– Теперь это даже как место для ссылки воспринимать нельзя.

Да, отлично. Вот же ебучее глобальное потепление, такого места страну лишило.

– Ну, я не могу, по крайней мере.

А вот те товарищи, которым приходилось тут каторжничать, так не думали. Да, ладно, утрированный бред, да и мы сами уже отметили, что условия изменились, но как же не пошутить. Ух. Считаю день прожитым зря, если я не пошутил как-нибудь по-уебански.

Дверь нам открывал Ковальский – ну, как и подобается. Он же тип тут хозяин и все дела. Пусть встречает гостей. Это было плохо лишь с той стороны, что уебанские шуточки начнутся сразу с порога.

– Приветики, – усмехнулся Илья, и, заметив Кристину, затянул. – Уху-ху-у.

Меня хватило только на глубокий вздох. Начина-а-ается. В колхозе утро. Мда, что-то в последнее время у меня зачастили проскакивать шутки, так или иначе связанные с СССР или теми временами. Не то чтобы я был против. Но это странно. При том, что это началось после приезда наших родственничков и друзей из Германии. Ну, блин, это как-то тупо. Не буду думать об этом тоже. Хватит нам сомнительного юмора. Мы и так к Ковальскому пришли, сейчас количество тупых шуточек увеличится вдвое (вдохуя). Нечего ещё и самому их травить.

– Привет.

– Это Ковальский, – решил представить его я. Ну так, на всякий случай. Вдруг Кристина и не догадывается, что за звезда перед ней. Хотя как будто она много о нём знает. Ну, сейчас познакомятся, она ещё пожалеет, что согласилась пойти сюда. Или очень не пожалеет. Смотря как сойдутся.

– Очень приятно.

– Да-а, мне тоже, – протянул Илья, склоняя голову на бок. Ну и лицо у него было в этот момент, конечно. Мне аж страшно немного стало.

– Ты говоришь по-немецки? – Кристину же заинтересовало слегка другое.

– Я, жил в Германии два года, – хмыкнул Ковальский. – Что-то до сих пор помню.

Я не часто слышал разговоры Ковальского на немецком (всего пару раз, если подумать), и то это было давно, так что сейчас с интересом прислушался. Ну, мне просто было интересно, как у него получается. В школе он ведь на английский ходит. А мне интересно слушать, как люди пытаются выдавливать из себя что-то на нацистском. Слушать иностранцев, которые пытаются говорить с тобой на твоём языке, всегда прикольно. Я знаю, да.

– О, прикольно, – удивлённо протянула Кристина. – Я думала, Альбрехт тут один такой будет.

– Альбрехт, – Ковальский коварно на меня глянул. – Как мне нравится вот это. Альбрехт.

Да отъебись ты от меня, а. Заебали. Сейчас ещё будет издеваться надо мной. Я даже могу примерно представить, как он будет это “Альбрехт” затягивать и с каким тоном произносить. Мне это уже не нравится.

– Ладно, чего стоите в дверях. Проходите. Сейчас родниться будем.

– Что будем делать? – шёпотом спросила у меня Кристина, когда Ковальский ушёл.

– Сближаться, – объяснил я. Кристина, видимо, поняла слова “сейчас” и “будем”, но херню между ними не разобрала, потому и уточняла. Мда, вот.

Но вообще, это разве не слово для обозначения сближения с родственниками? Просто единственный человек, от которого я слышал его раньше, использовал это именно в таком ключе. Хотя я мог просто неправильно понять. Как обычно всё и происходит, мда.

– Что, куда идти? – Кристина почему-то так и говорила шёпотом. Как будто реально боялась, что её сейчас услышат, придут, найдут и отпиздят.

– Пока вон туда, – я указал на кухню, где сейчас никого не было. Просто если Ковальский реально собрался с нами разговаривать, то этим заниматься мы будем там. Ну, может, ещё кто подтянется попозже. Посмотрим. Или мы присоединимся к тусовке в зале. Чем они там заняты – эти долбоёбы малолетние. Играют в какую-то хуйню, как обычно, наверное. Ну и хрен с ними. Надо узнать, что там у Ковальского в планах. Реально родниться будем, или он так, пошутил так неудачно.

Вернувшись, Илья сразу прошёл ко мне – я ещё не садился, так что он чуть ли не вплотную ко мне прижался и, склонившись, шёпотом спросил:

– Твоя дама сердца нас понимает?

Ей-богу, как будто что-то странное может произойти. Просто у него был такой тон, будто он собирается обсуждать со мной что-то очень стрёмное. Ну будет Кристина понимать, о чём речь идёт. И что дальше? Хотя это смотря что он со мной обсуждать собрался. Потому что кое-какие слова “моя дама сердца” может разобрать. А остальное как-то интуитивно учуять. Не знаю, как она это делает, но да.

