Высоко в зените начинался воздушный бой. Наши истребители лихо врезались в строй бомбардировщиков, разбили неприятельскую стаю на мелкие части и атаковали их с разных курсовых углов.
В небе образовалась гигантская карусель. Мы стояли вместе с бойцами МПВО и, затаившись, присмирев, наблюдали за воздушной битвой. Слышались возгласы "Молодцы!.. Здорово!.." И вдруг удивление перешло в бешеное ликование: один из "юнкерсов" задымил и пошел на снижение. За ним еще и еще... В тот раз немецкая авиация недосчиталась трех бомбардировщиков. Все говорили о наших летчиках. Но кто они - этого никто не знал, кроме работников штаба ВВС. Вот к ним-то мы и обратились по телефону. Нам сообщили, что бой провели наши балтийские истребители. Назвать фамилии летчиков нам не могли, ибо не успели еще разобраться.
- Поехали к ним! - нетерпеливо сказал Вишневский.
К вечеру мы приехали на аэродром пятого истребительного полка, повидались с летчиками, записали их рассказы, и родилась наша корреспонденция о балтийских асах - Каберове, Костылеве и их товарищах, участвовавших в этом бою.
Так шли день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем...
А в 1944 году боевой порыв, овладевший войсками, флотом, стремление вперед и вперед не оставило в стороне и нашего друга Всеволода Витальевича Вишневского. Он, считавший прежде, что надо быть в Ленинграде до победного завершения войны, теперь был одержим одной идеей - вперед на запад!
В деревянном домике на улице Попова, где жил Вишневский со своей супругой художницей Софьей Вишневецкой, шла лихорадочная подготовка к отъезду в Москву.
После сорока месяцев жизни в осажденном городе мои друзья упаковывали рукописи, собирали рисунки, сделанные художницей в годы блокады на фортах и боевых кораблях. Оба были оживлены, строили планы на будущее. Впрочем, Всеволод Витальевич оставался самим собой - серьезный, сосредоточенный, поглощенный какими-то мыслями, которые, как искорки огня, время от времени вырывались наружу.
- Немцы будут сражаться с фанатическим упорством, - говорил он, тяжело вздыхая. - По мере нашего продвижения в глубь Германии сопротивление будет возрастать. Это потребует еще крови и крови!
Он знал, чувствовал всем сердцем, что впереди победа, и ему посчастливилось вместе с нашими войсками дойти до Берлина и увидеть, как взметнулся красный флаг над рейхстагом...
Так начиналась победа
Младшие братья крейсера "Киров"
Как передать ощущение пленительно светлой весенней ночи 1944 года, когда Ленинград полон спокойной, строгой красоты и величия. Пустынны были набережные Невы, и даже сама река казалась уснувшей. В воде рисовались удивительные краски неба и величие архитектурных ансамблей. Только посреди Невы серебристой чешуей переливались воды, совершающие свой вечный бег.
Во втором часу ночи поднялись пролеты невских мостов и замерли, как часовые в почетном карауле, пропуская корабли, баржи и другие плавсредства, как говорят на флоте.
Я попал на катерок в общество офицеров, возвращавшихся в Кронштадт после короткой побывки дома. Все мы молчали, словно боясь нарушить тишину, от которой отвыкли за годы блокады. Хотелось смотреть и смотреть на город, навсегда сохранив в памяти эту замечательную картину задумчивой, прозрачной белой ночи.
Остался за кормой Морской канал, а впереди на горизонте, на фоне чуть потемневшей голубизны неба точно поднялся из воды знакомый остров Котлин, увенчанный куполом собора. Постепенно взору открывались гранитные стенки Петровской гавани, а за ними на набережной знакомое здание штаба Балтийского флота и высоко над ним пост, откуда всегда просматривался Большой Кронштадтский рейд.
