– Они не рабочие, – хмыкнул Ковальский, и я тут же перевёл это Кристине. А то её так это волнует. Как будто мы бы не услышали, если бы где-нибудь поезд пошёл. Нам бы и посигналить могли, в случае чего, я думаю.

– В смысле? – не поняла дама. – Зачем они здесь тогда?

Лол. Надо будет узнать у Алексея Валерьевича – если весь металл отсюда как-нибудь вывезти и сдать, за сколько его задвинуть получится? Шучу, ладно. Не собираюсь я этого делать, да и кто вообще на это пойдёт, боже. Хотя, похоже, я только что нашёл хороший способ заработка. Кто-то из друзей Ковальского рассказывал же, как его батя с болгаркой пришёл на детскую площадку и что-то там отпилил, и потом так же сдал на металл? Ну вот. Дело, на самом деле, распространённое и прибыльное, просто, ну.. Все молчат об этом. Саня же тоже рассказывал, как у них в районе бомжи вечно провода ЛЭП пиздят. Теневой бизнес, так сказать.

– Да хуй знает, – вздохнул Ковальский. – Там дальше вообще трамвайный парк есть. Тоже заброшенный.

Заброшенный трамвайный парк, говоришь? На каком автобусе мы сюда ехали? Мне надо будет съездить сюда потом отдельно. С Артёмом, может, даже.. Если он захочет, конечно. Но вообще, он обещал сводить меня на ту фабрику, или что там раньше было, которая на разъезде. Я бы с Кристиной сходил, но она как стереотипный немец (ну, приколы, что они очень порядочные и правильные) не понимает, как вообще можно ходить по таким местам, и как это у нас в России за этим не следят, ужос, это же опасно. По этой же причине я не предлагаю сейчас пробраться в этот ебучий парк, про который говорит Ковальский. Хотя хочется. Я думаю, было бы и правда классно, но Кристина тот ещё паникёр, когда речь заходит о таких вещах, так что лучше не стоит.

Но одно меня волнует. Почему рельсы для поездов, а парк “трамвайный”?

– Почему парк трамвайный..

Я не договорил, но Ковальский и так меня понял. Удивительно.

– Да, я тоже не понимаю, хули происходит, – перебил меня он. – Но по-моему, я там реально видел трамваи.

Хм. Что-то странное тут творится, на этой Мичурина.

– Что? – Кристина всё не унималась. Вот вечно ей надо знать, кто и о чём говорит. Хотя это реально стрёмно – когда вокруг люди что-то там говорят, а ты ни слова не понимаешь. Я тут просто как раз недавно узнал, каково это. Когда Ковальский не знал, как выразить мысль на немецком, зато на английском всё как надо расписал. Кристина вот поняла, а я нет. До сих пор не знаю, что они там обсуждали.. Хотя при том, что это было при том самом нашем разговоре, который восьмого июня был, надо ещё решить, хочу ли я вообще знать, что Ковальский тогда сказал. Похуй, в общем. Но да, это странное ощущение. Раньше-то всё понятно было: что русские вокруг тебя, что немцы – один хуй ты их понимаешь. А тут, блять, на чаеёбском заговорили. Пиздец.

– Мы обсуждаем, почему рельсы для поездов, но в парке стоят трамваи.

Не так уж и обсуждаем, но похуй. Не будем же в подробности вдаваться? А то я как начну и не закончу.

– М-м-м, – протянула Кристина, немного подумав. – Вот вам и разница между полами.

Ну начинается. Что на этот раз?

– Что не так?

– Я бы даже думать об этом не стала. Да и не заметила, пока ты не сказал. И вообще не знала, что для трамваев и поездов разные рельсы, что за хрень.

– Да ладно, – сказал я, немного удивлённый такой тирадой. – Это же не важно.

– В какой-то мере, ладно, – согласилась Кристина. – Но нас точно не собьют здесь, да?

– Мы услышим, если вдруг сзади образуется поезд. Не переживай.

– Хорошо.

– Да ладно вам, – вдруг заговорил Ковальский, – мы всё равно уйдём с них скоро. Из-за парка путь перекрыт, мы не сможем пройти.

Но сможем пролезть. Сможем же? Мы же мамкины анархисты. А вот Кристина нет. И знаете, почему? Потому что у неё нет матери. Ха. Ладно, не смешно.

– И вообще по другой стороне улицы пойдём.

Кристина с недоуменным видом подняла голову, принюхиваясь. Видимо, запах настолько её заинтересовал, что ей даже было похер на слова Ковальского. Хотя мне тоже было интересно, почему это на улице, где кругом одни автосервисы и магазины запчастей для машин, пахнет булочками. Реально – сладкий запах выпечки. И ладно, когда так пахнет возле каких-нибудь кафе, ещё можно понять. Возле магазина, где пончики классные продают – там тоже такой запах. Но здесь, блять..? Что за срань?

