========== Часть 1 ==========
Надо бы включить лампу — вечереет, наша гостиная тонет в полумраке. Я сказал «наша»? Нет, не наша. Твоя. Конечно, твоя. Дурацкая привычка считать эти вещи «нашими», как будто не было катастрофы, которая разделила жизнь на «до» и «после».
У меня давно своя жизнь. Странно это сознавать здесь, в окружении родных до боли предметов. Конечно, есть сложности и не все так гладко, как хотелось бы, но я рад, что нашел силы начать заново. Пускай это лишь слабый отблеск счастья, его ты не сможешь отнять, когда снова исчезнешь, как отнял когда-то все.
Я ведь всегда хотел иметь что-то свое, задумывался о семье и собственном доме. В Афганистане, в вечной суете будней военного госпиталя, во время боя некогда было и вспоминать о таком. Но ночами иногда накатывала неясная тоска по чему-то спокойному и бесконечно милому. «Когда-нибудь я обрету тихую гавань, куда смогу возвращаться», — мечталось в пыльной духоте походной палатки. Дом. Любовь. Жена — теплый, мягкий, но безликий тогда образ. Стабильность. Не сейчас, в будущем. Когда-нибудь. Не знаю, о чем я думал… Будущее у солдата редко случается. Вот и у меня… Ранение… Сам был уверен: не выкарабкаюсь.
Но человек живуч, особенно, если в его существовании нет особенной надобности. Почему мне довелось выжить, а многие мои товарищи нашли смерть в той афганской дыре? Знаю, ПТСР, чувство вины выжившего и все такое… Но почему? Одних ждали семьи, в жизнях других был хоть какой-то чертов смысл. Но выжил я. Очутился в Лондоне. Комиссованный, не годный, не нужный. Хирург с тремором рабочей руки. Отлично! Жалел, что не вернулся на родину в гробу, как многие ребята из нашего полка. Существовать на мизерную пенсию… Собачья жизнь.
И только потом дошло: не напрасно все это. Ничего не случается без смысла. Я выжил и встретил тебя. Вернее, ты ворвался как ураган в мою серую безнадёгу. Мир заиграл новыми красками. Случилось то, на что я не надеялся! Удивительно, но мы сперва стали партнерами и близкими людьми, а уж позже подружились. Одиночки с проблемами, но настоящие друзья. Вновь чувствовать, что ты не лишний, делаешь что-то важное, находишься в центре событий. Ты нуждался в компаньоне, я — в целях. Мы оба излечивались от ран, исцеляли друг друга. Я думал — ты мой, что есть «мы», и это навсегда. Какой глупец!
Но такова природа человека, мы не довольны тем, что имеем. Люди — идиоты, ты прав, мой кудрявый гений. Один ты довольствуешься чем-то одним, Работа — вот все, что тебе требуется для счастья. Вот и сейчас: уткнулся в микроскоп и уже не помнишь, что мы давно не соседи. Тянешь руку, чтобы я кинул тебе авторучку. А когда меня нет, что делаешь? Часами выкликаешь: «Джон, подай ручку!» — так что ли? Все-таки ты — идиот! Господи, как же я скучаю по старым временам… Что бы ни дал, только б вернуть их. Недовольно ворчу, но вкладываю ручку в твою ладонь. Ты не благодаришь, конечно, нет. Я и не жду, ты весь в работе. Как же я рад, что ты живой!
Знаю, я не достаточно ценил то, что ты был со мной. Обыкновенному человеку всегда мало того, что он имеет. Вот я после ранения — загибаюсь, потому что в моем существовании нет ни малейшего смысла, я теперь не годен ни на что. Часами смотрю на ящик, в котором храню пистолет. Наша встреча перевернула все вверх дном, я снова жив и счастлив! И что же? Уже через месяц у меня другие проблемы. Восстал из пепла и теперь хочу отношений и стабильности. Ты меня не понимаешь и совершенно справедливо. Война, которую ты объявил преступному миру и мое стремление свить уютное гнездышко — абсолютно не совместимы. Первый же опыт ясно продемонстрировал это, мы все чуть не погибли. Но я упрямо пытаюсь. И еще раз, и еще. Пока нелепость подобного не дошла даже до меня.
Партнеры, друзья. Мы действительно стали парой, Ирэн права. Не в том смысле… Я не ге… Черт со всем этим! Мы были как одно целое.
И я почти смирился, что всегда буду лишь твоим скромным партнером. Быть «проводником света» при блистательном гении не такая уж незавидная доля. Я горжусь, что я твой друг. Ты — по-настоящему великий человек. Растворяться в тебе. Боготворить тебя. Быть полезным… Но ведь иногда ты хуже младенца! Даже беспомощней, капризней. Чаще всего абсолютно невыносимый эгоист. Но я готов простить тебе очень многое. И прощал.
