Отстранившись, Отто пристально оглядел меня, даже не убирая рук с моих плеч. И не знаю, что из этого меня больше напрягало. Заметит сейчас, что я весь на нервах, и доебётся. Хотя он и так знает, что у меня к нему странное отношение. Мда. От этого, на самом деле, только хуже.
– Господи, ёб твою мать, – вздохнул он, убирая с меня руки, наконец, и я еле удержался, чтобы окончательно не распсиховаться. Повода на самом деле нет, тише, Арсений. Я просто много думаю. На самом деле, там что-то безобидное. Ну, за его словами. А не ненависть или что-то в таком духе.
– Что, – осмелился уточнить я.
– На кого ты похож?
У меня даже колени задрожали. Ну, одна – правая. Бывает у меня такое – когда сильно (очень сильно) нервничаю, начинают ноги трястись. Это редко случается, настолько, что я иногда даже забываю, что страдаю от такого, но вот, сейчас вдруг вспомнил. Только бы никто не заметил.
– Что опять не так.
– Кто это делал?
Судя по задержавшемуся на моей губе взгляду, Отто имел в виду прокол на ней. Мда, я же должен был его вытащить, ну, по их представлениям. А я так этого и не сделал. Плохой, плохой я. Потом ноет, что с семьёй отношения плохие.
Я глянул на Артёма. Это своеобразно было ответом, ну, ещё я хотел убедиться, что всё нормально, и хотя бы теперь он взял себя в руки и не рассматривает никого не соответствующими приличному поведению взглядами. Но всё было нормально. Слава Богу.
– Только не бей его, – на всякий случай решил уточнить я. А то Отто славится своей любовью чистить людям лица. Конечно, после некоторых событий в своей жизни он старается сдерживать себя, но иногда накатывает. Ну, есть такое у маргиналов – тяжело приспосабливаться к спокойной жизни. Им говорят нормально себя вести, вдалбливают изо всех сил – и они рады бы стараться, но потом бац, и руки сами просто тянутся хуйню какую-нибудь натворить. Отто никогда не обследовался (вроде), но мне кажется, что он тоже чем-то болен. Как Артём. Как мы все.
Отто, кажется, только сейчас обратил на него внимание – судя по тому, как он оглядел его. Но напрасно было ожидать какого-то активного взаимодействия.
– Это же тот парень.
Его имя, конечно, запомнить было никак нельзя.
– Сын того мужика, – Отто указал на машину, возле которой всё ещё стояли мать, Феликс и Алексей Валерьевич. Я только сейчас обратил на них внимание, и даже стало интересно, что эти трое могут так долго обсуждать. Это просто странно. Или я опять много думаю. Взрослые всегда умеют как-то находить тему для разговора. Какой-то особый их навык, наверное. Мне до изучения наверняка ещё качаться и качаться.
– Он нас понимает, – решил предупредить его я.
Артём недовольно на меня глянул, но говорить ничего не стал. И что-то мне подсказывало, что даже так, Отто в любом случае не будет вести себя нормально по отношению к нему или в его присутствии. Артём ему не нравится, очевидно, и я бы не сказал, что это не подозрительно, но давайте пока не будем себе мозги ебать. У всех же такое бывает. Что человек тебе, вроде, ничего не сделал, но, сука, твоя бы воля – ты бы ему лицо в пяти местах сломал. Думаю, это так же как-то связано с несовместимостью “портретов”, но не будем углубляться в сложные вещи. Вполне возможен вариант, что Отто думает, что это из-за Артёма я так распустился (пирсинг на лице, какие-то всратые новые татуировки, постоянно пропадаю где-то по ночам и всё на свете), и отношение строится на этом. Что ж. Я очень надеюсь, что дело именно в этом.
А вообще, можно мы все пойдём по домам? Я и Артём в частности. Я не могу стоять рядом с ним, когда на меня оказывается такое давление.
– Допустим, мне не всё равно.
Артём вскинул одну бровь, отводя взгляд в сторону. Отто даже не смотрел на него, хотя, я думаю, боковым зрением или как-нибудь ещё, он смог уловить его реакцию. Ну вот, отлично. Они друг друга невзлюбили с первой встречи, какой шаблон. Это точно должно было идти именно по этому пути? Ну, зато картина цельная, прям как надо. Мало того, что Артём мой парень, так ещё и не нравится моим родственникам. И даже по другой причине, а не потому, что он пидр, и встречается со мной. Хотя я всё ещё не исключаю вариант, что что-то здесь не так, и причины и следствия могут быть совсем другими, но ладно. Как я уже говорил: пока не будем сразу всё перечёркивать. Подождём. Не может же быть всё и всегда плохо?
