— Так говоришь, как будто это невозможно.

 — Я верю, что такое возможно, но я слышала, как он другу говорил, что со мной встречается только потому, что хочет занять место моего отца. Или рядом с ним. Это все обман был.

 — У меня что-то похожее было, — после некоторого молчания, сказал Фегле. — Понравилась одна женщина. Я за ней год ухаживал. Она долго никому не доверяла. Все врагов искала. Но как-то мне с ней удалось подружиться. Объяснить, что тут врагов нет. Потом поехали с ней в долину. После этого думал уже вместе жить будем. Свадьбу сыграем. А там она познакомилась с каменщиком из другого города. Расцвела прям на глазах. Пришлось ему ее отдать.

 — Но ведь такое бывает.

 — Редко. Обычно видно получится ли что-то или нет еще до прогулок. Ладно, пойдем спускаться. А то еще на работу как бы надо.

 — Подожди. С чего ты решил, что у меня к тебе симпатия?

 — Потом скажу.

 — Почему потом?

 — Ты меня избегать начнешь, потому что испугаешься.

 — Мне любопытно.

 — Это хорошо, что любопытно, — беря меня за руку, сказал он.

 — Но...

 — Сегодня вечером ужинать вместе будем. На обед не смогу прийти. Не успею дойти от работы. Но ужинаем вместе. Потом можем еще побродить.

 — Мне надо Туне платье дошить. Некогда мне бродить.

 — Тогда внизу посидим, пока ты шить будешь. К старикам заглянем.

 — Они меня дразнить начинают. Такие разговоры заводить начинают, что я не знаю куда деваться. Чего ты смеешься?

 — Это всего лишь разговоры. Ты все принимаешь слишком сильно всерьез.

 — Наверное, ты прав. Но все равно, как-то не по себе от таких разговоров становится.

 — Хорошо. Буду тебе весь вечер ладонями уши закрывать, чтоб тебе было спокойнее.

 — Не надо! — Я рассмеялась, представив эту картину.

 — Улыбайся чаще. Не надо грустить, — на прощание сказал Фегеле. После этого мы разошлись. Я убежала на работу, а он в больницу.

 Пока я работала, то мысли возвращались к прогулке. Получается, что здесь не всегда сидишь в городе. И пещера — это как манеж для вновь прибывших, а остальные живут куда более интересной жизнью? Такие слова обнадеживали. И сразу просыпалось любопытство, что можно не только заполнить пустоту работой, но и чем-то другим, интересным и не рутинным. Вроде мне нравилась рутина. Но когда не было выбора, она давила.

  Вечером я поймала Туну и организовала примерку. Оставалось еще не так много работы до конца пошива платья. Потом останется только добавить элементов для украшения.

 — А почему ты ей шьешь, а мне нет? — спросила Инка. Вредная женщина, которая только и думала, как уйти от работы и кого-то подставить.

 — Ты не просила, — ответила я.

 — А вот теперь прошу.

 — Так у меня времени нет. После этого платья, я еще рубашку должна дошить.

 — Я хочу еще красочнее платье, чем у Туны. Вот из такого материала, — Инка пальцами ткнула в рубашку, которую я шила для Фегле.

 — Ничего я шить не буду, — сказала я, убирая ткань на полку в шкафу, где хранила личные вещи и спустилась в столовую. Фегле уже был там. Даже еду взял. Спорить с ним я не стала. Он решил помолчать. У меня не было настроения разговаривать.

 — Это тебе, — Фегле протянул булавку с камешком. — Теперь можешь закалывать платок. А платок завтра подарю.

 — Это лишнее.

 — Он хорошо будет смотреться у тебя на плечах. Да ладно тебе краснеть. Нужные же вещи. Не пустые.

 — Считаешь, что платок — это нужная вещь?

 — Считаю, что тебе пора смириться с нашими обычаями. Или мы будем этот разговор повторять каждый день. Или по два раза на дню.

 — Почему нельзя все проще сделать?

 — Потому что не нам с тобой менять обычаи. Они есть. Их надо соблюдать. У тебя же были обычаи в твоем родном краю?

 — Таких сильных и серьезных не было. Я пойду за шитьем схожу, — сказала я.

 Шитье. Ткань лежала на кровати. Платье Туны лежало изрезанным на ленточки у меня на кровати. Рубашка Фегле пропала. Никого в комнате при этом не было. Меня затрясло от обиды и страха. Ткань для платья принес Терн. А для рубашки мне выдали, когда я объяснила с какой целью ее беру. Теперь же не получится взять. Работу жаль не было. А вот ткань и доверие... И что теперь делать? Я пошла искать Нигу. Она разбиралась в кладовке.