Но кое-чего я простить не смогу. Никогда. И отныне это между нами. Твою смерть. Ложь. Легкость, с которой ты выбросил меня из своей жизни в угоду каким-то «планам».
Беззаботность твоего возвращения особенно оскорбительна, ведь тем смертельным прыжком ты уничтожил во мне способность радоваться и надеяться, а внезапным возвращением — верить кому бы то ни было. Тебе не понять, насколько я сломлен твоей гибелью. Сломлен до сих пор. Твоя потеря, что ты не думаешь ни о чем, кроме Работы. Ничего не замечаешь, хоть ты и гений наблюдений. В нашей дружбе, по-прежнему крепкой и искренней, нет былого доверия. И дело не в том, что теперь рядом со мной Мэри и жизнь моя изменилась. Я теперь другой, потому что не смог пережить твою смерть. Прошлое поделилась на до и после. И все, что «после», будет другим. Больше нет нас, есть я и ты.
========== Часть 2 ==========
Ох, Джон, ты так часто вздыхаешь и пыхтишь, устраиваясь в кресле, нелегко сосредоточиться на образце волокон с костюма убитого Джона Доу. Оказывается, я отвык. Когда-то давно, в другой жизни, твой уютный шум был привычным как фон и складывался, наряду с потрескиванием пламени в камине и стуком посуды на кухне, в звуки Дома. А теперь дни напролет в квартире так тихо, будто я оглох. Как же приятно снова видеть тебя здесь, ты теперь такой редкий гость. Что ж, я заслужил все это.
По-прежнему забавно просто наблюдать за тобой. Когда-то я тренировался в дедукции на тебе, считывал мысли лишь по движению бровей, по мельчайшим оттенкам в выражении глаз. Вот, оказывается, еще не утратил навыка, по-прежнему читаю тебя как по книге. Ты рад быть здесь, старый приятель. Скучал по своему креслу. Почему-то ты не покупаешь себе точно такое же в вашу с Мэри квартиру? Твой взгляд рассеяно скользит по книжным полкам, на губах легкая печальная улыбка. Взгляд задерживается на безделушках, которые пылятся тут с того времени, когда мы делили эту гостиную. Ты вспоминаешь, конечно. Жалеешь, что старые времена прошли. Ты уверен, что они прошли и не вернутся. Мне жаль, но ты прав. Прости меня. Жизнь течет как река и разносит нас, ты заведешь семью, детей и мы неминуемо разойдемся.
Постепенно твои черты суровеют, морщины на лбу углубляются, ты хмуришься, привычным жестом растираешь плечо. Ага, смотришь на шеститомник Черчилля о Второй мировой, вспоминаешь свою войну, ранение, гибель товарищей. Интересно, ты перестал кричать и громко разговаривать во сне? Знаешь, где бы я ни был, по ночам мне до сих пор иногда слышится твой голос, он резко врывается в мой сон, и до рассвета я лежу и прислушиваюсь к мертвой тишине в доме. Иррациональные чувства, и совсем не в моем духе. В Сербии, в жуткой крысиной дыре, куда меня бросали палачи, когда уставали пытать, мне отчетливо слышался твой голос и только он спас меня от безумия и смерти.
Да, сейчас ты снова думаешь о смерти. Глаза отрывается от книжных полок и начинают мрачно сверлить меня. Твой тяжелый взгляд, как прицел снайперской винтовки: инстинктивно хочется спрятаться, но логика велит не делать резких движений. Я усердно пялюсь в микроскоп. Ты думаешь обо мне, вспоминаешь нашу встречу, наши приключения. Вот губы сжимаются, а левую руку прокалывает судорога. Ты сжимаешь кулак — вспомнил о моей «смерти». Знаю, это больная тема. Мне так и не удалось доказать, что это был единственный выход. Немедленное исчезновение стало средством, при помощи которого нам обоим удалось тогда выжить. Пережить те два года мы смогли бы только врозь. Я не мог рисковать. Как тебе втолковать, что я не смогу жить, если с тобой что-то случится? Держаться подальше от тебя и остальных друзей — было единственным средством спасения. И даже теперь, зная, чем все это обернулось, наблюдая за твоими попытками отгородиться от меня, я не жалею, что скрывался. Считай меня жестокосердным монстром, мне все равно, но я был обязан сохранить твою жизнь, потому что ты — лучшее, что я знал в своей жизни. Я поступлю так же еще раз, если понадобится.