– Работаем, Алексей Макарович. Ни выходных, ни света белого не видим. Бывает, и ночевать приходится на рабочем месте. Вы навсегда к нам?
– Пока неизвестно, – пожал плечами Алексей. – Назначение адресное – под выполнение конкретной задачи. Вы, конечно, догадываетесь, какой именно. А там поглядят – в столицу меня или здесь оставят.
– Ну, и как оно в столице? – поднял глаза Черепанов. – Мы ведь совсем не в курсе, словно на другой планете живем. До столицы семьсот верст, а кажется, что многие тысячи…
– Спасибо, Москва живет и здравствует. Восстанавливаем народное хозяйство, боремся с бандитизмом и воровством – все, как у людей. А у вас приличное здание. – Алексей повертел головой, озирая скудно обставленный, но просторный кабинет.
– Площади роскошные, – согласился Черепанов. – Вот только людей мало. Текучка большая, сами понимаете…
«Текучка по не зависящим от людей причинам», – мысленно сделал вывод Алексей и уставился на карту района, висящую на стене.
– Только на прошлой неделе двоих потеряли, – удрученно добавил Черепанов. – И это только в вашем отделе уголовного розыска.
Алексей поднялся со стула, подошел к карте. Явно не старая, но уже вся испещрена значками, подписями и непонятными закорючками. Видно, местным «полководцам» частенько приходилось над ней корпеть. Уваровский район – небольшой. Запад Смоленской области – районный центр, клочок стратегически важной железной дороги и ряд незначительных населенных пунктов.
Сам Уваров отражался в полном виде – основные улицы, значимые объекты, включая предприятия, вокзал, электростанцию и даже городскую тюрьму в восточном тупике Базарной улицы. Тюрьма, насколько помнил Черкасов, использовалась всегда, невзирая на удаление от райотдела, ее использовали и царские жандармы, и сотрудники НКВД-ОГПУ, и гестапо, и снова НКВД-МВД, плюс примкнувшее к ним МГБ…
– Опишите в двух словах обстановку, Виктор Андреевич.
Майор выбрался из-за стола, вооружился указкой и подошел к карте. Что-то подсказывало опытному работнику, что столичный назначенец только формально числится его подчиненным, и лучше не лезть к нему с приказами и наставлениями.
– Вам же требуется объективная оценка, Алексей Макарович? Тогда извиняйте, все как есть. Пашем, как проклятые, спим урывками. Сотрудники выходят на работу каждый день. Штат отделения не укомплектован, сотрудники постоянно выбывают. До войны в Уварове проживало порядка 30 тысяч населения. Два года назад, когда прогнали немцев, здесь и шести не осталось. Сейчас население, конечно, выросло. Люди прибывают с востока, с запада – я имею в виду восточную Белоруссию; молодежь приезжает на стройки по комсомольским путевкам… Не все так плохо, – подытожил Черепанов. – В большинстве зданий есть электричество, в половине домов – канализация и водопровод. За год вернулись полторы тысячи демобилизованных, практически всем нашлись работа и жилье. Восстановили льнозавод, – указка ткнулась в карту, – запустили элеватор, фабрику по производству автомобильных покрышек, цементный завод, завод по производству железобетонных изделий в Авдотьином переулке. А ведь еще два года назад все лежало в руинах… На бывшем химзаводе… – указка дрогнула и показала место к северо-западу от города, – одно время работала комиссия из столицы, там сейчас работы не ведутся, но действует режим секретности, объект охраняется – его курирует, если не ошибаюсь, МГБ, к нашему ведомству это не имеет отношения, о чем нам неоднократно напоминали…
– Вы сами местный, Виктор Андреевич?
– Нет, я два года как здесь. Получил назначение из Саратова, где возглавлял милицию на железнодорожном транспорте. Дали дом на Зыряновской улице, это в трех шагах от отделения, со мной проживает супруга Елизавета Юрьевна. Сын у нас один, полгода назад ему исполнилось восемнадцать, сейчас проходит службу в Приморье…
«И до сих пор живы и при должности, – отметил про себя Черкасов. – В чем секрет выживания?»
