме того, он глубоко законспирированный агент секретной службы американской армии, - то этим на какое-то время спасет свою жизнь. Однако такая жизнь немногого будет стоить. Если здешние власти захотят проучить Соединенные Штаты за вмешательство в мексиканские дела, то его могут приговорить к длительной отсидке, а если учесть строгость режима содержания в мексиканских тюрьмах, особенно для yanquis, то такой приговор, по всей вероятности, будет равносилен смертному. Или если Мексика сделает жест доброй воли и вышлет его в Соединенные Штаты (в обмен на что-то), то его начальство превратит его жизнь в кошмарный сон.

- Виктор Грант, - сказал Бьюкенену тучный бородатый следователь с гладко зачесанными назад волосами. Они находились в маленькой голой комнатушке, где из всей обстановки имелась лишь скамья, на которой сидел сам следователь, и стул, к которому был привязан Бьюкенен. Круглолицый, обливающийся потом следователь произнес это имя так, будто оно было синонимом слова "понос".

- Совершенно верно. - В горле у Бьюкенена так пересохло, что голос стал ломким, а весь организм был настолько обезвожен, что он давно уже перестал потеть. Одна из тугих петель веревки врезалась ему в зашитую рану на плече.

- Говори по-испански, подонок!

- Но я не знаю испанского. - Бьюкенен перевел дух. - Во всяком случае, не знаю достаточно хорошо. - Он попытался сделать глотательное движение. - Просто несколько слов. - Незнание испанского было одной из черт, которыми он наделил этот персонаж. Так он всегда может притвориться, что не понимает, о чем его спрашивают.

- Cabron, ты же говорил по-испански с офицером эмиграционной службы в аэропорту Мериды!

- Да какой это испанский! - Бьюкенен опустил голову. - Пара простых фраз. То, что я называю "испанский для выживания".

- Для выживания? - переспросил басом охранник, стоявший за спиной Бьюкенена, потом схватил его за волосы и рывком поднял ему голову. - Если не хочешь, чтобы я выдрал тебе волосы, то будешь для выживания говорить по-испански.

- Un росо. - Бьюкенен выдохнул воздух. - Немного. Это все, что я знаю.

- Почему ты убил тех троих в Канкуне?

- О чем вы говорите? Я никого не убивал.

Тучный следователь в промокшей от пота форме с усилием отклеился от скамьи, всколыхнув при этом живот, тяжело приблизился к Бьюкенену и сунул ему в лицо полицейский набросок - тот самый, который попался на глаза офицеру эмиграционной службы в аэропорту Мериды. Он лежал на столе рядом с факсовым аппаратом в комнате, куда тот привел Бьюкенена, чтобы выяснить причину кровотечения.

- Тебе знаком этот рисунок? - прорычал он. - А мне он, ciertamente, знаком. Dios, si. Он мне напоминает тебя. У нас есть свидетель, твой же соотечественник, yangui, который видел, как ты убил троих в Канкуне.

- Я сказал вам, что не знаю, о чем вы говорите. - Бьюкенен зло посмотрел на него. - Этот человек на рисукке похож на меня и еще на пару сотен тысяч других американцев. - Бьюкенен дал передышку своему охрипшему голосу. - Это может быть кто угодно. - Он перевел дыхание. - Признаю, что пару дней назад я был в Канкуне. - Он провел языком по пересохшим губам. - Но мне ничего не известно ни о каких убийствах.

- Ты лжешь! - Следователь поднял отрезок резинового шланга и ударил им Бьюкенена по животу.

Бьюкенен застонал, но не мог согнуться из-за веревок, которыми был привязан к спинке стула. Если бы он не увидел, что жирный тип начал неуклюже замахиваться шлангом, то не успел бы напрячь мышцы живота в достаточной степени, чтобы уменьшить боль. Притворившись, что удар был больнее, чем на самом деле, Бьюкенен закрыл глаза и откинул назад голову.

- За дурака меня считаешь? - заорал следователь. - Признавайся! Ты лжешь!

- Нет, - пробормотал Бьюкенен. - Лжет ваш свидетель. - По его телу пробежала дрожь. - Если вообще существует свидетель. Откуда ему взяться? Я никого не убивал. Я ничего не знаю о...

При каждом ударе, который наносил ему следователь, Бьюкенен ухитрялся что-то выгадать для себя: вздрагивал и менялся в лице якобы от боли, глубоко втягивал в себя воздух и отдыхал. Так как полицейские уже отобрали у него часы и бумажник, то ему нечем было попытаться подкупить их. Да он и не думал, что подкуп сработал бы в данном случае. В самом деле, такой жест был бы равносилен признанию вины. Ему оставалось только по-прежнему играть свою роль, возмущенно настаивать на своей невиновности.

Следователь взял в руки паспорт Бьюкенена и повторил тем же презрительным тоном: "Виктор Грант".

- Да.

- Даже твоя фотография в паспорте похожа на этот рисунок.

- Этот рисунок ничего не стоит, - сказал Бьюкенен. - Похоже, что его нарисовал десятилетний ребенок.

Следователь постучал отрезком шланга по повязке, наложенной на рану в плече.

- Каков твой род занятий?

Морщась, Бьюкенен пересказал ему свою легенду. Следователь ткнул в раненое место сильнее.

- А что ты делал в Мексике?

Морщась еще выразительнее, Бьюкенен назвал фамилию клиента, увидеться с которым он якобы приезжал. Он чувствовал, как распухает под повязкой рана. Каждый раз, когда следователь стучал по ней, болезненное давление раны усиливалось, будто она вот-вот должна была порвать швы и раскрыться.

- Значит, ты утверждаешь, что ты здесь не для удовольствия, а для дела?

- Но ведь оказаться в Мексике - это всегда удовольствие, не так ли? Бьюкенен сморщился и покосился на резиновый шланг, которым следователь еще сильнее постукивал по больному месту. От боли у него все поплыло перед глазами. Скоро он опять потеряет сознание.

- Тогда почему у тебя не было деловой визы?

Бьюкенен ощутил во рту вкус желудочного сока.