Я едва успеваю кивнуть, прикусывая нижнюю губу, когда он проводит своей твердой длиной по моему бедру, целуя все ниже и ниже.

Пупок. Брюшной пресс.

Ладони Зика раздвигают мои ноги еще шире. Голова опускается между моих открытых бедер, язык облизывает линию бикини. Его большие пальцы скользят по центру моей щели, раздвигая меня. Язык щелкает мой…

— О Боже! — Я задыхаюсь, задыхаюсь. — Боже мой, Боже мой!

Он поднимает голову.

— Даже близко нет, детка.

Нет изголовья, за которое можно ухватиться. Никаких столбиков. Нет подушки или простыни, чтобы прикусить.

— О боже, Зик... О боже, это так хорошо!

— Что это за запах?

— Я-я…

— Ты что там внизу душишься? Это как п*здатый наркотик.

О боже, это ужасное слово заводит меня.

— Это... это д-детская при...сыпка, — стону я. Моя шея дергается на матрасе, голова откинута назад, губы шипят, когда он, наконец, перестает лизать достаточно долго, чтобы всосать мой клитор. — Детская присыпка.

— Эта сладкая малышка, покрытая присыпкой, чертовски восхитительна, — говорит он, пряча лицо и сильно всасывая. — Ммм…

Его рука дрейфует, опускаясь на мой таз, оказывая давление.

Пальцы на ногах сгибаются.

По спине бегут мурашки.

— Да... да... прямо здесь. О да ...— я громкая и мне все равно.

Зик мычит в меня, а я инстинктивно раздвигаю ноги.

Оргазм нарастает, начиная с моего ... э-э – везде…

Оргазм повсюду, каждая клеточка внутри меня взрывается искрами. Нервы гудят. Трепещут. Гудят.

Вибрируют.

Я стону, стону и стону, пока, наконец:

— Я кончаю. О, боже, кончаю…

Зик

Вайолет кончает в мой рот, твердый набухший клитор пульсирует под моим языком, когда я всасываю его до кульминации. Она так хорошо пахнет. Так чертовски хорошо, что я мог бы есть ее всю ночь, снова и снова, уровень интенсивности, который я чувствую неописуемо. Сюрреалистично.

Она в моей постели, подо мной.

Вкус ее смазки, свежей на моих губах? Очень вкусный.

Светлые волосы разметались по моим подушкам, она бледная во всех частях тела, исключая пятна, где она краснеет: алые, розовые и десять разных оттенков персика.

Ее фарфоровая плоть резко контрастирует с моими черными простынями; она похожа на ангела, лежащего здесь.

Прекрасного ангела, в которого я хочу засунуть свой член и трахать.

Я поднимаюсь на колени. Наклоняю голову, чтобы пососать одну из ее сисек, и получаю такой гортанный стон, что замираю. Её губы припухли, глаза остекленели от оргазма, я щелкаю языком по ее соску и дую, прохладный воздух заставляет его сморщиться, стать твердым, как мой набухший член.

Она наблюдает, как я поглаживаю его, широко раскрыв глаза. Я тянусь за презервативом к прикроватной тумбочке.

Я ненавижу эти вещи.

Тем не менее я вскрываю фольгу, перекидываю обертку через плечо и раскручиваю этого ублюдка, прикусывая зубами нижнюю губу.

Ее карие глаза остекленели, она кивает, выгибает спину и трется своей маленькой грудью о мою.

— Как только мы сделаем это, пути назад не будет. — Хочу добавить, что ты собираешься спать именно со мной. Не с каким-то чувствительным чуваком, который будет щедро одаривать тебя любовью после. Я точно не обнимаюсь.

— Замолчи, — требует она. — Прекрати болтать и трахни меня уже.

Вау. Чёрт возьми.

— Ты любишь грязные разговорчики, Вайолет?

— Не знаю, — краснеет она. — Скажи что-нибудь непристойное.

Я смущаюсь и смотрю на нее сверху вниз. Ее огромные карие глаза смотрят на меня, такие нежные и красивые, когда мой член трется о ее щель, и этот ореол невинности, окружающий ее, заставляет меня остановиться.

Слова застревают у меня в горле, но не выходят.

Скажи что-нибудь непристойное, скажи что-нибудь непристойное, скажи что-нибудь непристойное.…

Черт, да что со мной? Почему мои губы не шевелятся?

— Зик?

Ее бедра извиваются подо мной, вызывая трение о мой напряженный член.