– Здесь, под Барышевом, у нас учреждение ГУЛАГа, – указка сместилась в юго-восточный край карты. – До войны там была колония для уголовных и политических. В июне 41-го контингент эвакуировали на восток, а в июне 45‐го учреждение снова, так сказать, заработало… Отремонтировали бараки, построили новые. Работал Особый отдел – фильтровали перемещенных лиц. Одних изменников оставляли в лагере, других отправляли в Сибирь, самых злостных пускали в расход, гм… В Барышеве все налажено и функционирует, у них свое начальство. Есть бараки для врагов народа, для уголовников, там же содержат пленных немцев. Ближе к городу – колония-поселение – народ социально неопасный, и режим помягче. Кое-кого переводят в разряд бесконвойных – у них вообще не жизнь, а удовольствие… – Черепанов усмехнулся в жиденькие усы. – Работают в городе, неплохо получают, шатаются, где хотят, лишь бы прибыли в барак до вечерней поверки. Там автобусное сообщение, пятнадцать минут езды до автостанции, что на Конармейской. Так что если увидите эту публику в городе, не удивляйтесь. Они мирные, не шалят – понимают, что вольная жизнь в любую минуту может оборваться… Так что, по крупному счету, не все плохо, Алексей Макарович. Порядок поддерживаем, с проявлениями, не типичными для советского строя, боремся. С продуктами неважно, но над этим вопросом специальные службы работают, уже действуют совхозы и колхозы, заключаются договоры с потребкооперацией. Работники предприятий и других государственных заведений снабжаются карточками, которые, в принципе, несложно отоварить…
Последнее высказывание Алексей оставил без комментариев. С продуктами было тяжело, но все же не критично – по крайней мере в западных областях РСФСР. В Поволжье снова начинался голод, на Украине – голод, по сравнению с ними, на Смоленщине все было неплохо.
– Жизнь налаживается, и это бесит наших врагов, – не без пафоса сообщил Черепанов. – На предприятиях выросла зарплата, что явно говорит о растущем благополучии трудящихся. Немного, на полтора-два процента, но выросла… Работают школы – у нас полная вовлеченность подрастающего поколения в процесс образования. Дом культуры в состоянии перестройки, он временно занимает часть здания Райпотребсоюза. При нем Дворец пионеров, работают кружки, секции по интересам. Налаживаются партийная и комсомольская жизнь – на предприятиях парткомы и молодежные ячейки. Есть мысль открыть кинотеатр. Первый секретарь райкома товарищ Нестеренко лично курирует этот вопрос, и к концу года у нас точно будет кино на большом экране. С культурной жизнью, кстати, все в порядке. Есть даже свой художественный музей – в двух кварталах отсюда. Шабалин там директор, Григорий Иванович, личный друг товарища Нестеренко. Большого наплыва посетителей пока нет, и это понятно: народу не до высокого искусства, но все же – очаг культуры. «Джоконд» и прочих Ренуаров там, понятно, не выставляют, но имеется очень приличная коллекция живописцев нашей широты – и современных, и тех, что творили в темные царские времена, несмотря на гонения охранки… А что касается партийных организаций, ячейка ВКП(б) есть даже в нашем райотделе. Руководитель парткома – капитан Мясницкий. Вы член партии, Алексей Макарович?
– Пока нет, – буркнул Алексей, – вхожу в блок коммунистов и беспартийных. Об успехах поговорили… Теперь давайте о том, чем не хвастаются. Меня в последнюю очередь волнуют мелкие воришки, блатные притоны и хищения социалистической собственности, которыми занимается отдел с одноименным названием. Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать.
– Да, эта чертова неуловимая банда… – поморщился Черепанов. – Началось это две недели назад… Налет на отделение Госбанка недалеко от вокзала – убили людей, вскрыли хранилище, похитив крупную денежную сумму и уйму облигаций государственного займа… И при этом – как в воду канули – ни одного свидетеля… Потом эта курьезная встреча воровских паханов с держателями общака – делили деньги, да не успели, подкрались какие-то лихачи, вырезали блатную охрану, потом порубили в капусту всех собравшихся и – растаяли с деньгами. Блатной мир в ужасе… – Черепанов ехидно ухмыльнулся.
