– Блин, как так можно? – Артём, видимо, решил отвлечься. – Ты же вообще ничего о нём не знаешь.

– И что?

– Пиздец, – протянул он. – Я бы доебался. Типа, “Бля, мать, мне уже сколько там, расскажи хоть что-нибудь”. Как-никак, половина меня.

Он что, не знает, сколько мне лет?

– И что она мне скажет? “Трахнул меня и съебался”. “Пёс старый”.

– Да ну. Там наверняка история получше.

– Она бы рассказала, если бы хотела. Она не рассказывает. Не буду же я лезть.

– Хочешь, я спрошу?

– Ты больной?

– Ну а что.

Действительно. Это же так нормально – спрашивать у матерей-одиночек своих друзей, что с их мужиками произошло. Каждый день так делаю. Прихожу к ним домой и спрашиваю, о-о-о. Это так прикольно.

– Можно ты с меня слезешь?

– Зачем, – выждав немного, спросил я. Не то чтобы мне вот прям срочно надо было издеваться над ним, но душа требовала. Да-да, агрюсь, как баба тупая, но ничего не могу с собой поделать. Скоро оправлюсь и перестану. К тому же, раньше я никогда ему мозги не ебал, хотя, видимо, стоило. Может, он тогда сейчас хоть нормально себя вёл из-за страха. А то совсем разжирел.

– Блять, Арсений.

– Если бы ты хотел, ты бы вылез.

А то строит из себя жертву тут, очень мило, Артём, прям пиздец.

– Ну да, – с иронией протянул он, и попытался встать, но я весь напрягся, не давая ему этого сделать. Потом, конечно, я дал ему уйти почти сразу же – пока он не распсиховался в конец. Хотя что-то мне подсказывало, что вряд ли бы он это сделал, но да ладно. Не будем доводить человека почём зря. Это сейчас он вину передо мной чувствует (и, вообще-то, плохо, что я этим пользуюсь), а потом ка-ак перестанет. Или ему ка-ак надоест, что ему затирают всякую дичь, а потом наживаются на этом. И он ка-ак опять сотворит какую-нибудь херню адовую. Вот тогда уже не Артём грустить будет, ага.

Повалявшись ещё немного, я решил, что тоже пора уже вставать – школку никто не отменял, да и надо уже входить в жизнь понемногу. Просыпаться ото сна.

“Поднимайся, чтобы выжить, в высь, где вечность небо слышит”

Ковальский меня заразил своим увлечением всякими такими песенками. Хотя ничего реально плохого в этом нет. Это русский, хотя бы, а не какая-нибудь хуйня, так что своих сектантских законов я не нарушаю.

Артёма в комнате сейчас не было, а значило это одно – можно порыться в его вещах. Да, что ещё делать, когда ты в чьей-то комнате один? И когда тут на столе столько всего лежит. Видимо, вещи из больницы? Хотя что за глупости – кто и что ему туда мог увезти? Отец ведь.. Нет, ну стоп. Его батя вполне мог что-то ему отвезти. Он ведь вернулся с вахты, он был тут. Мда, интересно, каково это – когда тебе звонят, и говорят, что твой сын выпилился. Хуёво, наверное? Кто бы знал. Что-то я вчера не догадался спросить про реакцию его отца на это, ну да и ладно. Будет ещё возможность, хах.

Было даже непривычно немного видеть такой бардак в комнате у Артёма. Я всё жаловался, что тут слишком пусто, но вот такое меня явно не устраивает. Хочу, чтобы стало, как раньше. Но так хоть можно узнать, чем он там занимался. Физикой, я вижу. И порисульками. Соседи по палате его там не задрочили, интересно? Я бы так и сделал. Если бы мог, мда.

Только я взял в руки блокнот с рисунками, как из коридора послышался голос Артёма.

– Что делаем?

Он специально выкрикнул это резко и быстро, чтобы напугать меня. Надо признать, у него хорошо получилось – у меня чуть сердце не остановилось от таких шуток. Отложив блокнот обратно на стол, я отошёл назад и посмотрел на Артёма – он стоял в коридоре, выглядывая из-за стены. Даже смешно немного. И криповато.

– Ты разве не ушёл?

– Куда? – Артём, наконец, решил перестать кривляться и прошёл сюда.

– Собак выгуливать, например.

– Отец забрал их с собой, так что я временно свободен от всех этих прелестей жизни.

Господи.. Я об этом даже не подумал. Даже не заметил отсутствия животных дома. Пиздец, Арсений.

