Когда на кухню, где я сидел, чтобы никому не мешаться, зашёл сам виновник всего торжества, я быстро перестал думать о всяких плохих вещах. Ну да, чтобы Отто не прочитал мои мысли и ничего не узнал. Всё же логично.
– Почему ты здесь?
– А где мне ещё быть? Вы уже закончили?
– Кристина ещё собирает что-то у тебя в комнате. Смотри, увезёт что-нибудь твоё.
– Не, мы уже распределили сферы влияния, – успокоил его я. Хотя можно было подобрать фразу и получше. – А даже если и заберёт, то ничего страшного. Всё равно через год встретимся.
Раз уж нет даже малейшего шанса на то, что я останусь здесь, то какая разница, заберёт она что-нибудь из моих вещей или нет.
Отто уселся напротив меня, и я про себя выругался. Только без задушевных разговорчиков на прощание, по-жа-луй-ста. Их только не хватало, чтобы в конец меня добить. Как бы, ладно, ещё не всё так плохо, и я пока успешно держусь, но Отто, ебать. Одно неверное слово, и ты меня серьёзно поломаешь. Поэтому сиди молча, пожалуйста.
– Дерьмо с погодой случилось.
Я развернулся к окну – ну так, типа я не видел, что там происходит. Ну а что. Просто облачно. Очень облачно. Дождичек. Но там даже не холодно. Я в магазин ходил, вполне кофты хватало. И то незастёгнутой.
– Ну, через месяц где-то такая на постоянную включится.
– Ты никак это не ощущаешь?
Хах. Так забавно смотрится, когда он волнуется о моём здоровье. Даже приятно немного.
– Не, только сплю до двенадцати, – я даже рукой махнул. Видите, каким эмоциональным стал? Ужас. Так вот ещё немного и, глядишь, ещё что-нибудь страшное сделаю. Поплачу, например. Хотя, кажется, на днях я был крайне близок к этому, и вау, дело даже не в приступе было. Просто обычно я только из-за них могу до слёз расстроиться, но не больше. А тут. Но раз дело в конце концов так ни к чему и не пришло, то похуй, пляшем.
Отто покачал головой, осматриваясь. Вчера он был поразговорчивее. Ну, может, голова болит. Похмелье, все дела. Kater, как мы говорим у нас в Нацистляндии. Всегда угорал с того, что это ещё и “котик”. Ну, в смысле, животное. Типа, “у меня котик”. И поди разбери, что человек хотел сказать. Типа, извини, я не могу выйти из дома, Kater, все дела. Ты думаешь, человек там умирает, возле унитаза уже второй час сидит, а на нём просто кот уснул. Ну ебать. Ладно, это утрированный бред, да, но похер. Забыли.
– Силке вчера сказала, что в этом году, с осени, если считать, у тебя участились приступы.
Я про себя выругался. Я ждал, в какой-то мере, что он заговорит об этом, но надеялся, что, всё же, нет. Мать вчера упомянула это просто, и вот. Лучше бы она этого не делала, конечно. Мы же договаривались, что не будем рассказывать об этом Отто. И она держалась, раз ей и самой не нужно было, чтобы он узнал об этом. Ей же тоже может достаться. Типа, “Ебать, ты куда там смотришь”. “Видно же, что у него всё плохо. Забирай документы со школы, запирай его дома, что тебе ещё надо?”. Сейчас это всё буду выслушивать я. Я уже наперёд просто знаю, что Отто свяжет эти вещи. Хотя этого только идиот не сделает. Приступы же всегда, вообще любые, происходят после сильных эмоциональных потрясений? Или типа того. Я, правда, в большинстве случаев (во всех, да) не могу выследить причину, но не суть. Будем считать, что потрясения есть. А значит это что? Из-за чего у семнадцатилетнего подростка могут случаться стрессы? Ну конечно же, из-за школки. Что ещё там может быть. А значит, проблему нужно убрать. Мда, так смешно осознавать, что по сути, любой уёбок на моём месте был бы только рад. Ну, “Ура, меня переведут на домашнее, буду сидеть целыми днями и ебланить, е-е-е”. А я боюсь этих разговоров по этой причине. Что Отто сейчас сделает выводы, попиздит потом с матерью и пока, школа. Я не хочу затворничать опять. Мне хватило тех четырёх лет, хватит. Сами посидите столько дома. С осознанием того, что ваши сверстники эти свои года совсем по-другому проводят, да и вообще должны проводить. И я на вас посмотрю ещё. Мне не то чтобы хотелось ебланить, ладно, я даже согласен меньше ходить на тусовочки, чтобы успокоить ваши сердца. Но не надо лишать меня общения с людьми. Это даже не общение. Пребывание рядом. Я понимаю, что вам кажется, что мне похуй, я уже сидел дома несколько лет, и посижу ещё столько же, а то и больше, но нет. Это не так работает. И не надо за меня решать важные для меня вещи. Вы и так много на себя взяли. Хватит вам.
