– Вот так же на меня тётка в военкомате посмотрела, – указав на своё лицо, сказал Артём. – Я ей даже показал специально: вот, у меня психопатия, мне нельзя. Она так глянула. “Ну ты на успокоительных сидишь, да. Ничё, ещё годик посидишь”. Пиздец, блять.

Вот уж правда. А потом он там застрелит кого-нибудь в порыве страсти, или ещё что-нибудь натворит, и все будут потом вздыхать: “А как же так??”. Хотя если вот так его послушать, не кажется, что он сильно расстроен тем, что его признали годным (е-е, годнота). Ну, при том, что он хотел пойти, в какой-то мере, понятно, почему он не расстраивается. Но мне его сложно понять, если честно. Ковальский слишком много историй рассказал про армеечку, чтобы я спокойно относился к желанию Артёма идти туда. Да и вообще кого угодно. В классе как минимум два человека ещё таких. И просто – что, блять? Что с вами не так.

– А насчёт попытки суицида они ничего не сказали?

Артём глубоко вздохнул, поджав губы. Видимо, тема была не очень хорошей для обсуждения, но что поделать. Нечего было хернёй страдать. Сам виноват теперь.

– Скорее всего, мне просто не будут давать оружие. Так, как бы, с ебланами и делают. То есть, например, Ян сирота, ему в армии первые три месяца автомат в руки не давали даже.

Я слегка не понял, как эти две вещи могут быть связаны, но вообще, я даже не мог сказать, что меня больше смущало в его словах. Что Ян сирота или что ему из-за этого отказывались оружие на руки выдавать. Наверное, всё же, первое. Просто когда ты доморощенное растение (ну, в какой-то мере) слышать такие вещи как-то дико. Стесняюсь спросить, а что с его предками случилось? Не моё дело, конечно, но просто интересно. Не часто сталкиваюсь с сиротами, и всё такое.

– Потом поняли, что он адекватный, – продолжал Артём, – и тогда уже начали. Сперва, конечно, заебали всякими тестами, всё такое. Меня, наверное, вообще освободят от этой хуйни.

Ну, не пойми меня неправильно, так будет лучше для всех. А то мало ли там что. С предохранителя не снял, а потом он случайно сам слетел, или как там это всё работает, и пока, Артём или кто-нибудь другой. “И не стало пацана”. Ушёл в армию, называется.

Эх, вот же он грустить будет, когда ему в армии скажут “Хуй тебе в рыло, а не автомат”. Так грустить будет, что стащит оружие и перестреляет там всех. Хах. Ладно не смешно. Но я сейчас вот подумал.

– Что вообще в армии делают?

– Как что? – Артём даже не издевался, вау. – Страдают.

– Это не смешно.

– А кто смеётся-то? Мы говорили недавно с одним парнем, со мной на стройке работает.

Ты там с парнями общаешься, да..? Ну я тебя понял. Ладно, шучу.

– Его в армии отправили на вещсклад, ну, выдавать на руки всякую хуйню, одежду в том числе. Майки, трусы. Насмотрелся там на голых мужиков.

М-м-м, вот так страдание. Ну, в смысле, Артём же про это после упоминания страданий заговорил. Хотя что-то мне подсказывает, что тому парню и правда не очень понравилось. Хотя я слишком утрирую и, скорее, ему было простое, человеческое похуй. Просто принято как-то опошлять такие вещи. Хотя какой-то друг Ковальского как-то жаловался ему, что заебался быть массажистом. Столько бабок повидал, что теперь вообще не встаёт – даже на свою девушку, хоть и красивую. Хотя это разные вещи, наверное? Ну и от человека зависит, от впечатлительности. Кто-то ест спокойно, когда порнуху смотрит, а кто-то даже читать ни о чём остреньком не может во время еды.

– Вот отправят меня тоже. Насмотрюсь и вернусь потом с вот таким влечением, – Артём махнул куда-то в сторону пола. Даже не знаю, на кого ссылаясь.

– Просто вернись, для начала. Желательно со здоровой селезёнкой, обеими почками и без эпилепсии.