Я дам ей это, то грязное, хорошо, только не…

Сейчас.

Сейчас нет.

Это первая девушка, к которой я испытываю хоть какие-то чувства, если не считать гнева, который я испытываю по отношению к матери, и я не хочу испортить их, изрыгая всякую гадость.

То, что мы собираемся сделать, кажется правильным и неправильным одновременно, и все же мы здесь, собираемся пересечь черту. Я поклялся, что никогда не перейду её, не давая надежду на то, что я не знаю, как дать.

Вайолет доверчиво смотрит на меня. Возбужденная. Удовлетворенная.

Сексуальная.

Готовая.

Я нависаю над ней, упираясь локтями в подушки. Скольжу вперед. Я собираюсь толкнуть свой член вперед и трахнуть ее, как чемпион НАСС (Национальная ассоциация студенческого спорта), коим я являюсь.

Кожа к коже. Член против клитора.

Я наклоняюсь, делаю несколько коротких поглаживаний и провожу рукой по ее бедру. Между ее ног.

Она мокрая, мягкие завитки между ее ног делают меня ещё тверже, чем раньше. Господи, эти гребаные кудри. Я не трахал никого с волосами на киске годами. Это суровое напоминание о том, насколько она неопытна.

Я раздвинул ее большим пальцем, потираясь покрытым латексом членом вверх и вниз по щели ее киски, осторожно продвигаясь вперед. Я очень медленно проскальзываю внутрь, постепенно проникая глубже, нарастающий стон поднимается в моей груди.

Тест на самоконтроль.

Этот как гореть на медленном огне, и это убивает меня; я хочу врезаться в нее так чертовски сильно, что это физически больно.

Она такая тугая.

— Ты не сломаешь меня, Зик. Просто сделай это уже.

Я качаю головой, на лбу бисеринки пота.

Нет.

Нет, я не собираюсь это делать.

Решив не торопиться, я делаю вдох, считая в уме, как мы делаем в борьбе. Считаю, как я делаю, когда поднимаю вес. Считаю, как я, когда…

— Не двигайся, пожалуйста, — требую я в ее пухлые розовые губы. — Пожалуйста. Господи, детка, не двигайся.

Если она шевельнется, клянусь Богом, я потеряю самообладание и взорвусь еще до того, как окажусь внутри.

Мои бедра двигаются вперед, инстинктивно желая толкнуться. И толкнуться, и толкнуться и выбить из нее дерьмо. Я хочу вдолбить её в изголовье кровати, и боже, это пытка.

— Ммм, — мурлычет Вайолет, не обращая внимания на мой внутренний диалог.

— Ты наслаждаешься этим только потому, что я еще не вспахал тебя, — задыхаюсь я.

— Повтори, — стонет она.

— Ты хочешь, чтобы я вспахал тебя, детка?

— О, ты так хорошо чувствуешься... — Боже, она стонет так громко, а это только кончик.

Ее руки блуждают по моей спине, скользя и скользя по моим напряженным мышцам. Через дельтовидные мышцы и вниз по позвоночнику к заднице.

Ей нужно остановиться.

— Ты кончишь так чертовски сильно, когда я буду внутри тебя, обещаю. — Я дышу ей в ухо. — Но притормози, Вайолет.

Я чертовски боюсь причинить ей боль.

— Не могу! Это ощущается…

— Знаю, знаю, — бормочу я в ее волосы, в ее великолепные белоснежные волосы.

Мои руки трясутся, балансируя по обе стороны от ее головы; не желая раздавить ее своим весом, мой член вдавливается в ее скользкий жар. Один дюйм. Затем еще один, вдавливая мой таз в нее. Не толкается, не вколачивается — просто дразнит. Это трение? Чертовски воспламеняемое.

Вайолет задыхается так громко, что я чувствую это в своем члене и до кончиков пальцев ног.

Застонав, я скольжу рукой вниз по ее бедру и под задницу. Распластавшись, моя ладонь скользит под ее ягодицы, пальцы находят путь к ее щели, затягивая меня глубже в нее.

— О, черт, — выпаливаю я, потому что это так приятно, что мои глаза закатываются.

Мои ноздри раздуваются, и я вдыхаю. Выдох.

— Э-это... так ... — Вайолет тяжело дышит и стонет. — Это так ...

— Скажи, что тебе хорошо, — прошу я, нуждаясь в толчке. Втолкнутся в нее. Хоть что-то. Что угодно. — Пожалуйста, детка, скажи это.