– Ну да, есть такое.
Не врать же ему. Он вообще ценит честность. Так можно даже попытаться вывезти из ситуации. Типа, не врать ему, и тогда он вынесет более лояльный приговор.
– И что это значит?
– Что я не буду переводиться на домашнее, и вы можете даже не пытаться.
Не знаю, чего это во мне вдруг проснулся мой юный бунтарь, но Отто всё равно своим снисходительным взглядом и кривой усмешечкой быстро показал ему, где его место. У параши. Корёбит меня с этого выражения. Но оно сюда идеально подходит.
– Это не тебе решать, – напомнил мне Отто, качая головой. – Это во-первых. Во-вторых, ты не понимаешь? Это ясный сигнал о том, что тебе плохо.
Я сам разберусь, как мне, окей?
– Я понимаю, – остановил его я, пока он не разошёлся. – Но это не повод уходить от всего, что вызывает у меня какие-то не те эмоции. Так амёбой можно вырасти, которая чуть что, сразу домой сбегает под одеялко и ныть начинает.
– Куда ты уже вырастешь, тебе семнадцать.
А, ну то есть, теперь со мной можно что угодно делать, и моей психике/чему-нибудь ещё это никак не навредит? Посмотри, кого вы из меня вырастили. Вам самим не противно? Я вот ненавидеть вас за это хотел бы.
– В том и дело, что мне семнадцать.
– Если ты хочешь начать нести хрень про то, что в твоём возрасте это нормально, и все так делают, то сразу иди нахер.
Вот видите, как он со мной разговаривает? А, вообще-то, мне нельзя переживать. Сам же меня и доводит.
– Даже не думал. Но я просто вас не понимаю. Мы это обговаривали. В чём проблема. Ладно, окей, я перестану ходить в эти блядовники, как ты и просишь.
– Давай без одолжений мне, пожалуйста? – Отто немного даже разозлился. – Мне не надо, чтобы на меня вешали ярлыки тирана и деспота. Это всё ради тебя же.
Ой, ну да. Спасибо за заботу, но я и сам могу. И что за проблема с ярлыками? Правда глаза режет? Типа на самом деле ты реально добрый и милый заботливый родственник, который хочет, как лучше? Да пизди больше.
– Ладно, – просто исправимся и всё, типа мы реально ошиблись. – Я просто перестану туда ходить. Но зачем мне уходить со школы, я не понимаю.
Просто кое-кто не может знать, чем и с кем я там занимаюсь, и его это бесит. Почему бы не признать? Хотя блин, я вот отвечаю. Его бы это не раздражало, если бы они не знали, что я встречаюсь с парнем, который ещё и мой одноклассник. И они типа надеются, что если я перестану посещать занятия, то это как-то повлияет на отношения между нами. Хотя боже, чего я стебусь. Понятное дело, что повлияет – Артём меня бросит нахер. А если не бросит, то загуляет, и что это вообще за хуйня тогда будет. Я, конечно, плохо делаю, что так о нём думаю, но серьёзно. Все наши отношения держатся на том, что я хожу в школку и на эти блядовники. Если я перестану это делать, мы вообще видеться не будем. Да, ладно, никто не исключал вариант, что я смогу ходить конкретно к нему, но мне будет стыдно это делать. Матери я что скажу? Как объясню, что периодически буду сбегать куда-то, иногда даже на ночь? Да никак. Поэтому засяду дома и как в те года – буду выходить только в больницу, в магазин и на почту. Всё. Нахуй людей, нахуй Артёма, всех нахуй, буду хикковать. Каеф.
– У тебя участились приступы, – повторил Отто. – В чём дело?
Отлично, теперь это хотят прикрыть заботой о моём здоровье. Ещё лучше.
– Я знаю? – я пожал плечами от нервов. – Это никогда не имело причины.
– Да что ты говоришь, – фыркнул Отто, внимательно меня разглядывая. – А когда ты переволновался из-за удара? Силке сто раз рассказывала про приступы после физического перенапряжения.