– Почему тут пахнет маффинами?

О-о-ой, вы посмотрите на неё. Приехала тут. Прошаренная и современная. Маффины ей, блять. Бу-лоч-ки. Хотя в немецком.. Ой, да похер. “Выпечка”. Но какие, нахер, маффины?

– Меня тоже всегда это интересовало, – Ковальский развернулся к нам, тоже с удивлённым лицом. – Блять, тут должно пахнуть маслом и машинами, а не булочками, что за хуйня.

Так. То есть, тут вечно такой запах? И при этом булочных нигде в округе нет, да? Хотя даже если предполагать, что такой запах из-за булочной, она должна быть где-то рядом. Но я в упор ничего не вижу, и типа..? Что?

– Что он сказал?

– Что тут должно пахнуть маслом и машинами, не маффинами.

– А почему маслом?

– Ну, – я осмотрелся, подыскивая подходящие слова. – Может, потому, что тут везде автосервисы и прочая машинная хрень?

– На окраинах города всегда располагаются, м-м, такие вот технические вещи, – объяснил Ковальский. – Запах тут должен соответствующий стоять.

– Ковальский говорит, что тут должно пахнуть техникой, потому что район типа специализированный.

– Но почему тогда маффины?

Я пожал плечами.

– Мистика.

Правда непонятно. Может, Артём будет знать? Он же у нас физик дохуя. Хотя тут куда больше имеет роль его богатый жизненный опыт. Ну, он же разбирается там – в технике, в машинах, во всякой такой хуйне. И отец у него тоже товарищ прошаренный по таким темам. Может, на какой-нибудь работе там.. Узнал. Секрет. Почему в месте, где булочными.. Эм, хотел сказать “даже не пахнет”, но нетушки, не прокатит. Где булочных по сути своей быть не должно, на полулицы так явно пахнет выпечкой. И я не знаю, что более странно – это или то, что нас это так волнует всех. Ну пахнет и пахнет. Вам какое дело.

– Куда мы идём? – решил узнать я.

Вот, что уж правда важно. Я уже заебался ходить, когда мы там уже двинем на этот загадочный Академ? Ковальский обещал долгую дорогу, и что автобус будет почти полностью пустым, то есть, можно будет почти час сидеть и рассматривать пейзажики за окном. Ну и? Где? Когда?

– Сейчас, скоро дойдём до поворота, – начал инструктаж Ковальский. – Там по дворам выйдем на остановку. И будем целый час отдыхать по пути на Академ.

Е-е-е. Тряска в автобусе, потные и вонючие люди вокруг. Только этого я и ждал сегодня с самого утра, ага. Не, я просто понадеюсь, что нас не наебали и там реально будут свободные места. Мы и так сегодня слишком много ходим, если ещё и в автобусе надо будет стоять – я умру. Мне нельзя так делать.

– Скоро будем отдыхать, – перевёл я, ну так, на всякий случай. Пусть Кристина тоже порадуется. Скоро это закончится.

– Ура! – протянула Кристина. – Снова будем трястись в автобусе.

Ковальский посмеялся с её слов и тут же хмыкнул что-то там на эльфийском. Я, конечно же, ничего не понял, но и было как-то похуй уже. Вообще, судя по интонации это было что-то вроде “Говоришь так, будто это что-то плохое”, но я не могу быть абсолютно точно уверен. Но опять же – предположим, что мне не всё равно.

По очевидным признакам можно было догадаться, что тут что-то рыли недавно – вся дорога (ну, хоть какая-то) на обочине была перерыта, и сейчас выглядела, как усыпанная каким-то песком земля. Где-то даже следы шин оставались. Ну, типа спецтехника, всё такое.. Не, ну чувствуется, что пейзаж не естественный. Я, как простой деревенский парень, чую, м-м-м. Обычно это как-то более гармонично смотрится, а тут ну прям видно, что разъёбана вся земля. Фу. Прибрались бы тут хоть как-нибудь за собой. Что бы это ни значило под собой.

Строительного мусора было не так много, но Кристина всё равно умудрилась напороться на проволоку. Ладно хоть, что не порезалась, а просто запуталась – та как-то непонятно обвилась вокруг её ног и начала тащиться за Кристиной по земле. Дама аж охренела – с таким лицом остановилась, уставившись себе под ноги. Типа, это что, ебать, вообще? Ну и да, ей было немного страшно. Хотя я вот этого слегка не понял. Как будто это колючая проволока, мы на фронте, за нами погоня и это прям вопрос жизни и смерти – то, что она вдруг запуталась.