И без других травм. Мы, конечно, можем и не увидеться после его отъезда, и какое мне дело, казалось бы, но я просто не хочу, чтобы он страдал. Не знаю, конечно, насколько тяжело жить без селезёнки или с одной почкой при современной медицине, но вот эпилепсия – это точно хуйня. Или дистония какая-нибудь, как у меня. Или другие проблемы с головой. Артём же и так пришибленный уже, и не раз. И кто знает, какой раз будет контрольным.

– Блин, а, – прошипел он. – Тебе надо было всё испортить? Я уже распланировал всё.

Это даже не было особо смешно, если честно, хотя мы с матерью тоже так иногда шутили. После того, как меня сбила машина, если я шёл куда-то один, она часто говорила мне перед уходом: “Под машины не бросайся”. И я так же фыркал: “Ну ма-а-ам, ну ты чего. Чем я тебя так обидел, уже под машины попрыгать нельзя”. Типа это смешно, ага.

– Да ладно, – тут же начал успокаивать меня Артём. – Может, меня ещё не возьмут. Это как у кого-то там было. Что он не поступил никуда, и тоже хотел в армию пойти, просто чтобы от него отъебались, а его не взяли. В больницу положили, подержали, отпустили и всё. Так и не увезли потом – ни летом, ни весной. Может, и со мной так же будет.

– Да какая разница, если тебя вообще не должны брать туда?

– Да почему ты так нервничаешь-то? – явно что-то заподозрив, спросил Артём. – Ничего плохого не случится.

– Ковальский не рассказывал тебе..

– Да-да, – он раздражённо отмахнулся, – как чувака застрелили, когда забыли снять автомат с предохранителя, или ты про того с отбитой селезёнкой?

– Случай с эпилепсией ещё есть, – напомнил я.

– Ковальского послушать, так из дома опасно выходить.

Как будто он не прав. Я вот как-то из дома вышел, и меня машина сбила. А мог бы остаться у себя в комнате, и кто знает, может, не сидел бы тут с тобой сейчас.

– Нормально всё будет. Отслужу, и потом пойду в свою шаражку.

Вот правда, что не так с людьми, которые хотят пойти в армию? Это типа весело или что? Зачем вам туда? Интересно, да, мне тоже интересно, но ёб твою мать. Это же так опасно.

– Тебе не страшно?

Хотя и так понятно было, но я уточню. Может, Артём обдумает и изменит своё отношение к этому?

– Неа, – он вообще так легко говорил об этом, как будто вообще хуйня какая-то. – Это знаешь, как бы. Когда тебя пугают историями. А потом ты приходишь, и всё не так уж и плохо.

– Это явно не тот случай.

– В любом случае, я уже готов к худшему. Что либо не вернусь вообще, либо с отбитыми органами. Но ты же будешь по-прежнему любить меня.

Заебал ко мне подкатывать, вот правда.

– Не мёртвого.

Артём выругался.

– Ну понятно всё. Я знал, что тебе только это от меня и надо.

– Что – это, блять?

Не, понятно было, на мотив какой шутки он издевается, но это же вообще срань какая-то.

– Эм, – Артём сам не подумал. – Живость?

– Живость, блять, да. Люблю живость.

– Ой, да иди ты. Чего доебался, я не понимаю.

Как же не поиздеваться над людьми. Тем более, когда они такую хрень несут. М-м-м.

========== 6/8 - Июль, 20 ==========

20.07.14, Воскресенье

Внимание на то, что все люди неожиданно куда-то пропали, и что кроме нас двоих во всём помещении осталась только ещё одна парочка, я обратил только когда пауза слишком затянулась. Это показалось мне немного странным, но переживать я не решился, заверив себя, что всё нормально – а как же ещё может быть. Просто те студенты (или кто они там) ушли по своим высоким делам, и поэтому стало так пусто. Да. Только и всего.

Мы тоже могли уже уходить, но Артём что-то не рвался, да и я особо идти на улицу не хотел. Я не очень любил бывать вне помещений в тёмное время суток. Насколько странно слышать это от человека, который сам, без участия третьих лиц, потащился за три километра от дома в одиннадцать вечера, и только чтобы поесть, но да. Не люблю. Ещё мне почему-то казалось, что там непременно будет очень холодно (хотя я прекрасно знал, что это не так), и от этого желания выходить из здания становилось только меньше. Можно мы ещё часов двенадцать тут посидим? А там уже и домой можно будет пойти. Как раз воздух нагреется.