 — Что случилось? — спросила она, увидев меня.

 — Платье порезали. Рубашку украли. Дорогую ткань, — прошептала я. В глазах же стояли слезы. — Что теперь делать?

 — Разбираться, — ответила Нига. — Есть подозрения?

 — Есть, но я никого сдавать не буду.

 — Ладно. Твое право. Хоть в чем конфликт был?

 — Платье шить не стала. Но у меня не было времени. Два заказа. Еще и прогулки с Фегле.

 — Уже гулять ходите? — улыбнулась она.

 — Это что-то значит?

 — Это значит, что ты уже не прячешься по углам. И это радует, — сказала Нига. Мы с ней зашли в комнату. Она посмотрела на изрезанное платье. — Серьезно.

 — Мне теперь ткань не доверят?

 — Тебя только это беспокоит?

 — Да.

 — Доверят, — ответила Нига. — Иди в столовую и никуда не уходи оттуда. Я пока девчонок позову.

 Мне не понравился ее тон. Слишком серьезный был для нее. Фегле вопросительно посмотрел на меня, но разговаривать я не могла. Все невесты, включая и новеньких, были собраны в столовой. Нига попросила гостей покинуть столовую. Фегле пошел в зал, где сидели вдовцы и вдовы.

— Начнем сначала, — сказала Нига. — Каждая из вас дала согласие приехать сюда. Никто никого насильно сюда не привозил. А теперь скажите, вам плохо живется? Уверена, что многие из вас никогда прежде таких комфортных условий не знали. Никто никого не заставляет и не обижает. От вас требуется соблюдать наши правила. Одно из них — не причинять намеренного вреда другому. Другое — не воровать. С первым все понятно. А второе, вам не кажется глупым воровать там, где можно взять так. Не все. Но у нас много умных и умелых женщин, которые и из доступных материалов делают такие вещи, что краше дорогих. Нет же. Некоторым нужно все сразу. Вы понимаете, что подставляете своих подруг, воруя у них и портя изделия, которые они взяли домой, чтоб доделать. Это дом. Сюда приходят, когда плохо, непонятно и страшно. Здесь вы всегда найдете поддержку в любой сложной ситуации. А вы хотите из дома сделать место откуда хочется сбежать? Зачем? Зачем нам надо воевать? Мы все с вами находимся почти в равных условиях.

 — Вот именно, что в почти равных. Почему одним все, а другим ничего?

 Я оглянулась посмотреть, кто это сказал, но не успела заметить. Нига не удивилась такому вопросу.

 — Нам нужно, чтоб вы продолжали двигаться вперед. Начиная с первой ступени смогли подняться по лестнице вверх. У каждого свой верх. Мы же с вами разные люди. Кто-то дойдет до мастера в своем деле, а кто-то найдет счастье в доме. Но вы должны захотеть пойти по этой лестнице. Грубо говоря, если мы вас посадим на все готовое, то никто работать не захочет и замуж не пойдет. Поэтому и есть ограничения. Они полностью сойдут на нет лет так через тридцать, когда докажете, что на вас можно положиться. Пока же или работаете и получаете плюшки, или живите за счет подарков, а там как с мужем договоритесь. Решит он, что вы будете жить дальше за его счет и бегать за ним по горам, то добро. Или он вас на работу выгонит. Это ваши уже договоренности.

 — Это что, он меня может и на работу выгнать? — спросила Пила.

 — Нет, он только и будет есть твои сгоревшие пироги, — хмыкнула Синта. Раздались смешки.

 — Но если он богатый...

 — Они все богатые. Достигли того уровня, когда могут брать любые вещи, которые сочтут нужным, — сказала Нига. — Я тебе говорила и повторю для других, что смотреть по кошельку и достижениям тут глупо. Те мужчины, которые уже смогли оплатить налог на женитьбу, они в состоянии себя обеспечить, семью и у них есть дом. Но мы с вами ушли от темы нашего разговора. Наказания за воровство тут нет. Для мужчин это и вовсе дико. Никто чужое не берет. Если кто и ворует, то женщины, которые не понимают простейших вещей. Например, что завидовать глупо. И никто вам не обязан, кроме минимального набора. Крыша над головой, тарелка каши и одежда.