У длинного пирса - знаменитой нашей "Рогатки" - на своих "штатных" местах уже стояли боевые корабли, и среди них весь закованный в броню и бетон старик "Марат" - гроза немцев. Долгие месяцы блокады он вел с ними дуэль через залив, богатырь, победивший смерть. А в разных местах Кронштадта нашла приют целая флотилия новых кораблей москитного флота - "морских охотников", торпедных катеров и так называемых МБК (морских бронированных катеров). Моряки их считали малыми канонерскими лодками. Они были приземистые, совсем мало заметные над водой. Из двух танковых башен выглядывали вороненые стволы пушек. А универсальные пулеметы "эрликоны" могли с одинаковым успехом вести борьбу с морским и воздушным противником. Весь личный состав был укрыт под надежной броней. Помимо вооружения бронекатера имели малую осадку, что так важно в условиях минной опасности.
Сам по себе напрашивался вопрос: откуда же они взялись в осажденной крепости? Ведь это уже не те катера, что сопровождали нас из Таллина, а затем всю блокаду верно служили флоту.
И тут придется рассказать еще одну из удивительных историй того времени, которую я услышал из уст старожилов.
В 1943 году несколько конструкторов взялись за проектирование бронекатеров. Но когда чертежи были готовы, встал вопрос: а кто будет заниматься строительством? Ведь заводы обезлюдели.
Тогда Военный совет флота обратился с призывом к морякам: первые бронекатера построим своими силами!
И не удивительно, что сразу откликнулись мои старые друзья моряки крейсера "Киров". 24 апреля 1942 года, когда немецкие бомбардировщики совершили крупный налет на Ленинград, две бомбы попали в "Киров". Корабль был сильно поврежден. Его возродили сами кировцы. Так что у них накопился солидный производственный опыт и они-то раньше всех объявили себя мобилизованными для новых работ.
Я должен об этом рассказать, ибо эти самые корабли нашего москитного флота пошли первыми в наступление. Они вели бои в Выборгском и Нарвском заливах, участвовали в десантных операциях при освобождении Эстонии, Латвии, Литвы и даже во время штурма Кенигсберга и боев на Земландском полуострове. Казалось бы, так далеко от Кронштадта я снова встретил эти корабли, переброшенные в Восточную Пруссию по железной дороге, спущенные на воду по реке Прегель и включившиеся в общее наступление.
Помнится, я увидел их в заливе Фриш-Гаф поцарапанные пулями, с заметными вмятинами на броне. Командовавший ими капитан 2-го ранга Михаил Владимирович Крохин шутя заметил: "У нас как в песне поется: по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там. Фронт движется к морю. Ну, и нам сам бог велел не отставать". В одном месте они прикрывали армейские десанты, в другом топили немецкие суда с отступающими войсками, находились в движении до самого порта Пиллау...
Вот почему история строительства бронекатеров мне представляется очень важной вехой на пути флота к победе.
Живя на "Кирове", я слушал рассказы о строительстве катеров, и теперь, перелистывая свои старые записи, хочу воссоздать картину того, как это было.
"...Полундра!" - разносилось по цеху, когда матросы под командой умелого и деятельного инженера-механика Ивана Терентьева везли на катках длинную коробчатую балку для постройки киля первого бронекатера.
- Раз, два - взяли!.. - командовал опытный мастеровой Александр Иванович Бурдинов. На повороте движение замедлилось. Снова послышался хриповатый голос Бурдинова.
- Пошли! Пошли! Заводи конец! Подкладывай каток впереди!
Коробчатая балка двигалась быстрее.
- Пожалуй, трактор бы не взял, а матросы все могут, - пошутил начальник цеха.
- Один матрос - две лошадиных силы! - под общин смех заметил Петр Иванов, хотя глядя на него никак этого нельзя было сказать. Через несколько минут в цех прикатили вагонетку, нагруженную длинными железными листами для корпуса будущего корабля.
На третий день подготовительные работы были закончены. Эллинг осветился зеленоватыми огоньками электросварки. Застучали пневматические молотки.
Моряки, занятые на строительстве корабля, выстроились в две шеренги, как на параде.
Играл оркестр. Прибыл директор завода и представители общественных организаций. На строительной площадке заканчивались приготовления к закладке.
Взгляды всех были обращены на сварщика Кашубу - того самого паренька, что во время Таллинского похода обрезал на ходу трал с миной. Сейчас он держал защитный щиток и ждал сигнала.
