На этаже, как и во всём остальном подъезде, наверное, стояли большие страшные металлические двери, делившие, собственно, этаж на три части. За каждой было по две квартиры, ну, в общем-то, всё как обычно. Хотя эти штуки такое ощущение диковатое создают. Хотя, безусловно, удобные и полезные. Я щитаю, да.

Мать так и не появлялась, так что я решил написать ей.

Открой дверь. Я на лестничной площадке

Буду надеяться, она скоро увидит это, и что в моей комнате более-менее нормально. Ну, хотя бы кровать заправлена – хочу поваляться и погрустить слегка. А потом возьмусь за распаковку вещей и уборку. Книги и всякие мелочи надо в шкафу составить, как были, на стены приклеить всё нужное, таблетки найти.. И поесть нормально, куда же без этого-то блять, ну. В зажор сейчас уйду из-за нервов, располнею и стану толстым уёбищем.

Нет, нельзя так делать – и так проблем со здоровьем хватает, и добавлять себе ещё проблем – такой себе план. Лучше будет, наоборот, заняться собой. Это обычно хорошо так помогает отвлечься от всякого ненужного дерьма в голове.. Аха-ха.

Мать обычно была не очень предусмотрительной женщиной, если речь шла не о готовке или каких-то хитрых многоходовочках. Сейчас, например, она вполне могла открыть обе двери ещё после звонка в домофон, но нет, зачем? Я так же забуду, что у моего сына нет ключей и что дверные звонки не подписаны, да-да.. Но ничего, он же умный. Он же напишет мне по телефону и минут пять будет ждать, как аутист, стоя на лестничной площадке.

Когда послышался скрежет ключа в замке, я убрал телефон в карман и повернулся в сторону. Дверь, на которой, по моим предположениям, должен был быть номер “142”, открылась, и из квартиры показалась родительница. Она тут же отперла и металлическую дверь, и немного её приоткрыла.

– Привет, – хмыкнул я, и тут же осёкся – с матерью нельзя говорить по-русски. Не, можно, конечно, но она это не любит.

– Так и знала, что не нужно тебя туда отправлять, – закрывая за мной обе двери, проворчала она. – Совсем родной язык забыл.

– Не забыл, – осматриваясь, успокоил её я. Правда было непривычно после трёх недель в окружении исключительно русскоговорящих, но я думал, что быстро отвыкну. Да и мать, на самом деле, шутила. Ей совершенно без разницы. Ну, ничего нового.

В коридоре ничего не было, за исключением подставки для обуви и вешалки, пока ещё пустой. Справа, уже в самом углу, лежала какая-то приличных размеров коробка, но пока я не стал даже разбираться, что это, хотя бы потому, что это очевидно – явно или стол какой-нибудь, или комод. Я, правда, не понимаю, чё происходит.. Но похуй, потом об этом. Сейчас надо было разуться, пойти, вымыть руки, да и ноги, наверное, тоже не помешает помыть, переодеться..

Бисквит выбежал из комнаты матери и, заметив меня, громко и затяжно мяукнул.

– И что это? – спросил у него я. Потом мне показалось, что разговаривать по-русски с нашим котом как-то глупо, ещё чуть позже я понял, что это вообще уёбищно – разговаривать с животными, и уж тем более думать о том, на каком языке это делать. Пиздец. Он же даже не понимает, что происходит. В смысле, ему же плевать, что меня не было три недели? Он и не заметил, наверное, хотя уж мог бы, пидр неблагодарный – кто кормит его по утрам, пока мать спит, м? Уёбище, блять.

Я долго провозился со шнуровкой ботинок – обычно это всегда занимало много времени, даже при том, что я уже наловчился. Мать же успела за это время сходить на кухню, откуда раздавалось шипение масла, что-то там поделать, вернуться сюда, и сейчас со скрещёнными на груди руками стояла у стены, опираясь на неё. Мне это не сильно нравилось – было похоже, что от меня что-то хотят, но пока не говорят по каким-то причинам. Это что-то стрёмное? В любом случае, я надеюсь это не что-то, для чего мне придётся выходить из дома. А то я сейчас разуюсь, расслаблюсь, и тут опять надо будет куда-то идти. Я не люблю выходить наружу больше, чем один раз в день. Это, как бы сказать, тяжело для меня, но мать об этом не знает. Ну, как бы, и не должна – свои заёбы, как любой порядочный человек, я обычно держу при себе, более того, с ними никто не должен и не обязан мириться, не только моя мать. Реальный мир, добро пожаловать. Тут всем поебать на твой комфорт и что ты там хочешь. Будешь делать, что надо и что говорят.