К счастью, Артём не стал ничего рычать в ответ, как он обычно любил огрызаться. Просто Отто разобрал бы что-нибудь нецензурное (я потратил очень много времени на объяснения, как у нас в языке много всяких красивых слов), и непременно бы доебался. Защитил бы свою честь, так сказать. Я бы не хотел, чтобы они тут ещё и подрались. Это был бы уже совсем пиздец.
– Мы пойдём? – было решено слинять отсюда, от греха подальше. Просто Артём же тут из-за меня стоит, и вот. Надо, чтобы он ушёл. И чтобы я его не видел. И того, как Отто агрится на него. Это омерзительно, и дело даже не в том, что Артём мне типа дорог или в чём-то вроде того. Просто так не делают. Не важно, кто этот человек, кто он тебе – это неправильно, так относится к незнакомым тебе людям. И мне как бы и стыдно за поведение Отто, но я не могу ни упрекнуть его, ни как-то повлиять на это. Так что я лучше просто уйду. Чтоб глаза мои этой херни не видели.
– А? Нас вы не хотите подождать?
– Вечность пройдёт, пока они там наговорятся.
Отто обернулся к матери и остальным на секунду.
– Ладно, идите.
– Ура, – довольно протянула Кристина, уже хватая меня за руку. – Куда идти?
– Не этот дом, – остановил её я, когда она уже чуть ли не пошла к подъезду.
Артём даже попрощался со мной, но так посмотрел противно, что мне аж втащить ему захотелось. Вот хотя бы ты надо мной не издевайся, ладно? И так жить больно, ты тут ещё. Осуждаешь меня взглядом. От тебя-то я только этого и жду, конечно.
Только мы оказались у меня в комнате, как Кристина снова бросилась на меня с объятиями, на этот раз уж посильнее сдавливая руки.
– Альбрехт, – довольно пропищала она.
Я уже на автомате не дышал, так что ей стоило поторопиться с обнимашками. Пока я совсем не задохся.
– Кристина, твою мать.
*
– За санитарные нормы.
Вообще-то, у немцев нет культуры выпивать обязательно за что-то, но мать каким-то образом объяснила Отто и Феликсу суть этого процесса, они как-то умудрились проникнуться, и вот, уже как несколько лет точно, даже в той части нашей семьи была распространена эта хрень. Ну и да, Кристина жаловалась мне, что её отец спивается только так после того, как Силке рассказала ему об этих наших всратых русских традициях. Что поделать. Или мать так хорошо объяснила, или Феликс такой восприимчивый. Но он правда хорошо вникся. Настолько, что уже можно было точно сказать – если за столом Феликс Моргенштерн, то наличие странных тостов обеспечено. И чем дальше, тем хуже, но какая разница, за что пить, верно? Главное же, чтобы вообще было, за что, и чтобы это было чем-то более-менее хорошим. Сначала можно по классике пойти – за здоровье (ы-ы-ы), за женщин, за Германию/Россию или немцев/русских, за любовь, а там уже какая тема разговора зайдёт, за то пить и будут. Вот как сейчас. Заговорили про столовые и кафе – надо, значит, опрокинуть стаканчик за санитарные нормы. Это же важно? Безусловно. Сейчас заговорят про каких-нибудь там.. Эм. Я не знаю. Да про что угодно. И за это потом выпьют. Главное – напиться, но раз просто так это делать неприлично, то вот вам повод. За благое же дело пьём. За санитарные, ебать, нормы. Это единственная причина, почему я люблю быть на попойках – тут всегда весело и какая-то срань происходит. Ещё можно много нового о людях узнать.
– Мне иногда кажется, – склонившись ко мне, зашептала Кристина, – что у папы есть русские корни.
Я только хмыкнул. Родословную Феликса я как-то не разбирал, и с чего бы мне вообще знать, что там такое. Другое дело, что кому-то кажется нормальным объяснять этим его поведение. Что за бред. Ему просто могла понравиться эта традиция, в чём дело? Вполне нормальное явление. Хотя то, что Феликс иногда задвигает настолько тупые тосты, прямо как мамины подруги иногда, даже мне кажется подозрительным, но и то я больше склонен к мысли, что он либо наслушался об этом у матери, либо ещё что-нибудь в таком духе. Но никак это не может быть связано с его корнями.