– Местами.

– Буду говорить сложно тогда, – решил Ковальский. – Наш один общий знакомый ничего тебе не писал в последнее время?

Я испугался из-за его слов о сложном, так что на время сам как будто отключился, не воспринимая его слова. Потом медленно начало доходить. “Тот самый” наш общий знакомый? А что с ним? Что такое вот пристальное внимание к его персоне. Случилось что-то, да? Опять?

– Он вообще планирует приходить?

– Ты вообще его звал?

Или это так, лишь бы надо мной поиздеваться? Я просто уже не могу нормально его поведение воспринимать.

– Звал. Ещё бы он в интернет выходил хоть иногда.

Ой, да? А я думал, это он из-за меня так гасится. Ну, я просто иногда проверяю с ноутбука, когда он в последний раз заходил на свою страницу, и судя по тому, как редко он появляется в сети, он очень занят целыми днями. Иногда даже сутками. Потому что вот, например, на той своей странице, про которую я знаю и к которой у меня есть доступ, он был два дня назад в последний раз. Не знаю, что там на остальных аккаунтах, но вот, похоже, и там ситуация не лучше. Хм-хм-хм.. Опять что-то намечается, да? Надо будет попросить Артёма не выпиливаться. Мда, прям вот подойду к нему при встрече и скажу: “Артём, не выпиливайся”. Отличный план.

– Ну, может, перестанет предаваться унынию и прочитает хоть какой-нибудь диаложек.

Так, товарищ майор. Можно вот без этого, пожалуйста? Я же сейчас переволнуюсь. Прямо сейчас пойду проверять, как он там. А ты пока с Кристиной побудешь. Посидите тут, породнитесь. Думаю, оба останетесь довольны.

По тому, с каким лицом Ковальский отходил от меня, я понял, что да, он издевается надо мной. Ну и славно. Но всё равно надо будет узнать у Артёма, как у него дела. В целом, это даже будет смотреться нормально, учитывая, в какой пиздец сейчас катилось наше общение. Просто если бы не херня с контактом, я бы не особо волновался. Хотя откуда мне знать, может, Ковальский просто приукрашивает. Чтобы попугать меня. И Артём сегодня не сможет появится, вот Ковальский и решил нагнать немного чернухи, чтобы я поволновался и побесился. Эх, пидр Ковальский. Я понимаю, что ты нам сюжет типа двигаешь, делаешь всё более ярче и все дела (ну, по крайней мере, такие персонажи обычно для того и вводятся), но давай заканчивай уже. Бесит, ну правда. Артём придёт, да? Просто позже или типа того. Или он уже здесь, просто ныкается где-то там. С Ритой, ага. Но не сидит дома, грустный.

**

Кристина отлично спелась с Дашей, которая пришла вскоре после нас. По крайней мере, они так воодушевлённо разговаривали. Особенно хорошо общение у них пошло, когда зашла речь про гомоеблю и опыт с девушками. Они действительно начали обсуждать, как противно выглядят женские половые органы, я аж охуел. Ковальский тоже сидел со слегка ошалевшим ебалом. Типа, “Чё, ебать”. Твоя девушка, которая до тебя по бабам гуляла, вдруг расписывает, как ей не нравятся вагины, ух, бля. Хотя, может, я чего-то не понимаю, и это не всегда взаимосвязано? Но это реально всрато смотрится: сидят две девушки, у обоих был гомосексуальный опыт, и обе: “Женщины такие противные, ужас, особенно без волос”. В рот ебал. Это как тот мемчик, где два чувака сначала говорят что-то, потом смотрят друг на друга и начинают сосаться. Вот так и здесь. Уже даже пошутить об этом успели. Что если Даша и Кристина нам с Ковальским сейчас изменят друг с другом, то мы ну просто обязаны тоже им изменить. Тоже друг с другом, несложно догадаться, да? Думаю, до такой хуйни не дойдёт. И надеюсь.

Но я всё равно на всякий случай проверял, чем они там втроём на кухне заняты. Сам я вышел на балкон, проветриться слегка, да и что-то дурно мне стало от всех этих разговор. Я просто с непривычки обсуждать вагины, ну, вы понимаете, да. И ладно бы, мне просто слушать приходилось, но переводить это всё – это уже выше моих сил. Ну и да, будем откровенными, я тоже не в восторге от этих частей в женских телах. Так сказать, солидарен с Кристиной и с Дахой. Ковальский против всех. Сидел, охуевал с нас. “Да вы чё-ё-ё, как можно..”. Не хочу дальше вспоминать. Там мерзкое слово. Ещё противнее чем то, что оно под собой подразумевает. Писечка, блять, а-а-а. Уменьшительно-ласкательная форма делает объект обсуждения в десять раз противнее. Блять, трясёт, нахуй.