– Что-то случилось? – спросил я, наконец расправившись со вторым ботинком. Долгожданная свобода.

– Всю мебель пришлось оставить для жильцов.

Я смотрел на мать, так что видел, что она не издевается и не шутит. Хотя она никогда не шутит, и зачем ей сейчас это делать? Ещё и с такими вещами.

– Но уже привезли новую, – тут же добавила она, указывая на ту коробку в углу, – правда, не собрали.

А, ну класс. Я даже знаю, что это означает – что не поваляюсь я сейчас, да и в ближайшее время тоже. Прекрасно.

– Мне было немного неудобно приводить сюда кого-то, когда тут нет тебя.

Тут было не без оснований – мать женщина не обделённая, почему постоянно возникали ситуации, когда кому-нибудь требовалось поподкатывать к ней. А она такое не любит. Хотя такие вещи в принципе мало кому понравится, мне кажется. А тут ещё добавляется то, что мать побаивается слегка, ну, и из-за этого не любит водить домой людей, если тут нет меня. Просто обычно когда выясняется, что женщина с прицепом, желание приставать к ней в большинстве случаев пропадает, да и при ребёнке как-то неповадно таким заниматься. А если даже и тогда смельчаки находятся, то приходится выбивать. Ура, насилие.

– Так что, – было видно, что матери немного неудобно. – Соберёшь всё?

Ну, как будто у меня выбор есть.

– Хорошо.

Убрав ботинки в сторону, я пошёл в ванную. По пути заглянул в кухню – как я и предвидел, это оказалась относительно большая, хорошо обустроенная комната. Чисто чтобы убедиться, да и надо саму квартиру осмотреть. Типа, что и где тут находится, хотя тут особо не заблудишься, но всё равно. Дверь, которая напротив входной двери, я так понимаю, в мою комнату? Но смысла туда идти нет, я правильно понимаю? Если там кроме дохуищи коробок ничего не будет. Хотя мне стоит узнать, какого цвета там стены и пол. Будет смешно, если там что-то невыносимое или ненормальное для парня (хотя есть ли смысл переживать из-за такого..?), и придётся ещё ремонт делать. Хотя как будто переклеить обои – такое уж пиздец сложное дело. В том нашем доме я делал это чуть ли не каждые три-четыре года. Всякий раз, когда матери казалось, что “Это уже не так радует глаза”. А при том, что там некоторые комнаты по площади были чуть ли не со всю эту квартиру. Ещё и по высоте больше раза в полтора. Будет не трудно поменять обои в комнатке, ну, сколько там может быть.. Не важно. Это явно меньше, чем какой-нибудь коридор в том нашем доме, так что без разницы. Да и наводить порядок в своей комнате всегда приятно.

Обои в комнате оказались бордовыми с золотым, и я даже хихикнул про себя – я уже встречался с ними. В том самом нашем коридоре как-то были такие. Вот ирония, да? Но и ладно. Мне всегда нравился красный и близкие к нему цвета, а тут ещё и золотой. К тому же, походило на то, что обои меняли недавно – судя по их отличному состоянию. Вообще же отлично. Вечером, с плохим освещением тут должно быть чертовски уютно, я думаю? Мать же привезла мои светильники? Уже не могу дождаться, когда смогу расставить тут всё и разложить все свои вещи. О, да. Перекладывать и расставлять вещи.. Конечно, расположить всё, как было в той моей комнате, у меня не получится – ввиду отсутствия места – но всё равно, уже сейчас, у себя в голове, я всё рассчитал и мысленно расставил по комнате. Это было глупо немного, при том, что я даже не знал, что именно мне нужно будет расставлять, но коробок шесть, и.. Пара из них совсем небольшие. Мда, я могу даже сказать, что это, и что в некоторых остальных. Хотя чего гадать – мать всё подписала. Она любит это дело – всё подписывать, да и писать вообще. Пожалуй, ещё одно её увлечение. Круто, наверное, иметь что-то такое, что ты делаешь, и у тебя прямо душа радуется. Мне не понять, конечно.