– Так, значит.. – начиная перекладывать бумаги на столе, протянул Артём. – Только я за порог, а мы уже в моих вещах роемся, да?

Он шутил и издевался, так что даже смысла говорить ему что-либо не было. Я и не собирался, впрочем, и так.

– Просто интересно. Что можно делать три недели в больнице. Весело было?

– Да пиздец. Все случайные фразы сводятся к шуткам про самоубийство и вся палата так выразительно косится на тебя. Смешно им, блять.

А ты там не смеялся, что ли? Смешно же. Шутки про суицид же. Они всегда смешные.

– Не, весело, конечно, – хмыкнул Артём. – Не только надо мной издевались, по крайней мере.

Ох уж эти больницы. Вернее, палаты, где лежат подростки пятнадцати-семнадцати лет, и всё им кажется смешным. Просто аха-ха-ха. Суицид? Ожоги третьей степени на половине тела? Переломанные конечности? Аха-ха-ха. С м е ш н н о.

– Но курить там – это пиздец. Помнишь, ты летом говорил, типа, видел, как два парня из туалета входили?

– Ну.

– Я, кажется, их понял. Во-первых, однорукие не очень хорошо могут справляться с ширинками, почему им нужна помощь других людей.

Бля, фу. Интересно тогда, каково этим самым другим людям – когда к ним обращаются с такими вопросами, и потом ходить постоянно с ними. Соседи по палате ещё ржут постоянно, небось. Ну и блять, ну там же не обходится простым “расстегнуть ширинку”? Или я что-то не так понимаю? Хотя одной рукой, в целом, ещё можно управиться.. Ай, ладно. Это не моё дело.

– Во-вторых, они могли курить там. Ну, типа, не ждать же, пока один покурит, потом второй. Заходите всей группой..

М-м-м.. И как начинаете там курить, да? Дым аж из всех щелей валит потом.

– Это очень странно звучит, – осознал Артём, и даже отвернулся, немного покраснев. Это так мило выглядело.. Но да ладно.

*

– Пойдём ко мне?

Я хотел спросить, не слишком ли часто мы общаемся, но потом подумал, что это немного глупо. Ну, во-первых, мы не виделись дохуя времени, а во-вторых, не я ли вчера изнылся весь, как пиздец? А тут, значит, мне кажется, что мы много общаемся. Ты такой умный, Арсений, просто пиздец.

– Ладно. Я только домой схожу.

Мать просила зайти в магаз, купить разных штук и потом помочь ей с делами всякими. Как я могу отказать?

– Нет.

– Это не вопрос был, – оповестил его я. – Мне надо домой.

Артём так на меня смотрел, как будто я его бросил сейчас, причём очень жестоко, чем реально его задел. В смысле, предположим, что Артём реально очень сильно меня любил, и я ему сейчас просто в сердце плюнул, блять. Пиздец, он совсем там, что ли, головой поехал?

– И надолго?

– Нет.

Пиздец, блять. Что это вообще? Как будто он умрёт там без меня, ну вот правда.

– В каких числах твой отец приедет?

– В районе шестого марта.

Ну и хули ты так на меня смотришь тогда? Не, ладно, если бы его дома злой батя поджидал – я бы понял, типа, Артём надеется, что моё присутствие спасёт его от родственника. Но если его отец не там, то что за херня-то? Что-то странное происходит.

**

– Ебать.

Он уже обкромсаться успел, ну вы только посмотрите. Я всего-то отлучился на три с половиной часика, а тут уже такие изменения.

– Это не смешно вот ни разу.

– Просто внезапно, – проходя в квартиру, хмыкнул я. – Суток не прошло, а тут уже раз, и всё.

– Я сильно страшный теперь? – на секунду обернувшись к зеркалу у себя за спиной, спросил Артём.

– Ну..

– Под пиво зайдёт, да?

Ты когда-нибудь научишься не перебивать, м?

– Да нормально всё.

Кажется, кто-то стрижётся не в парикмахерских, а у кого-то из знакомых. Ну, или типа того. Или говорит парикмахеру, как конкретно надо оставить.

– Лучше, чем у многих. А то как обычно всё бывает – вот нормальный парень, красивый, всё, а потом бац, подстрижётся, и всё, пиздец.

– М, Арсений оценивает людей на внешность? – я не видел лица Артёма, так как разувался, но, кажется, он усмехался. Ну да, что ещё ему делать. Смешно же.